Проделки на Кавказе

Таких фигур на Кавказе того времени было немало. Именно поэтому и оставили без внимания царские ищейки главного героя романа. И не увидели реального человека, который стоял за фигурой Александра Пустогородова. А этот человек был далеко не заурядной личностью.

Но для того, чтобы разглядеть его лицо, узнать его имя, нам сначала надо выяснить, кто же стоял за псевдо­нимом Е. Хамар-Дабанов? Кто был тем отчаянно смелым человеком, который не побоялся сказать правду о поряд­ках, царивших в России того времени?

За мужским псевдонимом стояла женщина.

Биографические данные о ней крайне скудные. Екате­рина Петровна Лачинова (1813—1896) родилась в семье богача, царского камергера Шелашникова. Получила бле­стящее воспитание. Была рано выдана замуж за генерала Н. Е. Лачинова, который в 1836 году был переведен в Кав­казский отдельный корпус. Вместе с мужем на Кавказ от­правилась и Екатерина Петровна.

Что мы можем добавить к этим коротким строкам ее биографии?

Очень немногое. Прежде всего — напомнить, что жила она в необычное время. Первая половина девятнадцатого века была наполнена незаурядными событиями. Хотя бы два из них —разгром русскими войсками наполеоновской армии и восстание декабристов — могли бы сами по себе составить целую эпоху, взорвать прежнее, заскорузлое ми­ровоззрение людей и заставить их задуматься о судьбах России.

Екатерина Петровна воспитывалась в роскоши. Но она сумела духовно порвать с миром благополучных, преуспе­вающих людей и перейти в лагерь передовой демократиче­ской интеллигенции. В то время это было не редкость, если вспомнить биографии декабристов: князей, графов, баро­нов, генералов, богачей, для которых, в конце концов, лю­бовь к Родине, боль за ее судьбу оказались выше материальных благ.

Ее глубоко взволновали события 1825 года, которые она переосмыслила позже, уже взрослой женщиной, рас­суждая о судьбе Евдокима Емельяновича Лачинова, брата мужа.

В двух номерах «Кавказского сборника» Е. Е. Лачинов напечатал свою «Исповедь», в которой, к сожалению, ни слова не писал о своем революционном прошлом, а опи­сывал участие в боях на Кавказе. Для нас важны не так его воспоминания, как биографическая справка о нем, по­мещенная в первом томе «Кавказского сборника». В ней, в частности, говорится, что «за участие в декабрьских сму­тах 1825 года Лачинов Е. Е. был разжалован в рядовые и назначен на службу в войска Кавказского корпуса; участ­вовал в войнах персидской, турецкой и в экспедициях про­тив кавказских горцев с 1826 по 1833 годы. В турецкую кампанию 1829 года был произведен в прапорщики, а в 1833 году уволен в отставку»1. Е. П. Лачинова встречалась с ним, подолгу беседовала и, как считает Е. Вейденбаум, первоначально задумала роман именно о нем, о его судьбе.

Вот как она описывает своего героя: «Достигнув возра­ста юноши, Александр обращал на себя общее внимание стройностью, красотою, живостью, богатыми дарованиями ума. Служба, как говорится, ему везла и предвещала бли­стательный карьер, как вдруг молодец попался, был предан суду и разжалован в рядовые без выслуги с лишением чи­нов и дворянства, не знаю за что, потому что я принял за правило редко верить рассказам разжалованных».

Но такова судьба и ее деверя, который не только вдох­новил автора на написание книги, но и сыграл немалую роль в создании самого романа. «Судя по содержанию кни­ги, нельзя допустить, чтобы Е. П. Лачинова могла напи­сать ее без сотрудничества или помощи лица, хорошо зна­комого как с мелочными подробностями военных действий на Кавказской линии, так и с составом ставропольского военного общества»,— писал Е. Вейденбаум2.

Советский литературовед и писатель А. Титов пришел к выводу, что за личностью главного героя действительно стоит декабрист. Но не Е. Е. Лачинов, а более значитель­ная фигура.

1      Кавказский сборник. Том 1. Тифлис, 1876; том 2. Тифлис, 1877.

2      Вейденбаум Е. Кавказские этюды, с. 319—320.

А. Титов обратил внимание на письмо Е. П. Лачиновой шефу жандармов А. Ф. Орлову, которое она отправила в август 1844 года.

«Любезный граф!

Когда во время моего последнего пребывания в Петер­бурге, в нынешнем мае, я узнала о запрещении моего со­чинения, озаглавленного «Проделки на Кавказе», я была далека от мысли, что навлеку на себя неудовольствие его величества... Опыт прошлого доказал, что именно литера­тура прославила царствования Екатерины II и Людовика XIV. Я слышу со всех сторон о том, что современной рус­ской литературы не существует. И именно это, граф, за­ставило меня взяться за перо— без тщеславия, но испол­нившись патриотизма и национальной гордости. Мое первое сочинение было запрещено. Если оно не понрави­лось его величеству, умоляю Вас повергнуть к его стопам выражения моей глубокой скорби и исходатайствовать для меня его высочайшее прощение, чтобы его величество удо­стоило принять во внимание вдохновлявшие меня чувства, а не пристрастные толкования, которые ему могут быть представлены и содержать точку зрения, целиком чуждую моим мыслям.

Граф Строганов, которого я упросила удостоить меня разговором, высказал подозрение, что я была руководима в этом сочинении кем-то, враждебным к правительству. Я Вас уверяю, любезный граф, что никто не участвовал в моем труде, и если я частично использовала ежедневные беседы, которые имела со многими нашими кавказскими офицерами, или даже черкесами, и несколько заметок об экспедициях, данных мне двумя офицерами, один из коих позднее погиб на дуэли, а другой как храбрец на поле боя, то все-таки никто из них не участвовал моем труде... Все, что я могу еще добавить, это что я руководилась чувством личной мести, выводя некоторые характеры, списанные с натуры, но эти персонажи столь малочисленны и столь незначительны, что, конечно, они не могли привлечь к себе внимания»1.

А. Титов отметил, что это письмо, по существу, пред­ставляет собою хорошо продуманную защитительную речь, которой Е. П. Лачинова, осознавшая, конечно, всю опас­ность своего положения, пыталась вывести из-под удара не только себя, но и своего деверя, декабриста Е. Е. Лачино­ва, к тому времени «прощенного» и переселившегося с Кавказа в тамбовское имение.

1 Цит, по журн.: Русская литература, 1959, № 3, с, 133—138

Итак, Е, П. Лачинова вполне определенно ссылается в своем письме шефу жандармов А. Ф. Орлову на двух офи­церов, которые любезно предоставили ей свои записки для работы над повестью.

Кто же эти офицеры?

А. Титов убедительно доказывает, что это М. Ю. Лер­монтов и А. А. Бестужев.

В том, что Е. П. Лачинова использовала некоторые ма­териалы великого поэта, нас убеждает сама книга, кото­рая сохранила на своих страницах всю бытовую обстанов­ку «Героя нашего времени».. В той части книги, где описываются события на Кавказской линии, изображена такая же небольшая крепость, как и в «Герое нашего вре­мени», где Печорин служит под начальством Максим Максимыча. Так же, как лермонтовский герой, Александр Пу­стогородов принимает у себя своего «Казбича» (Али-Карсиса), который, конечно же, готовит похищение черкесской княжны.

Различаем мы мотивы «Героя нашего времени» и в опи­сании Ставрополя, гостиницы Найтаки и, конечно, в обри­совке пятигорского водяного общества.

Е. П. Лачинова не смущается близостью мотивов этих книг. Больше того, она смело вводит в свой роман лер­монтовский персонаж — Грушницкого, как бы узаконивая этим свое подражание Лермонтову.

Вообще, создается впечатление, что Е. П. Лачинова на­рочно старалась подчеркнуть свое подражание Лермон­тову. Зачем ей это было нужно?

Возможно, затем, чтобы обвести цензуру, отвлечь ее внимание от главного героя, сделать его похожим на од­ного из лермонтовских офицеров. И вообще, представить роман как подражание Лермонтову.