Проделки на Кавказе

Ни в одной из книг, написанных в эту эпоху, так от­крыто не обличались произвол и продажность царской ад­министрации, бездарность генералов, невежественность и развращенность офицерства.

К этому времени уже вышли книги А. А. Бестужева- Марлинского, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, в кото­рых были нарисованы картины Кавказской войны. Но эти книги не были памфлетами, направленными против цариз­ма. Мы знаем их как прекрасные художественные произ­ведения, которые воспевали природу Кавказа, показывали горские обычаи, пересказывали горские легенды, раскры­вали человеческие характеры.

Книга «Проделки на Кавказе», несомненно, уступает названным книгам в художественном отношении. Здесь нет прекрасных, лирических страниц описания кавказской при­роды, далеко не так ярко раскрываются характеры людей, значительно меньше говорится об обычаях горцев, их обра­зе быта. Да и по языку книга Е. Хамар-Дабанова уступает книгам классиков русской литературы.

Но это понятно. Ведь автор ставил перед собой совсем другую задачу, а именно: рассказать правду о том, что он видел своими глазами или узнал от очевидцев событий. Создать не художественное произведение, а скорее — поли­тический памфлет.

Сегодняшняя наука указывает, что Кавказская война 1817—1864 годов, решавшая задачу присоединения земель, отделявших от России Грузию и Азербайджан, которые уже приняли русское подданство, завершилась фактом присоединения к России всего Кавказа, что имело прогрессивное значение: народы Кавказа были избавлены от порабощения отсталыми восточными деспотиями (Иран и Турция), сближение с русским народом способствовало их социально-

экономическому, политическому и культурному развитию, включению в совместную революционную борьбу против царизма.

В то же время Кавказская война по своему характеру была колониальной войной царизма против горцев Северного Кавказа — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Царское правительство старалось оправдать свою колониальную политику на Кавказе тем, что оно несет народам Кавказа просвещение, покровительство и защиту. Е. Хамар-Дабанов устами главного героя Александра Пустогородова разоблачает лживость и лицемерие правительственной политики.

«...Оставляя черкесов спокойно владеть собственностью, управляться своими обычаями, поклоняться богу по своей вере —словом, уважая быт и права горских народов, мы берем их под свое покровительство и защиту: такова благодетельная цель правительства; но она встречает многие препятствия в исполнении. Первое из этих препятствий —различие веры, нравов и понятий; мы не понимаем этих людей, и они нас не понимают в самых лучших намерениях наших. Второе —при всех добрых намерениях, мы здесь должны нередко доверять ближайшее влияние на них таким людям, которые думают только о своем обогащении,

грабят их, ссорят, подкупают руку сына против отца, жены против мужа...»

Другой «благодетельной» целью колониальной политики царизма был постулат правительства о том, что Россия несет культуру темным, невежественным народам. Министр народного просвещения С. С. Уваров (с которым мы уже встречались в начале статьи) рекомендовал деятелям просвещения не скупиться на темные краски При описании отсталости «инородцев». И официальная печать распространяла о горцах самые нелепые слухи.

Классики русской литературы развенчивали эти слухи, создавая прекрасные, незабываемые образы горцев (Аммалат-бек А. А. Бестужева-Марлинского; Казбич, Бэла, Мцыри М. Ю. Лермонтова). Но автор «Проделок на Кавказе» идет дальше. Он открыто восхищается не отдельными личностями, а целым народом: «Воля ваша, я люблю их дикую честность! Возьмите черкеса, разберите его как человека — что это за семьянин! Как набожен! Он не знает отступни­чества, несмотря на тяжкие обряды своей веры. Как он трезв, целомудрен, скромен в своих потребностях и жела­ниях, как верен в дружбе, как почтителен к духовенству, к старикам, к родителям! О храбрости нечего и говорить— она слишком известна. Как слепо он повинуется обрядам старины, заменяющим у них законы! Когда же дело обще­ственное призовет его к ополчению, с какою готовностью покидает он все, забывает вражду, личности, даже месть и кровомщение!

Черкесов укоряют в невежестве; но взгляните на их са­доводство, ремесла, особенно в тех местах, где наша об­разованность не накладывала просвещенной руки своей, и вы согласитесь со мною, что они не такие звери, какими привыкли мы их почитать».

Это было счастьем русского народа того времени, что в его среде находились смелые люди, которые, подобно ав­тору разбираемой книги, раскрывали читателям глаза на истинную суть событий.

На Кавказе царизм вел жестокую войну с горцами, и русский человек не побоялся смело сказать об этом, бро­сить гневные слова обличительной правды в лицо само­державия. В книге есть примеры того, как по указанию царских генералов, желавших не славы России, нет! — а новых чинов и наград, предпринимались ненужные походы в уже замиренные аулы, лишь бы донести в Петербург о новой «грандиозной победе».

Ни в одной из книг, ранее или позднее написанных в эпоху царизма, вы не встретите столько примеров жесто­кости со стороны царских генералов.

«Два казака подъехали; один, корча горца, мастерски передразнивал звуки черкесского языка; другой, искусно коверкая русский язык, представлял переводчика.

— Здорово, Алим! Откуда явился? — спросил Алек­сандр, улыбаясь. Казак поклонился по черкесскому обы­чаю, пробормотав какие-то черкесоподобные звуки.

Мнимый толмач перевел их так:

— Алим сказал — из немецкого окопа.

...Александр, смеясь, заметил брату вполголоса:

— Какие шельмы! Ко всему приложат; в Прочном Окопе все немцы, как и по всему нашему флангу.— Потом обратился опять к переводчику: — Ну, а генерал-то здоров? Доволен ли нашим сегодняшним делом?

Толмач передал слова капитана Алиму; последний про­бормотал что-то. Переводчик сообщил это следующим об­разом:

— ...Алим говорит, генерал очень сердис на капитан, сказал — фу, черт! До сорок тел убитых черкес и башка не привозил; что бы велел казак голова руби и притрочить к седло; да еще черкес пятнадцать ранен; взял в плен, на кой черт их? Голова долой и мне прислал!»

Непосвященный человек вряд ли что-нибудь поймет из этого диалога. Но современники, особенно причастные к Кавказской войне, понимали, что речь тут идет о страш­ном обычае, который завел начальник правого фланга Кав­казской линии генерал Г. X. Засс (он был из немцев, от­того и название «немецкий окоп»). Он приказывал каза­кам отрезать у убитых черкесов головы и затем, как писал С. Голубов в книге «А. А. Бестужев-Марлинский»1, отсылал их в Берлинскую академию наук для исследований.

Осуждая колониальную политику царизма, автор, это видно из многих примеров, оправдывает героическую борь­бу горцев за свою независимость.

Сегодня читатель знает и то, что борьба эта велась под лозунгами газавата—«священной войны» мусульман про­тив «неверных», то есть имела и свою оборотную сторону: сопровождалась разжиганием непримиримой религиозной и национальной вражды, была объективно направлена на сохранение обветшавших устоев феодализма.

Стоит ли упрекать Е. Хамар-Дабанова за то, что он не разглядел этого?

Автор «Проделок на Кавказе» увидел в жизни к изо­бразил в романе другое, в том числе «храброго и честного кабардинца» Пшемафа, верой и правдой служащего Рос­сии, потому что русские для него «более чем родные» и не делают различия между ним и собою; увидел русского офи­цера Пустогородова, любовно воспитывающего двух пре­данных ему горских детей. Нет, не Россия — против горских народов, но русские и горцы — против политики царизма, против бесчеловечности: вот мысль автора.

Нельзя требовать от Е. Хамар-Дабанова такого же взгляда на описываемые им события Кавказской войны, каким владеет читатель полтора века спустя. Книга откры­вала глаза современникам на актуальные тогда вопросы. Например, о том, почему же эта война длится так долго.