Страница 9 из 14
Аркадий Петрович ещё немного побарабанил и кивнул на толстенную историю Лизы.
– Я понимаю. Муж у неё богатый парень. На исследования не жидились. Но я не нашёл там самого элементарного. Семейного анамнеза.
– Есть там семейный анамнез. Всё чисто. Никто ничем не болел.
– Вот это меня и смущает. Такая краткость и чистейшая прозрачность. Ребята, мы были в палате у Лизы вместе. Теперь вы не против, если я поговорю с ней наедине?
Начмед и заведующая обсервацией синхронно кивнули. Святогорский вышел.
– Что это с ним? Не балагурил. Не читал нам лекций с историческими экскурсами?
– Неправильно поставлен вопрос, моя возлюбленная супруга. Если так себя ведёт Аркадий Петрович, надо спрашивать: «что с Лизой?» Ох, чует моя мошонка…
Родин получил от возлюбленной супруги чувствительный тычок в плечо.
Святогорский вошёл в палату без стука. Лиза лежала на кровати, в палате царила полутьма. На тумбочке у Лизы был стакан кофе. Она слабо улыбалась.
– Вы уже были у меня сегодня, да? С другими докторами.
– Да, Лиза.
Анестезиолог внимательно смотрел на неё.
– А муж и папа только что ушли. У Лёшки – очень важные встречи. Серьёзный проект. Я сама его вытолкала. У нас будет ребёнок. А ребёнку нужна обеспеченная жизнь.
– Папа почему ушёл?
– Я попросила его принести мне лавандовое мыло. Когда я чую запах лаванды – мне становится легче. Мы с папой в детстве часто…
– И как часто вы чуете запах лаванды?
– Постоянно, – улыбнулась Лиза. – Я пользуюсь только лавандовым мылом. … Вы считаете, что я сумасшедшая?
– С чего вы взяли?
– Невропатологи уже спрашивали меня об обонятельных галлюцинациях. У меня болит голова. Это не значит, что я безумна.
Лиза чуть надулась.
– Лиза, я не говорил, что вы – безумны. … Вы позволите мне подождать вашего отца? Я хочу с ним поговорить.
– Разумеется, – ответила Лиза. – Присаживайтесь.
Святогорский сел на диванчик, стоявший у противоположной стены «блатной» палаты. Некоторое время они молчали.
– Лиза, сейчас у вас болит голова?
– Да… Простите, не запомнила как вас зовут.
– Аркадий Петрович. Это вы меня простите, что не представился. Я врач-анестезиолог.
– Я уже не помню, когда у меня не болела голова. Просто сейчас она болит чуть меньше. Так всегда бывает, когда папа рядом. Не знаю почему.
– На сколько баллов сейчас боль? По десятибалльной шкале?
Лиза снова улыбнулась.
– На семь, Аркадий Петрович. И это огромное облегчение. Потому что вот уже тридцать две недели она почти всё время болит на десять из десяти.
– Почему же ваш отец не постоянно с вами, если его присутствие облегчает боль?
– Аркадий Петрович, он молодой активный мужчина…
– Он должен быть примерно моего возраста, Лиза.
– Да. Но он очень хорошо сохранился. У нас такая генетика. Большая удача. Он молодой активный мужчина, а я – взрослая женщина. Я не могу отвлекать его от жизни двадцать четыре часа в сутки. Я не эгоистка. Когда он может – он приходит. Мне достаточно.
– Резонно. Вы умная женщина, Лиза.
– Мне пришлось стать умной и взрослой. Моя мать погибла в автокатастрофе двадцать лет назад.
– Понятна ваша привязанность к отцу.
Они снова недолго помолчали.
– И ваш отец, молодой и активный мужчина с хорошей генетикой, так и не женился?
– Нет. Он очень любил маму.
Лиза внимательно посмотрела на Святогорского.
– Вы же понимаете, что иногда бывает такая любовь, что…
– Да-да, кажется я понимаю. Но что-то долго ваш папа ходит за мылом. Тут буквально за углом есть огромный лабаз косметики.
В этот момент в дверь палаты просунулась молоденькая акушерка и громко зашептала:
– Аркадий Петрович, вас срочно вызывают в ОРИТ.
Святогорский поднялся.
– Простите, Лиза. Неотложные врачебные дела. Я постараюсь побыстрее. Когда ваш отец придёт – попросите его меня дождаться. Это важно.
Он уже, было, двинулся к двери. Но развернулся и подошёл к Лизе. Взял её за руку. Затем потрогал лоб.
– Лиза, скажите, у вас бывает чувство жжения и чувство холода одномоментно?
Лиза кивнула.
– Да. Я не знала как это сформулировать. А до вас меня никто из врачей об этом не спрашивал. Я действительно часто горю и леденею в одно и то же время. И температура при этом…
– Нормальная. Да. Спасибо, Лиза. Передайте вашему батюшке, чтобы непременно меня дождался!
Святогорский вышел из палаты.
Ничего такого срочного в ОРИТ не было и Святогорский после отправился прямиком к Родину.
– Ну что там?
– Если ты имеешь в виду отделение реанимации и интенсивной терапии – там всё нормально. Новенькая анестезистка перестраховывается.
– Фуф! – Облегчённо выдохнул Родин. – С этой Лизой тоже вроде как тьфу-тьфу-тьфу. Нормализовалась. К ней снова заходил её папаша, и ей полегчало. Оксана распорядилась ввести трамадол внутривенно.
Аркадий Петрович внимательно посмотрел на Родина. И даже слегка кривовато усмехнулся.
– До задницы тут ваш трамадол. Лизе необходимо замедлить церебральный кровоток и метаболизм тканей. Надо сильно затормозить постсинаптические мембраны нейронов головного мозга. Надо перевести «электрику» высшей нервной деятельности в экономный режим. Потому что у нашей Лизы там сейчас не светильник разума, а факел крекингового производства, нес па?
Родин смотрел на Святогорского с непониманием.
– Танька Мальцева и Сёма Панин уже бы догадались. Рано вас с Оксанкой на должности поставили. Рано.
Святогорскому в этом роддоме и в этой больнице давно можно было всё. Тем более сказать такое Родину.
– Ей нужна медицинская кома. Ты или принимаешь решение – или ты не принимаешь решения, Сергей Станиславович. Ты – начмед. В структуре нашей многопрофильной больницы – ты фактически главный врач родильного дома. У тебя есть два пути. Первый: выписать Лизу. Акушерской патологии нет. Плод себя чувствует относительно хорошо. Второй: попытаться её спасти, введя в искусственную кому. В истории родов мы можем записать, что делали нейролептанальгезию.
– Да от чего её нужно спасать?!
– От себя, Родин. От себя.
– Диагноз! Скажи мне диагноз!
– Я не уверен.
– Ты, значит, не уверен, а я – принимай решения!
– Пусть решение примет муж. Возьми у него согласие на медицинскую кому. Лизу вы, разумеется, тут же прокесарите.
– Да что я в эти чёртовы бумажки напишу?! – Воскликнул Родин, швырнув на стол Лизину историю родов.
– Серёжа. Есть бумажки – и они всё стерпят. А есть человек. И он может вытерпеть далеко не всё. Ты заботишься о правильности документации или ты спасаешь человека? Ты почему во врачи в итоге пошёл?
Родин смотрел на Святогорского с беспомощной детской растерянностью. Аркадий Петрович махнул рукой.
– Где её муж? Я сам с ним поговорю.
– Обещал вернуться вечером. Где-то здесь крутится её отец. Бери у него согласие, если всё так срочно. Хотя я, признаться, ни черта не понимаю!
Святогорский покачал головой, одарил Родина очень говорящим взглядом, который бы на раз считали Мальцева и Панин. И вышел из кабинета.
Он шёл по коридору обсервации к палате Лизы. И ему пришлось перейти на бег. Потому что раздались страшные вопли и к её палате понёсся персонал, обтекая шарахающихся перепуганных беременных и родильниц. Его верный анестезиологический чемодан был с ним. В палате уже были Оксана Анатольевна и Анастасия Евгеньевна. Они пытались успокоить Лизу – но куда там. Тут нужен был дюжий санитар или…
– Натрия оксибутират, – сказал Аркадий Петрович, вводя препарат.
И Лиза успокоилась «на игле».
Затем он смешал свой фирменный коктейль для комбинированной длительной внутривенной анестезии, ввёл его Лизе, отдавая распоряжение Оксане Анатольевне: