Страница 15 из 115
То же самое нужно сказать о других нациях, прошедших стадию феодализма и развивших у себя капитализм.
Итак, общность экономической жизни, экономическая связанность, как одна из характерных особенностей нации.
Но и это не все. Кроме всего сказанного, нужно принять во внимание особенности духовного облика людей, объединенных в нацию. Нации отличаются друг от друга не только по условиям их жизни, но и по духовному облику, выражающемуся в особенностях национальной культуры. Если говорящие на одном языке Англия, Северная Америка и Ирландия составляют тем не менее три различные нации, то в этом не малую роль играет тот своеобразный психический склад, который выработался у них из поколения в поколение в результате неодинаковых условий существования.
Конечно, сам по себе психический склад, или, как это называют иначе, «национальный характер», является для наблюдателя чем-то неуловимым, но поскольку он выражается в своеобразии культуры, общей нации, он уловим и не может быть игнорирован.
Нечего говорить, что «национальный характер» не есть нечто раз навсегда данное, а изменяется вместе с условиями жизни; но поскольку он существует в каждый данный момент, – он накладывает на физиономию нации свою печать.
Итак общность психического склада, сказывающаяся в общности культуры, как одна из характерных черт нации.
Таким образом мы исчерпали все признаки нации.
Нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни, психического склада, проявляющегося в общности культуры.
При этом само собой понятно, что нация, как и всякое историческое явление, подлежит закону изменения, имеет свою историю, начало и конец.
Необходимо подчеркнуть, что ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации. Более того, – достаточно отсутствие хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией.
Можно представить людей с общим – национальным характером и все-таки нельзя сказать, что они составляют одну нацию, если они экономически разобщены, живут на разных территориях, говорят на разных языках. Таковы, например, русские, галицийские, американские, грузинские, горские евреи, не составляющие, по нашему мнению, единой нации.
Можно представить людей с общностью территории и экономической жизни, и все-таки они не составят одной нации без общности языка и «национального характера». Таковы, например, немцы и латыши в Прибалтийском крае.
Наконец, норвежцы и датчане говорят на одном языке, но они не составляют одной нации в силу отсутствия других признаков.
Только наличность всех признаков, взятых вместе, дает нам нацию.
Может показаться, что «национальный характер» является не одним из признаков, а единственно существенным признаком нации, причем все остальные признаки составляют, собственно, условия развития нации, а не ее признаки. На такой точке зрения стоят, например, известные в Австрии с.-д. теоретики национального вопроса Р. Шпрингер и, особенно, О. Бауэр.
Рассмотрим их теорию нации.
По Шпрингеру: «нация – это союз одинаково-мыслящих и одинаково говорящих людей». Это «культурная общность группы современных людей, не связанная с землей»[9] (курсив наш).
Итак, союз одинаково мыслящих и говорящих людей, как бы они ни были разбросаны друг от друга, где бы они ни жили.
Бауэр идет еще дальше.
«Что такое нация, – спрашивает он, – есть ли это общность языка, которая объединяет людей в нацию? Но англичане и ирландцы… говорят на одном языке, не представляя собой, однако, единого народа; евреи вовсе не имеют общего языка и составляют тем не менее нацию»[10].
Так что же такое нация?
«Нация – это относительная общность характера»[11].
Но что такое характер в данном случае – национальный характер?
Национальный характер – это «сумма признаков, отличающих людей одной от людей другой национальности, комплекс физических и духовных качеств, который отличает одну нацию от другой»[12].
Бауэр, конечно, знает, что национальный характер не падает с неба, и потому он прибавляет:
«характер людей ничем иным не определяется как их судьбой», что «нация есть не что иное, как общность судьбы», в свою очередь определяемая «условиями, в которых люди производят средства к своей жизни и распределяют продукты своего труда»[13].
Таким образом мы пришли к наиболее «полному», как выражается Бауэр, определению нации.
«Нация – это вся совокупность людей, связанных в общность характера на почве общности судьбы»[14].
Итак, общность национального характера на почве общности судьбы, взятая вне обязательной связи с общностью территории, языка и экономической жизни.
Но что же остается в таком случае от нации? О какой национальной общности может быть речь у людей, экономически разобщенных друг от друга, живущих на разных территориях и из поколения в поколение говорящих на разных языках?
Бауэр говорит об евреях, как о нации, хотя и «вовсе не имеют они общего языка»[15]: но о какой «общности судьбы» и национальной связанности может быть речь, например, у грузинских, дагестанских, русских и американских евреев, совершенно оторванных друг от друга, живущих на разных территориях и говорящих на разных языках?
Упомянутые евреи, без сомнения, живут общей экономической жизнью с грузинами, дагестанцами, русскими, американцами, в общей с ними культурной атмосфере; это не может не накладывать на их национальный характер своей печати; если что и осталось у них общего, так это религия, общее происхождение и некоторые остатки национального характера. Все это несомненно. Но как можно серьезно говорить, что окостенелые религиозные обряды и выветривающиеся психологические остатки влияют на «судьбу» упомянутых евреев сильнее, чем окружающая их живая, социально-экономическая и культурная среда? А ведь только при таком предположении можно говорить об евреях вообще, как об единой нации.
Чем же отличается тогда нация Бауэра от мистического и самодовлеющего «национального духа» спиритуалистов?
Бауэр проводит непроходимую грань между «отличительной чертой» нации (национальный характер) и «условиями» их жизни, отрывая их друг от друга. Но что такое национальный характер, как не отражение условий жизни, как не сгусток впечатлений, полученных от окружающей среды? Как можно ограничиваться одним лишь национальным характером, обособляя и отрывая его от породившей его почвы?
Затем, чем собственно отличалась английская нация от северо-американской в конце XVIII и в начале XIX века, когда Северная Америка называлась еще «Новой Англией»?
Уже, конечно, не национальным характером: ибо северо-американцы были выходцами из Англии, они взяли с собой в Америку, кроме английского языка, еще английский национальный характер и, конечно, не могли его так быстро утратить, хотя под влиянием новых условий у них, должно быть, вырабатывался свой особый характер. И, все-таки, несмотря на бóльшую или меньшую общность характера, они уже составляли тогда особую от Англии нацию. Очевидно, «Новая Англия», как нация, отличалась тогда от Англии, как нации, не особым национальным характером, или не только национальным характером, сколько особой от Англии средой, условиями жизни.
Таким образом, ясно, что в действительности не существует никакого единственно отличительного признака нации. Существует только сумма признаков, из которых при сопоставлении наций выделяется более рельефно то один признак (национальный характер), то другой (язык), то третий (территория, экономические условия). Нация представляет сочетание всех признаков, взятых вместе.
9
См. «Национальные проблемы», Р. Шпрингера, стр. 43, изд. Общ. П., 1909 г.
10
См. «Национальный вопрос и социал-демократия», О. Бауэр, изд. «Серп», 1909 г., стр. 1 – 2.
11
См. там же, стр. 6.
12
См. там же, стр. 3.
13
См. там же, стр. 24 – 25.
14
См. «Национальный вопрос и социал-демократия», О. Бауэр, изд. «Серп», 1909 г., стр. 139.
15
См. там же, стр. 2.