Хуторянин

— Девственница?!

Знахарка насмешливо помотала головой.

— Нет, но здоровая и лучше из тех, которых хочется отодрать… Зато хранить фиал можно десятки лет. Нужна только темнота.

Больше травница в деревню не приезжала…

В глубь Дальнего Леса Дедал заезжал редко, обычно на день пути. На одной из знакомых полянок, в одном из десятка оговоренных заранее тайников забирал снадобья, оставлял мешочки с монетами. Раз пятнадцать отвозил в маленькую сторожку людей. Там же, ясным летним днём пришпилил арбалетным болтом к почерневшей бревенчатой стене любопытного соседушку. А нечего по чужим захоронкам лазить, да сдуру с вооруженным боевым арбалетом охотником в «кто скорее» играть. А запрет на боевые арбалеты, он для дурных землероек. Хороший охотник лук-однодеревку лишь для виду таскает. Это игрушка только на птицу и кроликов годится. В лесном схроне у серьезного добытчика по тяжелому зверю всегда боевой арбалет найдется, а то и пара. Бил навскидку, но с умом. Тяжёлая железка практически отрубила придурку правую руку. Пришлось перетягивать его верёвкой-опояской. Это был единственный раз когда вместе с нежданно увеличившейся посылкой оставил письмо с уверением полнейшей безопасности.

Вернувшись с охоты, Дедал ночь отдохнул, а днем, после завтрака, навестил вдову. Мелочь ейную из избы выгнал, уселся по-хозяйски на самую широкую лавку и бросил к ногам обмершей от дурных предчувствий бабы мужнин сапог. Легкий тычок и баба, раззявившая для горестного крика рот, лишь беззвучно дергает грудью, пытаясь втянуть внезапно затвердевший воздух. Дедал зло смотрел на жадную, тупую курицу, угробившую собственного мужа. Он то только нажал на спуск хорошо отлаженного орудия смерти. Направил его на вора-подглядчика и привычно вдавил скобу.

Эта тупая грязная скотина полгода кормилась с его рук вместе со спиногрызами и мужем-неумехой, деревенским посмешищем. Зимой эта придумка показалась Дедалу хорошей. Курица сама не летает, а баба без надзору не живет, да еще и на сносях, не дело, когда хозяйство неделями без мужского пригляда на плечиках четырнадцатилетней девчонки. Старшенького просить, что козла в огород пускать без привязи, итак норовит каждый чужой медяк сосчитать.

Он тогда также, только с охоты пришел. Обмылся, кружечку пива пригубил, отдохнул… Сейчас бы… да что с бабы толку, когда пузо на самый нос лезет. Вздохнул и пошел до недавно заглянувшей в старую усадьбу травницы, поспрошать, что нужно да мясца свежего отнести, Лизка потом, как разделает, сбегает — договорятся, но свежак — дело такое. Там и встретил эту суку стоялую, все лыталась, на бедность травнице жалилась, детишек просила в долг полечить. А чем отдавать, коль в хлеву окромя голодной коровы даже сена нет… Хитрая бабка увидела охотника, захлопотала, забегала. Мясо с поклоном приняла, деньги деньгами, а внимание лестно. Подмигнула смутившейся бабе, да захлопотала на кухне, свежатина ждать не будет. Дедал и чухнуть не успел, как уже сидел в полной тёплой воды невысокой но огромной, сам мастерил, кадушке, а соседка хлопотала вокруг ласково да нежно натирая его усталое тело мягкой тряпичной мочалкой, да старательно прижималась демонстрируя свои голые прелести. «Отстрелявшись», там же, в мойне и обговорил все.

Сосед на чужом дворе появлялся лишь в отсутствие хозяина, баба тоже не сверкала лишнего, основные обязательства в отличие от дополнительных выполняла тишком в «опробованной» уже мойне. Трудилась старательно, с огоньком. Дедал не раз ловил ее, ждущий чего-то взгляд, но новизна свежей бабы давно прошла, жена благополучно разродилась пацанчиком. Супруга дурой не было, да и не скрывался Дедал от домашних особо. Сразу после родов сунулась в мужнину постель, но мимо. Дедал в городе понаслушался что да как. Поревела, поскандалила, огребла вожжами на конюшне, дождавшись очередного приезда травницы пожалилась… и заткнулась. Хитрая, много пожившая, старуха быстро образумила и напомнила, что мужа умная баба домом да лаской держит.

— Так, значится, решила, сука стоялая.

Едва отдышавшаяся баба упала на колени и зажав ладонями рот, со страхом, уставилась на мужика.

— Вечером в усадьбе жду… на конюшню, поговорим, как ты дальше жить будешь…

Пришла, хватило мозгов. Послушно разделась, улеглась. Вожжами отходил от души, отлил холодной водой, поставил на колени и принялся вдалбливать то, что напридумывал за день.

Через неделю мужики, что рубили лес на новой делянке, нашли у маленького ручейка разбросанные мелкие кости, да разодранные волками сапоги. Дело житейское, кому какая судьба лишь Богине ведомо, но ей угодно милосердие, не простит, коль пропадет семья без кормильца. Обычно таких бедолаг, если нет близких родственников, решением деревенского общества отдавали «под пригляд» справным хозяевам до вступления старшего мальчика в семье в возраст мужчины. Желающих поиметь на халяву какое никакое хозяйство и бесплатных батраков в придачу хватало, особенно если еще и земелька имеется, а мальчишечка и помереть случайно может. Со старостой сладили. Соседка на колеях выползала-выплакала, да и не захотел старый паук с охотником и молодой знахаркой ссориться, предпочел откуп зерном в закрома. Старшенький увеличению арендного надела на тех же условиях только обрадовался. Жена против вечной батрачки-рабыни-наложницы возражать не посмела. Знать ничего не знала, но бабьим своим умом поняла, что той даже младшей женой стать не светит, так грелка постельная за еду да скупую ласку. А гнать или замуж отдавать теряя землю, дурных нема.

А мужичонка пошёл впрок. Его хватило всего на три порции. Зато каких! Теперь это были серебряные флаконы с темным тягучим эликсиром. Если бы Дедал мог заглянуть в будущее узнал бы, что за всю жизнь продал всего пятнадцать таких флаконов. Ещё пару припрятал в счёт своей доли, но так и не успел ни использовать, ни продать. Потому и не узнал, почему купец не пискнув платил за них впятеро. По сто пятьдесят золотых заплатил высокопочтенный Зиггер за каждый, а на старом заброшенном кладбище появилась коммунальная могила на четверых. Очень уж много любопытных на белом свете, жаль, что не все они подходили по возрастным категориям… От щедрот Травницы и Дедалу перепало столько, что на свою долю он мог бы скупить всю родную деревню вместе с толстым гнусливым старостой. Вот только герцогскому серву жизнь перемен не обещала и деньги были целы, пока о них не знали приспешники Владетеля.

А следующий год полыхнул великим набегом. Родная деревушка, милостью Богини, оказалась в стороне, но половина засеянных полей вытоптали лошади степняков. Жизнь понеслась испуганной кобылицей.

Драка с кочевниками за огромный полон.

Захват новых земель.

Великая Война.

Образование коронного Хуторского края вобравшего, кроме новых земель, изрядный кусок приграничья ранее входящего в герцогство Эрньи.

Дедал повзрослел, поумнел, заматерел. Добытое мясо и шкуры в послевоенные годы резко скакнуло в цене. Вот только охотиться стало сложнее — у земли появился жадный и хитрый хозяин. Неприметный, даже кочевники в Великий Набег прошли мимо городишки, что мнил себя столицей приграничного Края. А после войны Рейнск стал столицей нового, куда большего и, главное, королевского края. Но приехавший из центральных областей высокопочтенный Литар, купец и простолюдин, что по родству и знатности герцогу д'Эрньи и в подметки не годился, зажал приграничную вольницу ежовыми рукавицами. Как грибы росли хутора и деревни на новых землях.

Королевский указ объявил разрешил многоженство, дал право сервам носить любое боевое оружие ближнего боя. Дедал рванул в Рейнск. Очень хотелось бежать прямо в канцелярию, но взращенная в последние годы осторожность направила ноги к высокопочтенному Зиггеру. Шёл от него куда медленнее и не в канцелярию, а в знакомый трактир, где всегда ждала комната и неплохая жрачка. Без изысков, но как и раньше за спасибо. Впрочем Дедал не забывал отдариваться. Там он и засел раскинув настороженные сети, словно паук в долговременной засаде.