Хуторянин

Гретта.24.04.3003 год от Явления Богини. Хутор Овечий. Вечер

Очнулась от дикой сухости во рту. Точно, сонный отвар. Отходняк после зловредного травяного зелья даже она, крестьянка-хуторянка в первом поколении узнаёт. Прислушавшись к тусклым от головной боли ощущениям поняла, что лежит животом на широкой скамье прикрытая сверху широкой простыней. Такие Зита только для хозяйской постели покупала. Попыталась встать и чуть не взвыла от боли пронзившей затёкшее от долгой неподвижности тело. Какое-то время время лежала сцепив от боли зубы пережидая пока жгучие мурашки корёжат её тушку. Наконец смогла медленно и осторожно повернуть и даже слегка приподнять голову. Большего не дали руки, крепко примотанные к ножкам скамьи широкими полосами кожи. Подёргалась, чувствуя как проходит онемение, оживает тело. Но вместе с чувствительностью навалилась боль. Болело все, но справа, чуть ниже поясницы, просто горело огнем. Попыталась закричать, но лишь невнятно захрипела пересохшим горлом. На глаза навернулись слёзу от незаслуженной обиды и бессилия, но послышались легкие шаги и в сухие губы ткнулся влажный кончик толстой соломинки. Тело само потянуло воздух и в рот через соломинку хлынуло вино. В этот раз сильно разбавленное, но травяная горечь и солоноватый вкус просто били по мозгам. Хотела выплюнуть отраву, но не смогла, обезвоженному измученному болью организму требовалась жидкость. Не испугалась. У безмозглой тушки, состоящей из простейших рефлексов настоящего страха нет, а потихоньку просыпающаяся где-то в глубине Гретта вспомнила, что травить её некому. Жадно высосала не меньше кружки и без сил обмякла на жестком ложе с наслаждением чувствуя, как постепенно уходит боль. Удовольствие оказалось столь велико, что Гретта не сразу услышала сердитый голосок Рины.

— …та!

— Тише пигалица, — губы пока двигались с трудом, но выговорила.

— Услышала, слава Богине, — голосок девчонки прозвучал нарочито сердито, но Гретта легко различила нешуточное облегчение, — вы, мамки, с ума по одной сходите, а не разом, ладно? А то тебя два дня нет, маму Лизу хозяин вчера утром выпорол. Сам. Не сильно, но она совсем плохая стала. Сидит в коровнике, на всех ругается. Шадди с Маликом ревут, кругами вокруг нее бегают, а она их в упор не видит. Меня мама Зита на кухню засунула, к хозяину больше не пускает. И тоже не в себе. Крутится и в доме, и на огороде. Розгу из рук не выпускает.

А загон уже почти закончили, там сейчас только старшие мужчины. Их стерегут собаки, да хозяин вокруг по лесу бродит. Девки его боятся, говорят, он и вовсе чуть ли не зверем стал… страшный. Глянет, сердце так и мрёт… Но я его не боюсь… вроде… днем…

— Стой, балаболка, стой. Вода для питья есть?

— Ой, есть, конечно, но… — девчонка замялась, — хозяин велел тебя только этим поить.

— Велел, давай, — Гретта даже обрадовалась, разбавленное холодное вино из знакомой фляжки утоляло жажду куда лучше простой воды, а солоноватый привкус больше не раздражал, вроде как, притерпелась. Высосав еще кружку заставила себя остановиться. Если девчонка ее не отвязала, значит ей запретили, поэтому стоит потерпеть. Во избежание сюрпризов. Неотложные дела, она сделала ещё когда одна ждала экзекуции. На всякий случай. Григ ещё будучи сотником ополченцев любил поиздеваться. Особо упрямых провинившихся шлюх он голышом связывал валетом так, что их головы оказывались зажаты между бёдер друг у друга сажал в тесную яму и держал так, пока природа не брала верх над терпением.

— Мама Гретта, хозяин разрешил тебе руки от лавки отвязать и просто впереди связать. Я сделаю?

Старательная возня Рина с ремнями тянулась бесконечно долго и Гретта едва выдержала, но теперь она могла двигаться, изгибаться, ей даже удалось слегка приподняться на локтях. Вредная девчонка не дала ощупать низ спины, но и там боль начала понемногу стихать и теперь женщина наслаждалась покоем. Недолго. Пока её внимание не привлекли тяжёлые вздохи. Рина закончила возиться с простынями и теперь с видом глубоко и незаслуженно обиженного ребёнка медленно сматывала с талии длинный и узкий плетеный поясок.

— Кашку пересолила или в постели доигралась? — Гретта ехидно прищурилась.

— В постели. На двадцать ударов наговорила.

— Трещала, небось, как сорока.

— Угу, — Рина стала совсем несчастной, — а раньше ничего, хозяин только морщился иногда. Девки правду говорили, совсем злой стал. Тебя с мамой Лизой сам наказал, а надо мной, какой день крысеныш изгаляется.

— Бьет сильно?

— Пакостливо. Все поддернуть норовить, кожу порвать. С розгами здорово приноровился, у девчонок на спины смотреть страшно. А теперь еще и лапает по-всякому.

— И тебя?

— Угу. И смеется, гад. Раз, говорит, папахен свою сеструху драл, значит и он свою оприходует. Как только Чужак наиграется..

«Мальчик-то совсем плохой. Надо Зите сказать, пусть приструнит, не дай Богиня, Ринка сболтнет хозяину. Девки ладно, отоврётся недопёсок. Мелочь, по сути. А вот за Ринку хозяин придурка точно оскопит.

И Ринку стоило бы поучить. Пока не поймет идиотка малолетняя, что постельная наука с раздвинутых ног только начинается.»

— С Шейном пусть мама Зита разберется. А ты язычок побереги. Папаша твой по молодости слишком говорливой шлюхе пообещал болталку укоротить.

— И?

— Не вняла дура. Вырезал, зажарил и сожрать заставил.

Глядя как разом заткнулась и побледнела племянница, Гретта уверилась, что не зря сгустила краски. Та идиотка обделалась, едва Григ, ухватив ее за язык, потянулся за ножом. Повезло, пьяный в дымину вояка побрезговал, даже пинать не стал вонючее тело, обратно в трактир попёрся. Злой жутко. Когда он через пару дней проспался и решил все же закончить с девкой, Гретта уже её сплавила знакомому купчику. Знала, балуется мужчинка подобным товаром.

Вернулась племяшка довольно скоро. Губка закушена, на глазах слезы, руки по платью бегают. Но перекинуться хоть словом не успели. Резко открылась входная дверь и, чуть наклонившись, вошел Алекс. Мазнул взглядом по застывшей девчонке:

— Пошла вон.

Не обращая больше внимания на бегом кинувшуюся в двери малолетку, подошел к Гретте. Сбросил простыню. Рабыня напряглась в ожидании боли, но ощутила лишь осторожные, ласкающие, движения пальцев на спине. Потом ноздрей коснулся едва уловимый запах свежего сливочного масла и сразу исчезло давление ремней.

— Подъем, краса-девица.

Встала. Чуть качнулась на слегка ослабших ногах. Правую ягодицу слегка саднило, кожу на ней неприятно тянуло и любое движение ноги отзывалось слабой ноющей болью. Очень хотелось ощупать, а лучше осмотреть непонятную болячку, но не посмела ощутив всем телом внимательный, ощупывающий взгляд. Его скольжение воспринималось почти как реальное касание. Внезапно от непонятного смущения загорели щеки. Странно, Гретта далеко не в первый раз стояла голяком перед взрослым мужиком, но сейчас краска залила лицо и медленно переползала на шею…

— Хороша…

Щёки вспыхнули с новой силой.

— Твое?

На лавку со стуком легли два кинжала. Закусив губу Гретта осторожно кивнула едва сдерживая возникшие ниоткуда слезы. Она чуть не взвыла и вовсе не от боли. Да она сразу же забыла про все телесные болячки. Ведь это были ее кинжалы. Те самые, с которыми женщина практически не расставалась, пока в Рейнске ими не завладел Григ.

Аренг. Пятнадцать лет назад

Узкий средней длины кинжал был с Греттой почти с самого начала, с того самого пронзительного момента, когда она огрызнулась смертью на очередную устроенную жизнью подляну… Им почти добровольно поделился марривиец который вместе с дружком, таким же как и он дезертиром, мародерил по тихому в разграбленных, сожженных деревнях и мимоходом попытался трахнуть случайно подвернувшуюся девку.

Нет, именно этого убила не Гретта, куда такие страсти перепуганной малолетке. Мужика прирезала Старая карга. Сначала в развалинах соседнего двора насадила на вовремя подвернувшуюся под руку тупую ржавую железку его подельника, а уж потом и этого почикала трофейным ножиком-режиком. Мужчинка как раз тужился самца изобразить. Старуху-то он заметил, но с вцепившейся в него мёртвой хваткой Греттой ничего не успел.