Хуторянин

Пора уносить ноги. Ещё и это дерьмо за собой тащить… но пока мы с ним союзники. Ничего, путь домой долог, а в степи места много.»

Тяжело вздохнув, повел плечами. Запал прошел, Джиль плюнул постаравшись попасть в харю глотавшему воздух купцу и резко развернувшись шагнул к успевшей вновь подняться на колени девке. Пинком вздернул ее на ноги и погнал впереди себя к далекой стоянке каравана. Возле кустов, откуда он выскочил всего пять минут назад, широко раскинув руки и ноги валялся на спине один из наёмников. Вернее та куча кровавого мяса, что от него осталась. Мужик словил то, что предназначалось Джилю и до усеру его перепугало. Удар тяжелой головы и передних лап смел оторопевшего от страха вояку, подкинул лишая опоры и с маху впечатал в землю, придавил всей массой волкодава. Зверюга просто прыгнула, но её задние лапы разорвали бедолаге прикрытый лишь тонкой одеждой живот, вывернув наружу все внутренности.

Мимоходом, походя, убившая мужика бестия во весь опор неслась сквозь поредевший лес…

35/04-07/05/3003 года от Явления Богини. Хутор Овечий

Ариса с трудом выпрямилась. Ноги изрядно затекли. Все же целый день на коленях, да на четвереньках тяжеловато даже в шестнадцать лет. Но иначе шкуры хорошо не выделать, а их оказалось много… К противному запаху давно притерпелась, знакомая работа сложностей не таила и отвращения у деревенской девчонки не вызывала. В обработке шкур особых секретов нет, но и в центре хутора возиться с ними не будешь, уж больно вонючее занятие. У Дедала и вовсе со шкурами обычно возились на дальних пастбищах, прямо возле кошар.

Обидно, конечно, больше седмицы на новом месте, а кроме хмурой мамы Лизы и угрюмого Рэя почти никого и не видела. Зато нашлось время для мыслей.

Ещё в первый же день Ариса удивилась и даже слегка про себя посмеялась над глупостью хозяина хутора. Самый тупой крестьянин на Речном хуторе знал, что закладывать столько парного мяса в ледник посреди лета полнейшая глупость. Даже хорошо просоленный лед растает, а мясо, все одно, стухнет. Десять-пятнадцать дней и оно сгодится только свиньям. Делясь своими соображениями с мамой Лизой, Ариса вовсе не стремилась поразить неплохо встретившую ее родственницу, своей сообразительностью. Просто ошеломленную совершенно неожиданной заботой в первый день, девушку перепугала непонятная жестокость ее странного хозяина. Да и у мамы Лизы в его адрес срывались порой ещё те словечки. Вот и попыталась столь замысловато выразить старшей родственнице свое сочувствие, пострадали-то обе и вроде как не за что.

Даже сегодня Ариса вздрагивала вспоминая как ее тогда ожег теткин взгляд. Мама Лиза не ударила, но глянула так, что девушка отшатнулась готовая провалиться под землю. Потом все завертелось словно листва в ветреный день поздней осенью.

Началось в тот же вечер когда после работы Лиза загнала ее в большую комнату с огромными деревянными бадьями и острейшим ножом быстро срезала грязнущие остатки её когда-то длинных волос. Помертвевшая от тоскливого ожидания боли и унижений, Ариса чуть не захлебнулась когда тетка вылила на нее большое ведро теплой воды.

— Мойся, — в живот больно врезался большой кусок серого мыла, — чтоб через час скрипела как кожа на новых сапогах.

Лиза ткнула пальцем в ближайшую бадью и вышла. Этот час Ариса блаженствовала, когда в дверях появился Шейн, она уже чуть не протерла свою шкуру до дыр и извела пол куска мыла. Пацан глумливо улыбаясь выволок ее из бадьи. Сопротивляться не было ни сил, ни смысла и она послушно опустилась на колени широко расставив ноги. Через пару минут возбужденно сопящий пацан зажал её щиколотки между двух отёсанных обрезков брёвна с вырезами и, связав спереди руки протащил конец верёвки между раздвинутыми ногами и засунул в вырез по центру верхней колодки. Ариса молча и привычно подчинялась. Оболтусы тоже любили насиловать в таких же колодках и она давным-давно усвоила, что крики и сопротивление лишь усилит боль и доставит мучителям больше удовольствия. Крысёныш изо всех сил натягивая веревку заставил её опуститься плечами на пол и тянул до тех пор, пока связанные кисти не коснулись деревяшки…

— Тебя кто сюда звал, обмылок, — разъярённый голос мамы Лизы больше напоминал шипение донельзя обозлённой кошки.

— Хозяин приказал эту шлюху в колодки, а ты ей помывку устрои…

Бамс!

Попавшаяся бабе под руку шайка снесла недопёска с ног и она уже тянулась за следующей, когда шустро перебиравший коленями Шейн быстро выскочил во вторую дверь. Оставив в покое несчастную бадейку, мама Лиза не спеша подошла к раскоряченной в нелепой беспомощной позе девке. Столь же медленно и молча обошла. Остановилась и глядя прямо в перепуганные глаза выдохнула:

— Мдя-с

Вырвавшееся словечко было не её, хозяйское, но нравилось маме Лизе ужасно.

— Постарался, крысёныш… только и осталось, что кляп засунуть.

Неожиданно для себя Ариса разревелась в голос и сквозь едва сумела провыть:

— Не надо.

На большее сил не хватило, но мама Лиза только махнула рукой и как-то бесшабашно выдала:

— Ори, дерг с тобой. Я вон уже наоралась пока невестушка, чтоб ей ни дна, ни покрышки, об мою задницу розги мочалила… Опять неделю на животе спать.

Потом Ариса… орала. С подвывание, до хрипоты, пока три малолетки два часа старательно, маленькими железными щипчиками, выщипывали все волосы, волосинки и волосики которые только смогли углядеть на её теле. Ладно хоть голову пощадили. Экзекуция завершилась водопадом холодной воды и ласковым холодком лечебной мази на особо пострадавших местах, после чего боязливо косящийся на маму Лизу Шейн несколькими короткими точными ударами заклепал на ее шее ярко начищенный узкий медный рабский ошейник. Перед уходом, уже далеко заполночь, мама Лиза освободила Арисе руки и долго смотрела как та гнется с крутится разгоняя кровь по занемевшему телу.

— Хорош, руки сюда давай. Не приведи Богиня, Гретка нагрянет, обеим небо в овчинку покажется. Она сейчас в фаворе, сучка. Хозяйскую постель греет только в путь. Шлюха хоть и не молодая да опытная, куда Ринке до неё. Ходит глазами зыркает. Хуже Чужака, право слово. Смотри при ней не вякни, чего лишнего, я за тебя свою задницу больше подставлять не буду. Итак вся извертелась словно веретено в сапоге.

…Вместо ее грязного рванья утром Ариса надела новое глухое платье на ладонь выше колен чуть большего, чем нужно размера из грубого темного, но очень прочного домотканого полотна. Его едва рассвело принесла маленькая Лизонька. Она же развязала верёвки и с трудом, но освободила из колодок затёкшие ноги. Потом припёрся Шейн и вскоре Ариса уже стояла на коленях за стенами хутора посреди высокой травы на небольшой, хорошо вытоптанной проплешине. Шею поверх ошейника охватила тонкая, но прочная железная цепочка зафиксированная маленьким замочком. Второй конец довольно длинной цепи Шейн таким же замочком закрепил к железному обручу намертво заклепанному на молодом, но толстом и крепком дубе. Ариса уже настолько устала от постоянных перепадов в своей судьбе, что превратилась в безвольную куклу. Голову сверлила единственная тоскливая мысль, что мама Лиза, единственная, кому так хотелось верить, сейчас вымаливает у жестоко Хозяина себе прощение, ценою ее страданий. Навалилась свинцовая усталость и полное безразличие к своей дальнейшей судьбе, она совершенно бессмысленно пялилась как ее несостоявшийся жених быстро, но старательно рыл узкие ямы на три штыка и укреплял в них деревянные столбики.

Хмурая но спокойная мама Лиза появилась через час в сопровождении Малика и Ларга-младшего. Они вели а поводу лошадь которая флегматично тащила странную длинную телегу нагруженную корявыми обзольными досками явно не лучшего качества. Пока ребятня шустро скидывала тонкие нетяжелые доски, тетка подхватила цепь и грубым рывком заставила безучастную рабыню подняться на ноги. Подскочившего Шейна мама Лиза приветила мощным пинком по внутренней стороне бедра и столь «тихим незлым словом», что кат-землекоп так и остался стоять беззвучно хватал ртом воздух. Ариса лупала глазами от удивления пока сзади её не дёрнула за платье детская ладошка. Она обернулась и чуть не уронила Ларга-младшего