Проданная замуж

Я какое-то время смотрела на свои руки, сложенные на коленях, а потом глубоко вздохнула:

— Они отсылают меня обратно в Пакистан, Осгар. У адвоката подписывались бумаги для того, чтобы он мог вернуться в Шотландию со мной. Они отослали мой паспорт в посольство, чтобы в нем проставили визу. Мать собирается ехать на следующей неделе. Она хочет взять меня с собой. Однако они не знают, что мне стало известно об их планах, — сказав это, я посмотрела на Осгара. — Сегодня, когда матери не было дома, почтальон принес мой паспорт. Так что она не знает, что документ у меня и мне известно, что они задумали. Я не могу лететь туда, Осгар, не могу, да и не хочу, чтобы этот… этот мужчина переезжал сюда, ни в коем случае.

Гнев не давал мне жалеть себя, не давал плакать, и я постепенно вскипела от ярости.

Осгар был шокирован и, явно размышляя об услышанном, некоторое время молчал.

— Не могу поверить. Как они могут поступать подобным образом с таким человеком, как ты, Сэм?

От этих слов у меня перехватило дух, всего на мгновение.

— Что ты собираешься делать? — продолжил он.

— Не знаю. — Я снова и снова теребила пальцы, словно решаясь на что-то. — Я хочу забрать Азмира и сбежать куда-нибудь, где они нас никогда не найдут.

Наступило молчание, которое нарушил Осгар:

— Я уезжаю через пару дней. Поехали со мной.

16

Я уставилась на Осгара. Уехать с ним? Прочь от всего этого?

Он продолжал:

— Я собираюсь в Манчестер, погостить у друзей.

— Что? — удалось наконец пролепетать мне. — Ты шутишь!

— Ты хочешь уехать, и я уезжаю, — произнес он, будто это было самым логичным решением из всех возможных. — Я позабочусь, чтобы вы с Азмиром были в безопасности. Послушай, как я приехал сюда. Я просто купил билет в одну сторону в самую далекую страну, какая только пришла на ум, и сел в самолет. Ты была в Пакистане, видела, какая там жизнь, и я не хочу сейчас туда возвращаться. Не стану врать, что все пройдет гладко, такого не будет. Но у меня есть кое-какие сбережения, и я буду работать. Обещаю заботиться о вас.

Слушая спокойный голос Осгара, я думала, не то ли это чудо, о котором я молилась. Неужели это решение моих проблем?

— Мне нужно подумать об этом, — сказала я, поднимаясь, чтобы уйти.

Осгар тоже встал. Он легонько поцеловал меня в лоб и нежно обнял. Впервые с тех пор, как я покинула детский дом, кто-то кроме Мены утешал меня, нежно прикасаясь ко мне. Я не хотела, чтобы Осгар отпускал меня. Я чувствовала себя в безопасности.

На следующий вечер, после рутинного дня в магазине, я вернулась домой и застала мать пакующей чемодан.

— Завтра я еду в Пакистан, — начала она, но ее вдруг перебил Манц:

— А как же Сэм? Разве она не едет с тобой?

— Ее паспорт еще не вернули. Но, Манц, обязательно отправь ее туда, как только получите паспорт.

У меня мурашки побежали по коже, и я не смогла не задать вопрос:

— Зачем мне лететь? Я не хочу.

Я ощутила страшный удар в спину. Я вскрикнула, колени подогнулись, и я рухнула на пол. Манц занес кулак для нового удара, но тут в комнату вбежал Осгар. Увидев, что происходит, он оттащил Манца в сторону.

— Ты поедешь в Пакистан забирать своего мужа! — во всю глотку орал Манц. — Слышишь? Ты меня слышишь?

— Ты с ума сошел?! — прокричал Осгар, отталкивая Манца подальше от меня, в гостиную. Загородив меня от брата, Осгар гневно сказал: — Нельзя бить сестру. И вообще женщин.

За ними закрылась дверь, и я не могла разобрать, о чем они спорили.

Мать посмотрела на меня.

— Сама напросилась, — угрюмо произнесла она. — Так тебе и надо.

Я не обратила на нее внимания, потому что меня занимали другие мысли. Не чувствуя боли от удара Манца, я думала лишь о том, что Осгар вступился за меня. Еще никто никогда этого не делал, никто меня не защищал. Ни у кого не хватало мужества противостоять матери, а тем более брату. А Осгар сделал это, и сделал ради меня. Я онемела: я кому-то не безразлична, до такой степени, что он не желает, чтобы со мной так обращались. Я вдруг поняла, что появление Осгара — ответ на мои молитвы; поняла, что хочу, чтобы он всегда меня защищал.

Я поднялась с пола, прижала руку к пояснице и вышла в кухню. Вскоре туда зашел Осгар и внимательно на меня посмотрел.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Ерунда, — отозвалась я, через силу улыбнувшись. — Обычно это только разминка.

Осгар набрал в стакан воды из-под крана и дал мне. Потом наполнил еще один стакан и отнес его Манцу, который все еще продолжал кричать:

— Ах, она не поедет в Пакистан? Еще как поедет, дрянь! Даже если придется ее убить и отправить туда в чертовом мешке для трупов!

Тем вечером мать, занятая сборами, слишком торопилась, чтобы обращать внимание на что-либо, а потому не заметила, что я выгляжу счастливой. Я не могла дождаться ее отъезда. Я только переживала, что она может найти мой паспорт. Хорошо, что она уезжает, ведь мне не удалось бы долго скрывать тот факт, что мой паспорт уже получен, — мать и Манц стали бы наводить справки.

Той ночью я лежала в постели, не смыкая глаз. Сон не шел ко мне. Я слышала, как Осгар и Манц спорили в гостиной до двух часов ночи. Я решила уехать с Осгаром. Не было больше сил терпеть побои и мириться с мыслью, что Азмир будет страдать, как и я. С меня хватит. Даже более чем. Не важно, что планирует Осгар и что мы будем делать, нет ничего хуже, чем жить в этом кошмаре. Я не знала, что ждет нас в будущем, но понимала, что оставаться здесь — означает не иметь вообще никакого будущего. Осгар вел себя достойно, и мне было приятно его общество. Что еще нужно? В любом случае, после угрозы Манца запихнуть меня в мешок для трупов оставаться здесь было невозможно. Если со мной что-то случится, кто позаботится об Азмире?

На следующее утро по дороге на работу никто не разговаривал. Когда мы добрались до продуктового магазина, я сразу отправилась в конец здания и принялась взвешивать картофель, пока меня не позвал Манц.

— Стань за кассу. Я повезу мать в аэропорт. Пойдем, Осгар.

— Я хотел сегодня пройтись по магазинам и купить себе туфли, — ответил Осгар. — Подбросишь меня в город по пути в аэропорт?

— Конечно, — сказал Манц.

Мать напомнила Манцу, чтобы тот отправил меня в Пакистан, как только пришлют мой паспорт. Я не позволила мыслям отразиться на лице — ни за что на свете! — а просто улыбнулась матери и согласно закивала. Она потеряла надо мной власть. Я уже не та маленькая запуганная Сэм, какой была раньше, и не съеживаюсь в комок, выслушивая ее нападки. Я взрослая женщина, это моя жизнь, и я не позволю матери решать за себя. С меня довольно ее выходок. Так легко было стоять и слушать ее, зная, что ни единое ее слово больше ничего для меня не значит. Я освобожусь от нее!

Наконец они уехали. Я не смотрела вслед машине, но развернулась и пошла в магазин. Она уезжает — но и я тоже.

Около двадцати минут я пробыла в магазине одна, а потом вернулся Осгар — с пустыми руками.

— Где же твои туфли? — спросила я.

Он пожал плечами и подарил мне обезоруживающую улыбку.

— Не нашел таких, какие мне понравились бы.

— Ты не искал как следует, — несмотря на нервозное состояние, я улыбнулась в ответ. — Не прошло и получаса, как ты ушел.

Осгар вдруг посерьезнел.

— Я вернулся, потому что нам надо поговорить. Я не оставлю тебя здесь одну. Я люблю тебя, Сэм, и хочу заботиться о тебе. И об Азмире. — Он достал из кармана кольцо. — Вот ради чего я ездил в город, Сэм. Выходи за меня замуж.

Все замерло. Кроме моего сердца, которое бешено заколотилось.

— Разве ты забыл? Я уже замужем.

— Нет, это не так. — Он говорил пылко. — Ты была слишком юной, ты не понимала, что происходит. Ты даже не знала, что означает это слово. Так да или нет?