Страница 12 из 19
– Да, это мой старый английский друг, – ответил я, сам не понимая, зачем солгал. Должно быть, всему виной сексуальное расстройство, объяснил я себе. Мои гены пытались суетиться во всех направлениях.
Но что с них взять, глупых. Я вовсе не собирался распускать слюни и строить иллюзии насчет своей бывшей подружки, это было бы равносильно тому, чтобы сохнуть по Бриджит.
– Что случилось? – обеспокоился мэр, когда я крепко зажмурился и даже сжал кулаки, пытаясь выбросить из головы образ Бриджит в ночной сорочке.
Когда мы вернулись домой, я воссоединился с другим своим старым приятелем – багажной сумкой. Наконец-то я снова почувствовал себя человеком, а не каким-то укороченным призраком из прошлого Флоранс. Я переоделся в собственную одежду, намеренно выбрав вещи посвободнее, с прицелом на очередной гаргантюанский ужин.
Мы ели террин из телячьей головы, холодную свинину, и все это конечно же сопровождалось раздражающим изобилием зеленых овощей. Я мужественно сражался с едой, но когда очередь дошла до клубники, понял, что не смогу заставить себя положить в рот еще хотя бы одну из этих лоснящихся красных тварей.
Пока убирали со стола, я предложил Флоранс – еле слышно, так что даже летучие мыши не смогли бы разобрать моих слов, – короткую прогулку в темноте.
Но видимо, под кафтаном Бриджит скрывался костюм Супервумен, потому что она объявила, что сегодня наша очередь мыть посуду, а потом Флоранс должна была почитать Симону книжку.
Я поплескался в мыльной воде положенное время, после чего рухнул в постель и тотчас отрубился. По крайней мере, во сне у меня был шанс перепихнуться.
8
Следующий день, понедельник, оказался последним полноценным днем наших сельских каникул.
Утро выдалось солнечным, как я успел заметить, когда проснулся около шести. Это идеально-чистое, не загаженное вредными примесями, голубое небо никогда не надоедало, в отличие от всего остального.
После завтрака, во время которого Флоранс укорила меня в том, что вчера я налил воды за стенку раковины, пока мыл посуду, из-за чего, видимо, успел пострадать фундамент дома, я сказал, что иду в душ. При этом многозначительно положил руку на колено Флоранс (она уступила моим мольбам и поклялась больше никогда не надевать бархатный халат), давая понять, что это не что иное, как приглашение. Я рассудил, что, только запершись в ванной, мы сможем предаться интиму. Если бы кто-то постучал, я просто сказал бы, что мой слабый английский желудок не смог переварить такое количество свежей пищи и ему нужно полчаса покоя, чтобы прийти в норму.
Флоранс потерлась бедром об мою руку, и мне показалось, что она включилась в игру.
Стоя под душем, я чувствовал себя несказанно счастливым, представляя, как мы нежно намыливаемся, а потом все-таки находим способ заняться любовью в ванной – может, расстилаем на полу полотенца? Или я сажусь на унитаз, а она устраивается на мне? Возможности казались безграничными, и все одинаково возбуждающими.
Струя воды массажировала мне макушку, пока я рисовал себе самые смелые сцены из жесткого порнофильма, которому придумал название «Amour dans la Salle de Bains»[55]. Когда Флоранс наконец прокралась в ванную, я был, скажем так, полностью настроен сыграть ведущую мужскую роль в этом фильме.
– Запри дверь и иди ко мне, – прошептал я и отодвинул шторку, чтобы Флоранс увидела, как я рад ее приходу.
Передо мной стояла Бриджит, с зубной щеткой в руке и застрявшим в горле криком.
По выражению ее лица можно было определенно сказать, что никогда еще мужчина не отдергивал перед ней шторку душа и не демонстрировал ей пенис в состоянии полной боевой готовности.
Судя по тому количеству времени, какое понадобилось Бриджит на то, чтобы отвести взгляд, она явно испугалась, что этого больше никогда не повторится.
Я нашел Флоранс возле сарая, она была в своем бикини. В руке Флоранс держала сломанный ржавый нож. Неужели? – подумал я. Неужели мне предлагают достойный выход из положения? Отчекрыжить проблемный орган – и дело с концом?
Она посмотрела на меня с удивлением и тревогой одновременно, и я догадался, что мать с дочерью уже успели пообщаться.
– Что она сказала?… – начал я, но Флоранс, нахмурившись, жестом потребовала, чтобы я замолчал. Похоже, материнские уши-локаторы были настроены на «красную тревогу».
– Сегодня ты не собираешь кабачки, – объявила она.
– Нет?
– Нет, ты снимал слишком маленькие.
Это была последняя капля – или кабачок, если хотите. Копаю не в том месте, душем не умею пользоваться – и вот теперь это?
– Лучше уничтожать этих гаденышей в зародыше, – сказал я. – Здесь все кругом просто заражено кабачковой чумой. Очень скоро ваш département будет захвачен кабачками. Они запрудят реки, задушат яблони. Кабачки, огурцы и салаты. Почему из всех овощей мира вы сажаете только такие, что не подлежат заморозке?
Флоранс пожала плечами. Видимо, проблема сдерживания роста популяции кабачков была не столь актуальной, как задача ублажить Maman.
– Ты будешь соскабливать мох с крыши, – прибавила она. – Лестница в сарае.
– Будут какие-то пожелания насчет техники соскабливания? Скрести справа? Слева? Или снизу? Говори сейчас, потому что иначе я все равно все неправильно сделаю.
– Пол…
– А ты тем временем, может, все-таки позвонишь своему дружку Николя и убедишь его приступить к работе сегодня же?
– Эй, сбавь обороты, – прошептала она. – Не я виновата в том, что ты вздумал эксгибиционировать перед моей матерью. Знаешь, мне тоже нелегко в этой ситуации.
Она выглядела сердитой, но в то же время как будто просила прощения. Может, мне и перепадет немного секса в порядке утешения, подумал я.
Я как раз вытаскивал из сарая антикварную полусгнившую лестницу, когда у меня за спиной кто-то визгливым голосом произнес:
– Месье!
Я обернулся и увидел двух жандармов, стоявших у ворот: один был ростом метра два, другой вполовину ниже. Оба они приближались к пенсионному возрасту, и оба входили в группу риска по диабету, судя по избыточной массе тела. Вполне возможно, в жандармерии уже делали ставки, на ком из них брюки треснут раньше.
Мы с Флоранс оказались у ворот одновременно, а Бриджит наблюдала за происходящим с порога кухни.
Жандармы отдали честь.
– Мсье Весс? – произнес коротыш своим странным писклявым голосом. Судя по направлению его взгляда, жандарм ошибочно принял за англичанина одну из грудей Флоранс.
– Oui, c’est moi[56].
– Вы подавали жалобу на водителя, который покинул место аварии? – Теперь он явно заблуждался насчет того, что истцом выступает пупок Флоранс.
– Да. Вы его нашли?
– Ах, – произнес жандарм с огорчением, очевидно потому, что с опозданием заметил голые ноги Флоранс. – Коллеги из Монпелье нашли человека по номерному знаку автомобиля, что вы указали, но… – Он виновато уставился на зону бикини. – Он сказал, что его не было на месте аварии.
– Что? – Я произнес это так громко, что он наконец отвлекся от Флоранс. – Но мы его видели.
– Он говорит, что вы ошибаетесь.
– Mais c’est ridicule![57] – Флоранс выглядела так, будто собиралась поколотить одного из жандармов.
– Calmez-vous, Madame[58], – произнес высокий, хотя он явно надеялся на то, что к Флоранс придется применять физические меры воздействия.
– Но вы проверили, у него действительно красный внедорожник? Потому что если это так, значит, мы правы. – Я мысленно сказал себе, что глупее ситуации не придумаешь. – Все, что вам нужно, это взять образец краски с нашей машины и проверить… – Я никак не мог вспомнить, как звучит по-французски то, что я хотел сказать. – Соответствует ли… – нашелся я наконец. Французы употребляют это слово направо и налево. – Проверьте, соответствует ли краска его машине. И если да, значит, наша жалоба… соответствует.
55
«Любовь в ванной комнате» (фр.).
56
Да, это я (фр.).
57
Но это смешно! (фр.)
58
Успокойтесь, мадам (фр.).