Страница 2 из 44
— Бусь! А творог у нас есть? А мед? А шестипроцентное молоко ты купила?
— А обыкновенное молоко ей не подходит? — ворчала Ба.
— Бусь! Ну я же тебя просила!
Но тут в комнату вошла Ма и сразу возмутилась:
— Это что за новости? Не надо приучать собаку к дивану!
Она взяла меня на руки, повторила несколько раз:
— Место! Место! Место! — и положила меня на матрасик на деревянной подставке.
«Место» было большое, пустое и холодное, и я очень рассердилась на Ма. Я стала припадать к полу, подпрыгивать, кидаться на нее, лаять и рычать. Все опять засмеялись, а Ма очень удивилась и сказала:
— Ишь ты! Ну и характер! — и все-таки опять положила меня на мое «место».
Потом все легли спать и погасили свет. Мне было холодно и обидно. Я вспомнила нашу уютную теплую коробку, и маму, и сестер, и братьев, и заскулила тоненько так, с подвывом.
И тут появилась полоска света — это открылась дверь из другой комнаты, и вошла Рыжуша — босая, в длинной рубашке. Она укрыла меня чем-то мягким и теплым, села рядом на пол и стала тихонько поглаживать меня и шептать всякие ласковые слова. И я уснула крепко-крепко.
Рано утром, до школы, Рыжуша меня покормила, подтерла мои лужицы и ушла, а я покрутилась-покрутилась, сама залезла на свое «место» и опять уснула.
Проснулась я от холода — форточка была распахнута настежь. Па лежал на диване, укрывшись с головой зеленым пледом. Был виден только один глаз. И он смотрел на меня и щурился хитро-хитро. Я слезла с «места», подбежала к дивану и вопросительно тявкнула. Па поднял меня и положил к себе под плед.
Вот! Я победила!
С тех пор так и повелось: если Ма и Ба не видят, я залезаю на диван!
Первый день
Мое знакомство с нашей квартирой началось неудачно. Сначала я заблудилась под столом.
Я этот стол еще с дивана заметила: что, думаю, за коробка такая чудная? Надо посмотреть!
Когда Па меня с дивана спустил, я сразу туда поспешила и юркнула внутрь. А там — мамочка родная! — темно и какие-то столбы высокие понатыканы часто-часто.
После оказалось, что это ножки — ножки от стола, от стульев. Рыжуша потом посчитала — всего двадцать ножек! Но я же не знала! Сунулась в одну сторону, пролезла в другую — не могу выйти! Да еще скатерть со стола со всех сторон свисает, с кисточками, а они шевелятся. Страшно! Я присела на задние лапы и заплакала, заскулила во весь голос.
Тут Па — молодец! — сразу соскочил с дивана, вытащил меня и стал гладить, успокаивать. А сам смеется.
Потом Ба позвала меня в переднюю — обедать, там поставили мне кормушку. Я побежала за Ба и вдруг отпрянула: в передней тоже темновато было, и высоко надо мной сгрудились какие-то большие фигуры. Они молча рассматривали меня, а я попятилась и зарычала.
— Иди, глупая, чего ты испугалась, — засмеялась Ба. Она включила свет, и я узнала шубу Ма и пальто Па, в которых они приходили меня выбирать. Внизу стояли сапоги и тапочки, но они мне были уже знакомы, а спереди на подставочке стояла и благоухала миска с геркулесовой кашей. Кормушку Па специально для меня такую сделал, чтобы мне не нужно было тянуть шею и чтобы миска не ездила по полу.
Ба стояла и смотрела, как я ем, и когда я вылизала миску, удовлетворенно сказала:
— Вот и молодец!
И гордо сообщила Па:
— У меня она все до капельки съела, а утром полмиски оставила.
Вот те на! Получается, что Ба — не такая уж суровая: ей нравится, когда я ем! Пожалуйста! Я и сама люблю поесть!
Сытая и довольная, я вернулась в комнату. И тут я увидела на полу сигарету. Наверно, Па уронил. Он их очень любит. Я еще вчера заметила, изо рта не выпускает. Я осторожно понюхала — запах мне не очень понравился, но может быть, она внутри вкусная, нужно хорошенько разжевать.
Па обратил на меня внимание, когда я закашлялась, и в ужасе вскочил с дивана. Меня тошнило, весь рот был набит отвратительными крошками, я давилась, чихала и плевалась желтой пеной.
Ба выскочила из кухни:
— Что случилось?
— Она съела сигарету! — крикнул Па и потащил меня в ванную, промывать рот.
Дальше я ничего толком не помню. Сквозь сон я слышала, что пришла из школы Рыжуша и кинулась звонить старой хозяйке — узнать, что со мной делать. Потом Рыжуша будила меня, чтобы напоить молоком, укрывала теплее — я спала.
Весь следующий день я тоже проспала, а на третий день все прошло. Только я зареклась: в жизни больше сигарету в рот не возьму!
И что Па находит в них хорошего?
Наша квартира
Первый месяц меня на улицу не пускали, и я за это время как следует излазила всю квартиру. Я путалась у всех под ногами, вечно где-то застревала, начинала скулить, меня вытаскивали, и я снова устремлялась навстречу новым открытиям.
Я выяснила, что живу в самой лучшей — «большой» — комнате. Она совершенно замечательная, потому что проходная, в нее выходит много дверей: из другой — «маленькой» — комнаты, из кухни и из передней.
Мое «место» находится в самом главном углу, около книжного шкафа, а напротив — в противоположном углу, совсем рядом — стоит диван. Это — «место» Ма и Па. Между нами только журнальный столик. Только мой угол гораздо лучше, потому что я из него всегда всех могу видеть, тем более что днем все двери все равно распахнуты.
Еще в моей комнате есть стол со стульями — я его уже не боюсь, — телевизор на ножках — ох уж эти ножки! — и два кресла.
Понятно, что вся семья очень любит жить в моей комнате, особенно вечером. И гости, когда приходят, тоже.
В маленькой комнате живут Рыжуша и Ба. А еще у нас есть кухня, где начальник тоже Ба. Вообще-то это нечестно, что у нее два «места», и оба для меня запрещены: Ба не разрешает мне туда входить. Из-за этого у нас с Ба все время получаются конфликты. Она никак не поймет, что я просто не могу оставаться в большой комнате, когда Рыжуша делает уроки в маленькой!
А кухня! Ну, если в доме никого нет, одна только Ба на кухне, или наоборот, вечером — все дома, и все сидят на кухне, ужинают, — где же я должна быть? Сидеть одной, что ли? Отдельно от всей семьи? Это же неправильно! Несправедливо! Разве можно это терпеть?
И все пытаются Ба это объяснить — и Рыжуша, и Па, а она ни в какую!
В конце концов получается так: днем я на кухню не захожу, ну разве что случайно иногда забегу. Но когда мне становится грустно и одиноко, я ложусь на пороге и смотрю на Ба печальными глазами. Потом чуть-чуть передвигаю лапы за запретную черту, за порог то есть, голову кладу на лапы и вся немножко подтягиваюсь. Потом еще, еще. Так постепенно, постепенно, не отрывая от Ба преданных глаз, я вползаю на кухню.
Ба оборачивается и строго говорит только одно слово: «Дита!» — так меня зовут. Я не возражаю — пожалуйста-пожалуйста! — бросаю на Ба взгляд, полный укоризны, тяжело, с шумом вздыхаю, встаю и опять ложусь за порогом.
Через некоторое — небольшое! — время процедура повторяется снова. И как этой Ба не надоест!
Но зато вечером, когда вся семья собирается за столом на кухне, наступает мой час.
Я хожу-хожу вокруг да около с безразличным видом и вдруг неожиданно для всех пулей врываюсь в кухню, пробиваюсь между ногами под стол, и уже никакими силами вытащить меня оттуда нельзя. Они сначала пробовали, но я так отбивалась, огрызалась, лаяла, что даже Ба смирилась, и мое пребывание под столом во время ужина постепенно узаконилось.
Как прекрасно лежать под столом, чувствовать запах всех своих родных, слушать их разговоры, касаться их ног и знать — я опять победила!