Леденящая жажда

— Увольняйся, — сказал Док. Пузан почему-то промолчал.

Очень тяжело им служить в милиции, только почему-то никто не хочет увольняться…

Ну скажите, кому понравится и в дождь, и в снег, и в жару несусветную нестись по вызову на какую-нибудь семейную драку с поножовщиной? Вот с детства жил человек и мечтал об этом! Нет, не мечтал, конечно, а вот работает. И не увольняется.

— Приехали, — сказал пузан, резко ударяя по тормозам.

«Он еще и водить не умеет, — подумал Док. — Как в том анекдоте: «Вась, а если тебя уволят из милиции?» — «Да никогда». — «А вдруг?» — «Ну пойду охранником». — «А если из охранников?» — «Пойду пожарным». — «А если из пожарных?» — «Пойду прапорщиком в армию». — «А если и из армии?» — «Не, все равно работать не буду».

Док вылез из машины и двинулся в сторону дома, на который указал жирный лейтенант.

Пузан, кстати, отстал, а второй милиционер бежит рядом, ножками топочет.

— Какая квартира?

— Двадцать два.

— Какой этаж?

— А я знаю?

— Это ж ваш район.

— И что? Я должен помнить все квартиры?

Док заскрипел зубами.

«Терпи».

Квартира оказалась на третьем этаже. Док отогнал милиционеров, позвонил.

— Кто там? Вы что, охренели?! Ночь-полночь! — Мужской грубый голос. Без акцента.

— Открывай, поговорить надо.

— Завтра поговорим. Ты кто?

— Конь в пальто. Не узнал?

Минутная пауза.

— Колька, что ли?

— Сам ты Колька.

Загремели засовы, дверь приоткрылась — цепочка. Док навалился плечом, цепочка слетела, хозяин оказался на полу.

— Ты кто?

Тут вошли милиционеры.

— О! Василий Петрович! Чего ж не позвонили? — обрадовался пузану хозяин.

— Ты это, давай тут не очень.

— Знакомы? — спросил Док.

— Да брешет он все.

Док поднял хозяина за грудки. Поставил в угол:

— Здесь постой.

Быстро прошел по комнатам — больше в квартире никого не было.

— Асланбска знаешь? — вернулся Док к хозяину.

— Какого еще Асланбека?

— Вот этого. — Док вынул фотографию.

— Не знаю я никого.

— Странно, а Василия Петровича знаешь.

— Так это…

— У Асланбека, чтобы тебе было понятнее, нашли твой адрес.

— И что?

— Это ты мне скажи.

— Не знаю ничего.

А сам краем глаза чуть заметно покосился на пузана,

— Ну не знаешь так не знаешь, — сказал Док и отпустил хозяина.

Пошел было к двери, но остановился:

— Почем у тебя доза?

— Какая доза? Ты что? Я не торгую.

— А спорим? — сказал Док. — Меня вообще-то не твоя наркота интересует, а Асланбек, но ты совсем не хочешь мне помогать.

— А с какой стати я буду тебе помогать?

— Потому что я тебя попросил, — сказал Док простодушно.

И быстро дернул с вешалки пальто. Оно упало под ноги лейтенанту. Тот отступил, Док дернул за куртку, она тоже упала, пузан опять отступил. Док оборвал вешалку и у плаща. Тот упал прямо на ноги милиционера, но теперь тот не отступил.

— Отойди, пожалуйста, — попросил пузана Док.

— Че?

— Шаг назад сделай.

— Я?

— Ты. Пожалуйста, сделай шаг назад.

— Зачем?

— Опять же — я тебя прошу.

— А че ты хочешь?

— Чтоб ты отошел.

— Куда отошел?

Переполнило, последняя капля вылилась, а за ней и весь накопившийся за этот день поток досады, ненависти, бессилия, агрессии.

Док мгновенно хлопнул пузана ладонями по ушам, эффект колокола от этого приема в голове оглушительный. Но пузан оказался вдруг, на удивление Дока, достаточно резв, чтобы отскочить и выхватить пистолет.

Он успел сделать три выстрела. Но все мимо. Только ранил в руку хозяина. Тот дико и пискляво завыл.

В следующую секунду Док свалился на жирного мента откуда-то сверху. Уже видя, а скорее, чувствуя, как метнулись по углам хозяин и молодой милиционер, понял, что доставать собственный пистолет времени нет, поэтому Док выстрелил прямо из «Макарова» пузана, нажимая его же пальцем на курок.

Молодого он ранил в плечо, тот сразу выронил пистолет, а вот хозяину — не рассчитал, — попал прямо в голову.

И это была ошибка. Ниточка на этом наркодилере и обрывалась.

Пузана он приковал наручниками к молодому, а их обоих к батарее парового отопления.

Пузан рычал. И сильно провоцировал Дока грохнуть его тут же, чтоб суд не мучился.

Но он не стал.

Осмотрел то место, с которого не хотел сходить милиционер, — так и есть, тайник. А в нем много-много маленьких пакетиков.

Из машины вызвал наряд, а сам отправился по следующему адресу.

Что-то все здесь ускользало из рук. И с Ахметом они маху дали, и вот сейчас с хозяином.

И вообще, не поздно ли? После перестрелки в подворотне Ахмет давно уже мог вылить яд в Неву. Теперь-то уж его ничто не держит.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Санкт-Петербург

9 июля 200… года, 00.05

Ахмет бежал так, как даже в детстве не бегал от отца, который тяжел был на руку, за малейшую провинность бил, хотя в чеченских семьях это не принято. Почему-то всегда доставалось Ахмету. Мансур был паинькой, а Ахмет мог забыть овец, мог вовремя не вернуться домой, мог избить соседского мальчишку

Потом отец сказал, зачем он был так жесток с ним.

— Ты должен боли не бояться, тогда тебе ничего не страшно, тогда боль не будет тебя пугать. Ты будешь делать больно другим — и не будешь бояться, будут больно делать тебе — и ты тоже бояться не будешь.

Отец был учителем в школе, преподавал русский язык и литературу, закончил педучилище еще в Казахстане, но там никто ему места в школе не предлагал, а когда вернулись в родные Автуры, отец вспомнил о своем дипломе, и скоро школа стала его родным домом. Он быстро стал завучем, потом директором. Теперь уже отец совсем забыл об овцах и возвращался домой поздно. И даже перестал бить Ахмета, потому что тот, во- первых, вырос, а во- вторых, отец отводил душу в школе.

Зарплата была маленькая, скоро семья почувствовала такую нужду, какой не знала даже в самые тяжелые годы в Казахстане.

И тогда отец поехал в Грозный и привез оттуда мужика, русского, пьяницу и похабника.

Мужика избили, посадили в подвал на цепь и бросали ему только куски хлеба, да и то не каждый день.

Сначала мужик выл, орал, потом плакал, потом затих.

Приходили соседи посмотреть на новое приобретение семьи, важно кивали головами, тогда иметь раба было большой редкостью, но отец слыл передовым человеком, он смело шел в ногу с прогрессом.

Скоро уже почти во всех дворах работали русские.

Как звали русского, Ахмет не знал. Да тот вскоре и сам забыл свое имя. Все называли его то свинья, то баран, а он на клички откликался.

Работал русский неважно, поэтому выросшим братьям частенько приходилось его бить. Только Мансур бил неохотно. Ахмет, наоборот, сам брался за эту нелегкую работу.

А потом наступила пора свободы. Отец за временем уже не поспевал, уже у соседей было и по два и даже по пять рабов.

И в это самое время русский сбежал.

Да, и в тот раз, когда они гнались за русским, Ахмет тоже бежал очень быстро. Им, конечно, проще было взять нового, их, бесхозяйских, беззащитных, было тогда в Чечне пруд пруди. Можно было даже — им предлагали — профессора Грозненского университета. И за копейки. Но тут было дело чести. Раб не должен бежать.

Русского они поймали в соседнем селе. Тот уже работал на другую семью.

Семья была из враждебного тейпа, поэтому отец с сыновьями долго не думали, предложили отдать раба добровольно, иначе положат всю семью.

Семья раба отдала.

Отец привел русского домой и сказал ему:

— Это плохо, что ты не правоверный. Надо тебе стать мусульманином.

И русский, который и говорить-то, казалось, разучился, вдруг заартачился:

— Нет, не хочу, не буду мусульманином.

Они его и уговаривали, и били — нет, ни в какую. Тогда отец взял топор и отрубил ему три пальца на правой руке.