Страница 30 из 74
— И то правда. Итак. Дайте-ка подумать… Нелады с властями?
— Да.
— Правозащитное движение? Вы были постоянно под контролем внутренних органов?
— Да, кажется, да.
— Особенно последнее время?
— Ого! Вы в самом деле монах или контрразведчик?
— Я настоятель монастыря.
— Да… Может быть, я ошибаюсь, но кажется, что не только наши спецслужбы наблюдают за мной.
— А кто же еще?
— Я… я не знаю.
— Но вы же рисковали своей жизнью. Вы диссидент и секретный химик. Вас могли посадить…
— Всех не посадят.
— В тридцать седьмом пытались… Значит, вы решили бежать?
— Да.
— Но для вас, более чем для других ваших соотечественников, все границы перекрыты.
— Да, я была как в клетке.
— Добраться сюда вы могли только одним путем — через Финский залив. По льду.
— Отец Варлаам, вы ясновидящий?
— Другого пути у вас не было и быть не могло. Остается только ледовый путь.
— Он вам знаком?
— Не понаслышке. Видите пятно на щеке?
— Да.
— Это память о том переходе по заливу.
— Вы тоже бежали, как я?
— Да, и не я один.
— Вы что, бежали из монастыря?
— Из монастыря, но не от Бога.
— Вас преследовали?
Отец Варлаам какое-то время не отвечал. След от того бегства остался не только на его щеке. Он начал говорить совершенно другим голосом — тихим, срывающимся, переходящим иногда в шепот.
— Нас преследовали с первого дня новой власти. Тогда нам затыкали рты, чтобы мы не могли молиться… молиться о них же, что не ведают, грешные, что творят… Наша вера не давала покоя. Они хотели святое место превратить в место казни, пыток, а нас отправить в тюрьмы и лагеря. Валаам! Они подошли к монастырю и потребовали, чтобы мы добровольно сдали его. Но мы не открыли ворота. Тогда они осадили нас… — Он снова замолчал.
— А когда это было?
— В тридцать девятом году… Самый тяжелый, самый бесовский, самый нечистый год.
— А дальше? Что же было дальше?
— И тогда мы решили бежать. Во время ночной молитвы приняли это решение. Той ночью в небе светила лишь одна звезда. Но так ярко, что было ясно: это может быть только знамение. Так и оказалось… Единственный путь для нас был — финская граница. Наш монастырь был построен очень давно. А в старых храмах обязательно есть потайные ходы. Осаждавшие нас не могли этого знать. Зато мы ориентировались в них хорошо. Один из этих ходов и вывел нас к заливу. Мы тоже шли по льду. С божьим благословением шли «аки посуху»… Та звезда вела нас. Но дошли не все. Кто-то провалился, веру, видать, потерял, кто-то ветра ледяного не выдержал…
— А сколько вас было?
— Около пятидесяти человек.
— И вы пришли сюда?
— И основали Нововалаамский монастырь. Бог привел нас. Бог привел и вас к нам.
— Так я уже в Финляндии? Господи!
— Вот именно! Слава богу.
— Но я, к сожалению, не могу остаться у вас.
— Сестра…
Это он сказал уже почти шепотом и так удивительно открыто посмотрел зелеными глазами прямо в ее глаза, что Соня испугалась и перевела взгляд на его руки. Тонкие, длинные пальцы. Как странно!
Она долго ничего не могла сказать. Какой-то ком подкатил к горлу. И спасительная ирония куда-то испарилась. Она стояла пред ним будто… нет, не голая, скорее, как будто прозрачная, беззащитная. Самое страшное, как ей тогда показалось, будет его осуждение…
— Вы осуждаете меня за это бегство, отец Варлаам?
— Нет, что вы! Никого никогда нельзя осуждать… — Он снова перешел на тот самый доверительный шепот. — Тем более вас. Иного выхода, наверное, и не было. То, что Бог привел вас в наш монастырь, значит, что вы на верном пути. Ну, время уже даже не позднее, а раннее. Через полчаса начнется чтение правила. Вам надо выспаться…
— Нет, отец Варлаам, я должна сейчас уже ехать… Пока я здесь, вы тоже подвергаетесь опасности. Финляндия выдает Советскому Союзу перебежчиков…
— Здесь надежное место. Здесь вас никто не тронет, а нас уж тем более…
— Нет, даже здесь от них… вы еще многого не знаете… Я… Я вам еще многое не рассказала. Нет, не стоит… Мне нужно ехать…
— У нас есть машина, брат Сергий довезет куда скажете… Да, вот еще… Это письмо поможет.
— Спасибо, огромное спасибо. Я не знаю, как еще могу выразить благодарность, отец Варлаам…
— Бога благодари. Я буду молиться за вас… Я даже не спросил, как зовут.
— Софья.
— София…
На рассвете в ворота Нововалаамского монастыря снова постучали.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Санкт-Петербург
1 июля 200… года, 21.09
Спальные районы во всех городах на необъятных российских просторах совершенно одинаковы. Серые, безликие прямоугольники со слезящимися глазницами окон, обшарпанные двери, вонючие подъезды. И люди там такие же — сознание окраины стирает лица, они не замечают друг друга, не подозревают о внешности и о возрасте соседа сверху, пока он в один прекрасный день не начнет дебоширить в ночь на понедельник, не устроит потоп или, в конце концов, не вывалится из окна, со свистом пролетев мимо горшков с фиалками и геранью.
В тот день хозяйка квартиры на восьмом этаже одного из бетонных ульев смотрела «Поле чудес», — стало быть, была пятница. Погруженная в разгадывание очередной непосильной задачи, она в упор не слышала воплей, доносившихся из соседней комнаты: это сын с невесткой склоняли друг друга на все лады.
На улице уже были сумерки, и голубой экран эффектно отражался на фоне густой синевы за окном.
Наверное, хозяйка не заметила бы ничего, если бы, пролетая мимо ее окна, что-то черное, похожее на человеческое тело, не задело натянутую веревку, на которой сушились носки, чулки и прочие мелочи. Приглушенный крик достиг ее слуха только спустя мгновение.
Она не сразу осознала, что происходит. Но через секунду выбежала на балкон, перегнулась через перила, увидела распростертого на асфальте, освещаемого тусклым светом фонаря человека и громко завизжала.
— Ма, ты что? — В гостиную вбежал ее двадцатипятилетний сын, уже три месяца сидевший без работы.
Он вышел на балкон, глянул вниз, куда был устремлен полный ужаса взгляд матери, и побледнел как полотно. Кричать, правда, не стал.
— Сынок, он умер? — почему-то шепотом спросила хозяйка.
— Думаю, да.
— Кто это?
— Понятия не имею. — Он помялся немного.
— Слушай, я все- таки спущусь вниз. Посмотрю, что и как.
— Не ходи, вдруг это опасно!
— Что — опасно? Труп?
— Какой труп? Что опять стряслось? — В дверях показалась молодая женщина в наполовину расстегнутом халате.
— Отстань, — грубо оборвал ее парень. — Если тебе интересно, лучше посмотри вниз.
Та молча последовала совету мужа. На вид это была конченая истеричка, но тем не менее увиденное зрелище не вызвало у нее бурных эмоций.
Когда она обернулась, чтобы поделиться впечатлениями с остальными членами семьи, в комнате уже никого не было. Парень действительно пошел вниз, а хозяйка испуганно припустила за отпрыском.
— Сынок, не трогай его, только не трогай! Надо вызвать милицию! — причитала она, стоя рядом с сыном уже под фонарем.
— Да не собираюсь я его трогать. Ты права, надо действительно вызвать милицию.
— Какая милиция?! Пошли все вон отсюда, если жить не надоело! — раздался вдруг резкий голос с сильным акцентом.
Мать и сын обернулись — перед ними стоял мрачный тип со свежим фингалом в поллица. Вздыбленный ежик темных волос, трехдневная щетина на щеках, а в руках — нечто блестящее, черное, до ужаса напоминающее пистолет. При виде столь неожиданного собеседника мать и сына будто ветром сдуло.
Тело, своим полетом нарушившее покой семьи, упало из квартиры этажом выше. Мужчина, так грубо прогнавший сына с матерью, жил там уже месяц. Неделю назад к нему приехали гости.
Их было двое. Немногословные брюнеты с кошачьими движениями, настолько похожие на самого обитателя квартиры, что всех троих можно было принять за братьев. Они вели себя достаточно тихо, внимания не привлекали, так что этого приезда практически никто не заметил. Через два дня к ним присоединился еще один, явно того же племени.