Страница 10 из 10
Я отвечал ему шуткой на том языке, которым владел.
Женская тюрьма, где нас содержали, выходила окнами на исправительный дом для женщин, которым ведали монахини, и, когда они и их подопечные появлялись в саду в своих белоснежных шапочках, заключенные облепляли окна, а кое-кто даже пытался свистеть им через решетку. Кроме меня, это неприятно задело еще и угрюмого человечка с темным лицом, и после молитвы он стал выговаривать остальным, называя их поведение непристойным. В письме к Коркери я сообщил, что первым в тюрьме мое внимание привлек к себе человек, как две капли воды похожий на Бабурина - героя гениального рассказа Тургенева. Я как раз находился на той стадии, когда мне всюду мерещились персонажи из книг Тургенева и Достоевского. Они были несколько ближе к реальной действительности, чем Кухулин или Вертер, хотя и не намного.
Ранним утром нас погнали через центр на Глэнмирский вокзал, и после долгого ожидания в пакгаузе, где я когда-то провел столько горьких часов, затолкали в допотопные вагоны; поезд тронулся. Когда оп вынырнул из туннеля у Ратпикона, мы бросились к окнам, чтобы кинуть последний взгляд на Корк. "..."
Меня уже с год держали в лагере, когда однажды в ноябре ясным холодным днем в закуток Уолта, где я как раз сидел, вошел староста лимерикского барака и сказал:
- Эй, Майкл, вали к себе! Тебя выпускают.
Это был невысокий, резковатый, чуть надменный, но вполне доброжелательный человек. Я не пошевелился.
В лагере любили отпускать подобного рода шутки, и, хотя это было вовсе не в его духе, я решил проявить выдержку.
- Да иди же, иди, тебе говорят. Комендант ждет! - повторил оп с досадой, а Уолш побледнел и, улыбнувшись, подтвердил:
- Верно, Майкл, тебя вызывали.
Я все еще не верил. Уолш проводил меня до моего барака, но комендант уже ушел. И тут я вдруг поверил и чуть было не разрыдался.
- Да вернется он, - буркнул староста. - Собирай-ка вещи.
Рубашка и кальсоны сушились на веревке за бараком, но я не мог заставить себя сходить за ними. Весь дрожа, я собрал в пачку мою небольшую библиотеку:
шестипенсовые сборнички немецких и испанских стихов, антологию гэльской поэзии, стихи обожаемого мною Гейне, "Германа и Доротею", школьное издание "Истории крестовых походов" на французском языке - все, что служило ниточкой, связывающей меня с миром великой культуры, в который я надеялся когда-нибудь попасть.
Вдруг дверь распахнулась и фигура в зеленой форме гаркнула:
- О'Донован, выходи!
Так они выкликали тех, кого уводили на расстрел, и в этот момент я, кажется, испытал те же чувства, ка"
кие охватывают смертника. Огромное, неосознаваемое до конца, оно навалилось на меня, оглушило, отняло силы; я был готов заплакать.
Голова у меня шла кругом, и, как мне пи было стыдно, я ничего не почувствовал, прощаясь с Уолшем, который нес мои книги до самых ворот. Потом я подписал кипу разных бумаг в сторожевой и мне вручили проездные документы на всю нашу небольшую группу освобожденных, по только, когда ворота лагеря раскрылись и мы вышли на узкую проселочную дорогу с высокими живыми изгородями по обе стороны и побрели на станцию, я понял, что несу ответственность за других:
мною владело такое же нервное беспокойство, какое переполняло всю мою маленькую группу. Стоило им услышать шум машины, как посыпались макаберпые шутки и каждый стал мерить глазами изгороди, прикидывая, сумеет ли через них перемахнуть. Мне это было вполне понятно: мне и самому хотелось бы добраться до поля и бежать, бежать без оглядки! Впервые я в полную меру ощутил невидимую границу между свободным человеком и узником.
Местные женщины организовали питательный пункт в придорожном домике тут мне и досталось. Как я ни разъяснял моей группе, что поезд будет не раньше чем через час, никто не соглашался на привал. Все порывались вернуться на дорогу в надежде сесть на попутную машину до Дублина. Двое именно так и уехали. Остальных удалось переубедить, и женщины, накормив нас бутербродами и напоив чаем, проводили на маленькую прибрежную станцию. Подошел поезд из Дрогеды в несколько вагончиков и, увидев в одном из них молодую мать с малышом на руках, я подсел к ним и всю дорогу глядел только на ребенка. Даже чудесный вид на море в лучах заходящего солнца не заставил меня от него оторваться. Я чувствую себя неуютно в мужской компании, равнодушен к женской, но дети влекут меня к себе не меньше, чем книжная лавка. Целый год я был лишен того, что накануне казни так живо припомнилось Пирсу - "все яркое и зеленое, счастливое и молодое".
Ночного поезда на Корк не было, но наши покровительницы позаботились заказать нам номера в гостинице на Парпелл-сквер. Домой я добрался только на следующий день к вечеру и, когда первое возбуждение от встречи несколько улеглось, мама, вдруг разрыдавшись, сказала:
- Это сделало тебя мужчиной.
Одна из тех ее фраз, какие она нет-нет да роняла, ставя меня в тупик и выводя из душевного равновесия, так как они, на мой взгляд, отличались полным отсутствием логики. И на этот раз я не замечал в себе решительно никаких перемен, разве что я полностью осознал необходимость знания грамматики, в особенности винительного падежа. Теперь я знаю - она видела, насколько я переменился, и радовалась тому, что я стал наконец мужчиной, хотя и не могла не пожалеть об угловатом юнце, который в своей беспомощности во многом от нее зависел. Для меня же было важно одно -- я снова дома, могу видеть свою маму, обсуждать с нею планы на будущее, спать в крашенной розовой краской каморке, с такой тщательностью убранной ее руками, сидеть у ящика из-под апельсинов, служившего мне книжным шкафом, и листать, листать мои книги, с которыми я был так долго разлучен, что почти забыл об их существовании. Я даже не придал значения тому, что, пока я сидел в лагере, мне присудили первый приз на всеирлапдском конкурсе за очерк о Тургеневе, написанный по-ирландски, - приз, которым несколько лет назад наградили Коркери. И слава богу, так как в том же году комитет по проведению национальных празднеств вылетел в трубу, и я так и не получил причитающиеся мне семь фунтов, которые мне тогда весьма и весьма пригодились бы. Во всяком случае, мой приз доставил удовольствие отцу: и сочинительство может рано или поздно дать какой-то заработок. "..."