Страница 5 из 6
шпоры – 1 пара;
ботинки кожаные – 5 пар;
рубашки для верховой езды, белые – 3 штуки;
салфетка – не знаю, что она там делает, только место занимает, может, я протирала ею сапожки? – 1 штука;
кожаные гетры для защиты голеней – 1 пара;
3 специальных лифа, предназначенные для того, чтобы грудь не прыгала, когда лошадь идет галопом;
8 пар шелковых и 2 пары хлопчатых штанишек;
2 пояса от разных костюмов для верховой езды;
перчатки – 4 пары;
зонтик – 1 штука;
козырек, защищающий глаза от солнца – 3 штуки;
3 пары шерстяных чулок, одна из них довольно поношенная;
чехол для хранения и перевозки платьев – 1 штука;
15 гигиенических прокладок;
1 шерстяной джемпер;
костюм для верховой езды в мужском седле – с рединготом и брюками-галифе;
1 коробка шпилек для волос;
1 шиньон с гребешком для удержания на голове над моими собственными волосами;
3 горжетки лисьего меха и
2 коробочки пудры.
Третий кофр:
6 пар подвязок;
1 флакон увлажняющего крема;
ботиночки лакированные, на высоком каблуке – 3 пары;
2 утягивающих корсета;
34 платья;
1 полотняный мешочек ручной работы с семенами неизвестных растений;
8 легких корсетов, не стесняющих движений;
1 шаль;
удобные штанишки – 10 пар;
3 жилета;
2 полудлинных жакета;
3 расчески;
16 блузок;
еще одно вечернее платье;
1 полотенце и 1 брусок душистого мыла – я не пользуюсь теми, что предоставляет отель, на них могут быть микробы;
1 жемчужная нить;
1 сумочка с зеркальцем внутри;
щетка для волос с мраморной ручкой – 1 штука;
шкатулки, куда я складываю перед сном свои украшения – 2 штуки;
медная коробочка для визитных карточек с выгравированной надписью «Вадим Маслов, капитан императорской гвардии» – 1 штука;
фарфоровый чайный сервиз в деревянном ящичке, я выиграла его во время путешествия – 1 штука;
2 пеньюара;
1 пилка для ногтей с перламутровой ручкой;
2 портсигара, один серебряный, другой золотой или же – позолоченный, не знаю точно;
8 ночных сетчатых чепчиков;
колье и серьги в футлярах, кольцо с изумрудом, еще одно кольцо с бриллиантами и изумрудом, сколько-то недорогих безделушек;
21 носовой платок в шелковом мешочке;
3 веера;
помада и румяна – лучших французских марок;
французский словарь;
бумажник с моими фотографиями и…
и еще куча разнообразных пустяков, от которых я намерена избавиться, как только меня отсюда выпустят: перевязанные атласными ленточками письма моих приятелей, билеты в оперу и прочая чепуха в этом роде.
Большую часть моих вещей оставили в залог в гостинице – там вообразили, будто у меня нет денег, чтобы расплатиться за комнату. Как им только в голову могла прийти подобная глупость? Париж – моя судьба, город моей жизни, я никогда бы не позволила, чтобы меня там считали мошенницей.
Я не просила небеса о счастье, я мечтала стать только чуточку менее несчастной и жалкой, чем была до сих пор. Будь у меня больше терпения, возможно, я оказалась бы в Париже при других обстоятельствах, но у меня не осталось уже сил ощущать постоянное неодобрение мачехи и мужа, слышать бесконечное хныканье ребенка, ловить на себе осуждающие взгляды обитателей городка – все тех же набитых предрассудками провинциалов, а ведь я уже была замужней добропорядочной дамой!
Мне понадобилось все мое чутье и немалая изворотливость, но я сумела ускользнуть из дому так, что никто поначалу не заметил моего отсутствия, и купить билет до Гааги. Прямо с поезда я отправилась во французское консульство. Еще молчали пушки, еще было несложно получить разрешение на въезд, к тому же в европейских конфликтах Голландия всегда сохраняла нейтралитет, и я была уверена в удаче. Мне удалось познакомиться с консулом, и спустя два часа – все это время он пытался меня соблазнить, а я делала вид, будто поддаюсь, – у меня уже был билет в одну сторону до Парижа, и я клялась консулу, что непременно дождусь его там, когда бы ему ни захотелось меня навестить.
– Я умею быть благодарной, – сказала я. Он понял намек и спросил, чем я намереваюсь заняться в Париже.
– Танцами. Классическими восточными танцами.
Восточные танцы? Интерес консула ко мне еще усилился. Не поспособствует ли он мне, поинтересовалась я. Он сказал, что мог бы представить меня одному очень влиятельному богатому коллекционеру, совершенно помешанному на всем восточном – господину Гиме.
– Когда вы сможете выехать в Париж?
– Сегодня, если вы найдете, где мне остановиться.
Кажется, консулу показалось, что им манипулируют, что перед ним – одна из тех женщин, которыми кишит Париж, куда они слетаются со всего света в поисках богатых любовников и легкой жизни. Я поняла, что сейчас он попытается ускользнуть. Он еще слушал меня, но внутренне уже отдалился и теперь холодно наблюдал за каждым моим жестом, ловил каждую гримаску, каждое движение. К его изумлению, я, только что державшая себя как завзятая роковая женщина, вдруг стала скромнейшим в мире созданием.
– Если упомянутая вами персона захочет, я покажу один-два настоящих яванских танца. Если ему не понравится – вернусь в Голландию первым же поездом.
– Но, мадам…
– Я не замужем.
– Но, мадемуазель, вы просили билет только в один конец.
Я вынула из сумочки деньги – их было достаточно, чтобы купить обратный билет, – и показала ему. Я прекрасно могла оплатить себе билет и до Парижа, но как было не позволить консулу меня выручить? Рыцарские порывы делают мужчин такими очаровательно-уязвимыми… и разве не всякий мужчина мечтает спасти деву в беде? Так по крайней мере утверждали яванские подружки наших офицеров.
Консул явно успокоился на мой счет и спросил мое полное имя, чтобы написать рекомендательное письмо к господину Гиме. Как же я не подумала об этом?! Имя… от него ниточка протянется к моей семье, а на что Франции беглая жена из нейтральной страны?
– Так как же вас зовут? – настаивал консул, уже занеся перо.
– Мата Хари.
И снова я ощутила, что вместе с кровью жены Андреаса приняла новое крещение.
Я не могла поверить своим глазам: передо мною прямиком в небеса уходила огромная башня из железа, я ни разу не видела ничего подобного ни на одной почтовой открытке. По обоим берегам Сены высились здания, напоминающие то о Китае, то об Италии, то о еще каких-то странах. Я попыталась найти среди них что-нибудь, напоминающее мне о Голландии, но не преуспела. И что могло бы служить символом моей страны? Старые мельницы? Тяжелые деревянные башмаки-кломпы? Ничему этому не было места среди торжества современности. Рекламные афиши на круглых железных тумбах оповещали о невообразимых новшествах и достижениях:
«Свет, который зажигается и гаснет без газа и огня! Спешите видеть! Только во Дворце электричества!»
«Просто станьте на ступеньку – самодвижущаяся лестница сама поднимет вас!» – было написано под изображением чего-то, напоминающего открытый сверху туннель с перилами.
«Ар-нуво, модные течения».
На этом объявлении не было восклицательных знаков, но был фотографический снимок фарфорового сосуда, украшенного фарфоровыми же лебедями. Под снимком – изображение гигантской структуры, чем-то напоминающей поразившую мое воображение металлическую башню, с пышным названием Большой дворец.
Синеорама, Мареорама, Панорама – все они посредством движущихся картинок обещали перенести зрителя в места, о которых он не смел и мечтать. И чем больше я смотрела на все это, тем потерянней себя чувствовала. И тем страшней мне становилось. Я почти раскаялась в своем побеге: кажется, я откусила кусок не по зубам.
А город кипел вокруг меня, куда-то спешили люди: женщины в таких изысканных нарядах, каких я еще в жизни не видывала, мужчины, явно занятые судьбами мира. Впрочем, стоило мне обернуться, и я ловила на себе их взгляды.