Скажи ее имя

Как и всю прошлую зиму в Нью-Йорке, я продолжал чувствовать себя героем немого фильма, где все было черно-белым и пугающим. Я пошел в бар «Ле Сюлли», в котором любили зависать знакомые мексиканцы, осевшие в Париже, но никого не узнал и одиноко сидел в углу, заказывая выпить еще и еще. Все замелькало. Их кожа, лица и руки, как леденец со слизанными полосочками. Радиоактивные глаза. В каждом лице что-то крысиное. Люди потирают руки, поджимают губы и обмениваются взглядами. Подобно скульптуре Родена, уткнувшись лицом в ладони, плачет мужчина. Отблески пламени в зеркалах, и весь бар словно тает, как целлулоидная пленка; я расплатился и вышел наружу, чтобы пройтись.

Я поехал в Париж, чтобы побывать в психиатрической лечебнице «Ла-Ферт», ставшей прототипом психбольницы из незавершенного романа Ауры «Психиатрическая клиника». Чтобы поближе познакомиться с «Ла-Ферт», мы с Аурой планировали приехать сюда весной 2008-го. С тех пор прошел почти год. Я чувствовал, что должен сделать это для Ауры, ради ее недописанного романа. То, что было мне известно о «Ла-Ферт» от Ауры, я дополнил собственным исследованием. Я знал, что это очень французская экспериментальная психиатрическая лечебница, где в романе Ауры должен был работать психоаналитик Марсело Диас Мишо. «Ла-Ферт» находится в замке XVII века, здесь бок о бок живут пациенты, врачи, медсестры и другие сотрудники. На кухне врачи режут петрушку рядом с психами, шинкующими лук. Предполагается, что пациенты «Ла-Ферт» не знают, кто из них больной, а кто врач, и т. п. Как я понял, даже психоаналитик не всегда знает, разговаривает он с пациентом или с другим законспирированным психоаналитиком.

Прошлой осенью, в конце первого семестра писательской магистратуры, Аура отправила письмо бессменному директору клиники, восьмидесятисемилетнему доктору Оливье Арно, и попросила разрешения приехать. Спустя два месяца она получила ответ: обычный коричневый конверт с нашим бруклинским адресом, выведенным зелеными чернилами печатными буквами, а внутри, на обычном листе бумаги, без фирменного бланка тем же почерком и той же зеленой ручкой — несколько строк с приглашением посетить «Ла-Ферт». Но вместо подписи доктора Арно на письме стояло имя Софи Деонарин. Была ли она секретарем Арно? — никаких указаний на то, кто она такая, не наблюдалось. Почерк был странным, словно кто-то трясущимися руками старательно выводил каждую букву алфавита, слагая их в витиеватую проволочную нить. Возможно ли, что Софи Деонарин — пациентка, без спросу ответившая на корреспонденцию доктора Арно? Подобное предположение вызывало у нас нервную дрожь.

В тот раз мы бесплатно жили в подвале без окон в Доме Мексики, потому что мой приятель Хуан Риос пригласил меня выступить на вечернем писательском семинаре, который он вел в Мексиканском институте культуры. Одной из студенток была молодая француженка, Полин, прожившая несколько лет в Эквадоре, работая в организации, пытавшейся спасти вымирающий вид андского медведя. Она была аспиранткой и участвовала в семинарах, чтобы подтянуть испанский. После семинара мы все пошли перекусить и выпить, и когда Аура и Полин разговорились, произошло совпадение, которое могло бы показаться писателю, особенно такому юному, как Аура, пророческим. Словно вселенная столкнула их, чтобы книга Ауры вышла в свет. Оказалось, что двадцать пять лет назад, когда Полин была еще ребенком, ее мать работала в «Ла-Ферт». Даже первые воспоминания Полин были о ее детстве, проведенном в клинике.

Позднее я нашел в дневнике Ауры запись об этом разговоре с Полин. Психи могут казаться вполне нормальными, записала Аура, но только некоторое время. Как, например, пациент, который давал матери Полин список необходимых покупок, когда та отправлялась в город. Она сохранила один из списков в качестве сувенира, и Полин видела его: газета «Ле Монд», трубочный табак, батарейки, консервированная вишня, сперма…

Утром в воскресенье я сел на поезд до ближайшего к «Ла-Ферт» города. Напротив меня вместе с родителями ехал маленький мальчик в костюме Человека-паука. Я тоже должен был так одеться, подумал я. Может, завтра так и сделаю. На мгновение мне показалось настолько естественным и разумным одеться Человеком-пауком, что я даже испугался.

На вокзале я задержался у газетного киоска и на своем третьесортном французском попытался выяснить у работавшей там престарелой дамы, где взять такси до «Ла-Ферт». Ее ответ был невероятно длинным, и я не понял ни слова. Высокий чернокожий юноша, покупавший газету, повернулся ко мне и сказал по-английски с карибским акцентом: она говорит, что вам не нужно такси. Из «Ла-Ферт» приезжает фургон. Вам надо только позвонить. Вы ведь хотите попасть в клинику, не так ли?

У дамы из газетного киоска была открытка с напечатанным на ней телефоном «Ла-Ферт». Парень сделал мне еще одно одолжение и позвонил туда с моего мобильника, он сказал: они приедут за вами в час дня. Вы должны ждать перед станцией. Голубой автофургон.

Было почти одиннадцать утра. Я прогулялся по городу, зашел в церковь, а затем спустился к реке.

Психоаналитик, сидя в кресле, видит нового пациента, впервые входящего в его кабинет, с минуту наблюдает за ним и говорит: ох, а вы ведь не здесь, не так ли? Вы все еще в саду.

Я вычитал этот анекдот в очерке доктора Оливье Арно, вышедшем на английском. Большинство личностей, писал Арно, зациклены на одной точке, которая удерживает их от распада. Но у шизофреников много таких точек, они распределены по пространству, поэтому их личность не ограничена телом или местом, где это тело находится в данный момент. Психиатры и психоаналитики «Ла-Ферт», благодаря знаменитому методу Интуитивной Поэтической Диагностики, умеют определять подобные состояния с первого взгляда. Психоаналитик из байки Арно смог увидеть, что пациент, хоть и зашел в кабинет, на самом деле пребывал в саду, или на пляже, или где-нибудь еще, на расстоянии века или нескольких лет от нас.

Собственно, метод «Ла-Ферт» заключается в том, чтобы вести себя с психическими больными, шизофрениками и пациентами с тяжелой депрессией как с обычными людьми, которые, несмотря на прием препаратов, могут реагировать на собеседовательную терапию и участвовать в жизни общества: заниматься будничными делами, учиться и т. п. Основная цель, как выяснил я, — попытаться сфокусировать такого пациента на одной из самозакрепляющихся точек — якоре, чтобы среди хаоса других точек пациент был в состоянии ухватиться за якорь, или как минимум имел такой шанс. Это не лечение, но метод может уменьшить страдания и подарить пациенту моменты небывалого умиротворения и даже человеческого счастья. Я представил себе: тонкая и хрупкая, как барабанная перепонка, сеть, искусственно умиротворенная душа, искусно привитая в центр вихря галлюцинаций, боли, потерянности и страха. Мне понравилась идея, этакий отголосок детской сказки, где эльфы-сапожники появляются по ночам, но вместо новых волшебных туфель мастерят новое «я» или душу. Во что превратила бы эту идею Аура, столкнись она с ней? Когда Марсело Диас Мишо впервые увидел Ирму, домработницу Хулиеты и ее маленькой дочки Алисии, что такого он заметил, что попытался увезти Ирму во Францию и поместить в «Ла-Ферт»? Может ли отблеск души или личности Ауры оказаться во мне? Не может ли он уже быть во мне, и смогут ли они разглядеть это?

Передо мной затормозил большой голубой фургон. Двое сидели впереди, несколько пассажиров рассредоточились по трем рядам за водителем, среди них — мужчина, глядевший в окно, вытянутое бледное лицо, узкие губы, темная фетровая шляпа. Человек, похожий на Уильяма Берроуза, смотрел на меня. Пациенты на воскресной прогулке по городу, подумал я. Хотя этот мужчина в шляпе может оказаться и не пациентом.

Переднее стекло опустилось. Женщина лет тридцати, загорелая, с тяжелыми темными кудрявыми волосами и подвижными бровями, потрясающая женщина в длинной жилетке поверх свитера, произнесла мое имя. Я пожал ее изящную руку через окно фургона, открыл дверцу и забрался внутрь. Пожилая дама рядом со мной в мятом шерстяном пальто сидела, наклонясь вперед и уставившись в окно; на кресле между нами примостилась хозяйственная сумка с парой вещиц внутри. Водитель, румяный мужчина в вязаной шапке, что-то спросил у меня, и сразу стало ясно, что я не понимаю по-французски. Но женщина впереди оказалась интерном из Бразилии и говорила по-испански. Ее звали Луиза. Мы как раз выехали из города, когда Луиза спросила: а к кому из пациентов вы приехали? Я сказал, что приехал не к пациенту. Она перевела мой ответ водителю, тот вопросительно глянул на нее. Но ни один не произнес ни слова. Мы ехали по окаймленной лесом дороге, голые тонкие стволы деревьев проносились мимо, как обелиски. Я был уверен: Луиза про себя репетирует, как сказать мне, что произошло недоразумение и что меня не пустят в «Ла-Ферт». Надеюсь, что хотя бы увижу лечебницу, думал я. Я обернулся и посмотрел на человека в шляпе, он ответил мне грустным, вопрошающим взглядом мокнущего под дождем пса.