Скажи ее имя

Еще темно, но где-то там вдалеке, за Периферико, уже начинаются вечные пробки: словно из-под земли доносятся пронзительные гудки труб болельщиков, барабанная дробь и рев переполненного футбольного стадиона.

Новая квартира Хуаниты располагалась на девятом этаже многоэтажного здания, примыкавшего к Периферико — автостраде, пересекающей город с севера на юг. Очевидно, было около пяти утра. Аура ночевала на раскладной кушетке в кабинете. Она, должно быть, сидела в постели, дневник в кожаном переплете на приподнятом бедре, взъерошенные со сна волосы, мягкая линия рта, подрагивающая в пальцах ручка, глаза устремлены на страницу, застыли в разлитой тишине утра, словно пузырьки в строительном уровне. В дальнейшем мы с Аурой провели на этой кушетке не одну ночь; правда, если ее отчима Родриго не было дома, а не было его постоянно, я спал в кабинете один, в то время как Аура ложилась вместе с матерью. В дневниковых записях или в воспоминаниях Ауры об отчиме он фигурирует в основном как «муж». Хуанита редко удерживалась от соблазна как-нибудь уколоть его в своей язвительной манере: речь могла идти о деньгах (у него их нет), политических взглядах (левые), амбициях (их отсутствие) или даже интеллекте (ниже, чем у матери и дочери). Родриго же славился способностью выносить подобное обращение: внешне спокойный и неколебимый как скала, внутри он кипел и был готов взорваться. Однако я точно могу сказать, что он любил Ауру, гордился ею и всегда был добр ко мне. Мы часто обсуждали американский футбол. Он почему-то был ярым болельщиком «Кольте». Однажды в воскресенье мы смотрели игру плей-офф между «Кольте» и «Пэтриотс» в «Хутерс» на Инсургентес-авеню. Когда чуть позже Аура и Хуанита присоединились к нам, чтобы выпить пива с бургерами, они обе ошарашенно уставились на шустрых молоденьких официанток в вызывающе коротких шортах, сновавших на роликах мимо огромных светящихся экранов с полными подносами над головой. Хуанита погрузилась в воспоминания о том, каким дьяволенком на роликах была в детстве Аура: она описывала ее прыжки и развороты на парковке в Копилько так, будто речь шла о звезде Олимпийских игр. Единственное, что я помню: в тот день я получил огромное удовольствие от принадлежности к самой обычной семье. Вряд ли мне когда-нибудь снова доведется испытать это чувство.

Но в эти предрассветные часы, за несколько дней до Рождества, когда Аура, едва вернувшись домой из Брауна, сидела с дневником на кровати, меня еще не было в ее жизни. За окном, словно бескрайняя ночная гавань, клубился невидимый воздух долины Мехико: горящие огнями крыши редких высоток походили на стоящие на якоре футуристические китайские джонки, теле- и радиобашни напоминали светящиеся краны и мачты, а на горизонте раскинулись иссиня-черные Сьерра-Ахуско. Около получаса она наблюдала, как горы медленно выплывают из беззвездной тьмы, неровный ряд остроконечных пиков окутывается серебряным сиянием, а в небе появляются малиновые мазки; утренняя заря неспешно окрашивала склоны голубыми фосфоресцирующими чернилами, обнажая сосновые леса, извилистые ленты дорог и пестрый ландшафт. Аура подробно описала это в дневнике. Всю свою жизнь, размышляла она, в Мехико, Гуанахуато и Такско — возможно, и в Сан-Хосе-Такуая, хотя этого она не помнила, — просыпаясь, она видела за окном горы. Затем последовали голый горизонт Остина и похожие на кексы холмы Провиденса. Что же будет в следующем году? Хочется верить, что небоскребы и мосты Нью-Йорка. За время учебы в Брауне она трижды была в Нью-Йорке, считая поездку с матерью, и каждый раз Аура все больше убеждалась, что это ее город. Она жила бы, писала она в дневнике, в одной из этих квартир, прилепившихся, словно гнезда, к верхушкам шикарных авеню. Едва она ступала на улицы любимого Манхэттена, как ощущала, что ее уносит мощное и целеустремленное течение бескрайнего города — столь же безбрежный Мехико казался своего рода изнанкой Нью-Йорка, подобно сплетению оборванных нитей на тыльной стороне плотно связанного ковра. Город Одена, Боба Дилана, Вуди Аллена, другого трагического Дилана, чьи стихотворения она заучивала на семинарах английской поэзии в Национальном университете, Сайнфелда и Элейн[9]. (Изредка Аура признавалась, что из нее могла бы получиться успешная комедийная актриса. Еще она видела себя в роли кинорежиссера. Весь последний год в колледже Герника она вела дневник, где собирала газетные вырезки и описывала каждый фильм, увиденный ею в Национальной кинотеке. Она даже спросила у матери разрешения поступать в Национальную школу искусств, чтобы изучать актерское мастерство и кинематографию. Хуанита запретила, но у нее была серьезная причина опасаться этой профессии. Ее отец снялся в нескольких легендарных мексиканских картинах, в паре с такими звездами, как Мария Феликс и Долорес дель Рио: он играл то обходительного молодого мужа, застреленного на первых пяти минутах, то кокетливого почтальона, с блеском в глазах и лучезарной улыбкой, в последний момент приносящего важное любовное письмо. Помимо этого, отец Хуаниты был запойным пьяницей, бабником и игроком, подсевшим на морфий; он умер в сорок два, когда она была еще совсем крошечной. У Хуаниты не осталось о нем ни одного воспоминания.) Аура выросла на видеокассетах с Вуди Алленом. Часто по ночам, лежа в кровати, они с матерью смотрели одни и те же фильмы, снова и снова, прежде всего алленовские ленты о Нью-Йорке, полные романтики и нервного юмора. Ей нравились и эксцентрические комедии, девочкой она изображала в душе сценки из «Спящего» и фильмов с Кантинфласом и Тин-Таном[10]. Хуанита практически сделала из Вуди Аллена домашнего святого, его фотография в рамке висела на стене ее спальни. Но стоило Ауре заикнуться об учебе в магистратуре Колумбийского университета, как мать при каждом удобном случае начала говорить гадости о Нью-Йорке.

На свете не найдется матери, которая не волновалась бы, соберись ее единственное дитя на исходе 2002 года, имея на выбор любой город и лучшие университеты мира, жить и учиться в Нью-Йорке. Поборов страх перед полетами, Хуанита навестила Ауру в Провиденсе и съездила с ней в Нью-Йорк. Но, вместо того чтобы развеять опасения Хуаниты, эта поездка их только усилила. Центральный и Пенсильванский вокзалы патрулировали группы до зубов вооруженных солдат в камуфляже с немецкими овчарками. На входе в библиотеки и музеи охрана перетряхивала каждую сумку, каждый кошелек, подчас даже высвечивая их содержимое фонариком, а Хуанита всегда ходила с большой сумкой, досмотр которой занимал немало времени. Когда они отправились в ресторан, где Вуди Аллен играл на кларнете, им сказали, что сегодня он не выступает и что в любом случае нужно бронировать столик заранее. Даже метро в Мехико было чище нью-йоркского. В интернете Хуанита выискивала сообщения обо всех изнасилованных и ограбленных студентах Колумбийского университета в Морнингсайд-Хайтс и Гарлеме. Но и в Мехико хватает преступников, напоминала ей Аура. Слышала ли она хоть раз, чтобы нью-йоркские таксисты похищали пассажиров и под дулом пистолета тащили их к банкоматам или того хуже?

Дедушка и бабушка Хуаниты по материнской линии были французами, однако сама она никогда не бывала во Франции и не владела языком. Но даже если Аура не осуществит материнскую мечту и не уедет преподавать в Сорбонну, она хотя бы должна стать профессором в Мексике, в Национальном университете, где у нее будет стабильная работа, пристойная зарплата, независимость и уважение. Определенно нет ничего плохого в том, чтобы мать желала дочери такой судьбы; в возрасте Ауры Хуанита не понаслышке знала, какие злоключения могут свалиться на юную девушку, не имеющую собственного дохода. Замечательно, если в один прекрасный день Ауре попадется красивый и, желательно, богатый молодой муж, чем богаче, тем лучше, хотя в Мексике, впрочем, как и везде — в этом мать Ауры была твердо убеждена — муж не тот человек, на которого можно положиться, кто всегда будет рядом, или у кого окажется достаточно здравомыслия, чтобы в конце концов не спустить карьеру, вместе с семьей, в канализацию. По мнению Хуаниты, ехать изучать латиноамериканскую литературу в Нью-Йорк было глупо, ведь здесь, в Национальном университете, попутно с соисканием ученой степени, Аура могла сразу получить должность адъюнкт-профессора.