Герой

Несмотря на это, Джеймс чувствовал, что должен искупить свой грех. Как только викарий замолчал, Джеймс понял, что от него ждут ответа. Он тут же подумал, что ему предоставляется возможность искупить вину перед отцом. Джеймсу претило выступать перед слушателями, но он смирился с этим. Никто, кроме него, не представлял себе, какая мука обращаться к глупым любопытным людям.

– Я очень благодарен вам всем за теплый прием, – начал он.

Голос дрожал от волнения и едва подчинялся ему, кровь прилила к лицу. Джеймсу казалось унизительным говорить все, что накопилось у него на душе. Он боялся сделать признание, волновался, что не сумеет выразить свои мысли. Заметил он и репортера местной газеты, который что-то торопливо записывал.

– Я очень тронут вашей добротой. Разумеется, я безмерно горжусь тем, что награжден крестом Виктории, но убежден: всем случившимся со мной я обязан моему отцу. Вы все знаете моего отца, знаете, каким храбрым он был солдатом. Благодаря его примеру, наставлениям и постоянной заботе мне удалось сделать ту малость, за которую меня сейчас хвалят. И я должен сказать, что обязан всем ему и моей матери. Мысль о безупречной и блестящей карьере отца, живущий в нем дух победителя поддерживали меня в трудные минуты. И я всегда старался доказать, что достоин моего отца и имени, унаследованного от него. Вы прокричали «ура» в мою честь, за что я очень вам признателен, а теперь прошу вас трижды прокричать «ура» в честь моего отца.

Полковник Парсонс повернулся к сыну, как только тот заговорил. Когда он понял значение слов Джейми, глаза его наполнились слезами счастья и благодарности. Воспоминания о том, что случилось за обеденным столом, рассеялись как дым, он испытывал только радость. Полковник даже подумал: «Теперь я могу умереть счастливым!» Потрясенный до глубины души, он совершенно не стыдился слез, достал из кармана носовой платок и неспешно вытер щеки.

Оркестр заиграл «Правь, Британия!» и «Боже, спаси королеву!», а потом все отбыли в порядке, установленном мистером Драйлендом. Те, кто стоял под триумфальной аркой, тоже разошлись. Джексоны и чета Клибборнов отправились по своим делам, Мэри вернулась в дом.

Она взяла Джейми за руки, и ее глаза заблестели от слез.

– Ох, Джейми, ты такой хороший! Как прекрасно ты говорил об отце! Ты не знаешь, что осчастливил его.

– Очень рад, что тебе понравилось, – серьезно ответил Джеймс. Он наклонился, обнял Мэри за талию и поцеловал.

На мгновение она прижалась к его плечу, но на том все и закончилось. Больше всего ей хотелось держаться стойко, как и положено жене солдата. Так что Мэри не поддалась эмоциям и выскользнула из рук Джейми.

– Я должна бежать, не то мама рассердится на меня. До скорого свидания.

Джеймс прошел в гостиную, где его отец, утомленный переживаниями дня, пытался обрести душевный покой, читая передовицы утренней газеты. Миссис Парсонс сидела на своем привычном стуле, вязала и приветствовала сына любящей улыбкой. Джеймс видел, что они довольны произнесенной им не очень-то складной речью. Слова, которые все еще звучали в его ушах, ему самому казались сентиментальными и претенциозными, но он чувствовал, что его родителей они очень порадовали.

– Мэри ушла? – спросила миссис Парсонс.

– Да. Сказала, что ее мать рассердится, если она останется.

– Я заметила, что миссис Клибборн расстроилась. Наверное, потому, что в центре внимания оказалась не она. Думаю, она самая безнравственная женщина из всех, кого я знаю.

– Фрэнсис! Фрэнсис! – воскликнул полковник.

– Это так, Ричмонд. Она очень плохая женщина. Ее отношение к Мэри – сущее безобразие.

– Бедная девочка! – согласился полковник.

– Ох, Джейми, у меня закипает кровь, когда я об этом думаю. Иногда бедняжка приходила к нам такой огорченной и плакала так, будто у нее разбито сердце.

– Но что же делала миссис Клибборн? – удивился Джеймс.

– Нет, не могу тебе сказать. Она невероятно злая. И ненавидит Мэри, потому что та выросла и тоже привлекает внимание. Она постоянно обижает девочку жестокими замечаниями. Ты видишь ее в те моменты, когда она старается показать себя в лучшем виде, а наедине с Мэри миссис Клибборн ведет себя ужасно. Оскорбляет, говорит, что она уродина и плохо одевается. А как ей одеваться лучше, если миссис Клибборн тратит все деньги на себя? Я сама слышала, как она сказала Мэри: «Какая же ты глупая и неуклюжая! Мне стыдно брать тебя с собой!» А ведь Мэри – сама доброта. Она преподает в воскресной школе, учит мальчиков петь в хоре, навещает больных, но миссис Клибборн все равно жалуется, что пользы от нее никакой. Я хотела, чтобы Ричмонд поговорил об этом с полковником Клибборном.

– Мэри настоятельно просила меня не говорить, – ответил полковник Парсонс. – Она готова вынести все, лишь бы не обострять отношения между отцом и матерью.

– Она ангел доброты! – восторженно воскликнула миссис Парсонс. – Настоящая мученица и ведь к матери относится так почтительно, словно та – лучшая женщина в мире. Никогда не скажет о ней дурного слова.

– Иногда, – вставил полковник Парсонс, – Мэри говорила, что ее единственная радость в жизни – мысли о тебе, Джейми.

– Мысли обо мне? – переспросил Джеймс, потом, помявшись, добавил: – Ты думаешь, я ей нравлюсь, мама?

– Нравишься? – Миссис Парсонс рассмеялась. – Она готова целовать землю, по которой ты ходишь. Ты и представить себе не можешь, что значишь для нее.

– От твоих слов мальчик может возгордиться, – заметил полковник Парсонс.

– Часто нам удавалось утешить ее словами о том, что ты вернешься и заберешь ее отсюда.

– Полагаю, нам надо в самом скором времени подумать о свадьбе? – Полковник Парсонс смотрел на сына с добродушной улыбкой.

Джеймс побледнел.

– Пока еще рано думать об этом.

– Мы говорим об июне, – уточнила его мать.

– Посмотрим.

– Ты ждал так долго, – гнул свое полковник Парсонс. – Уверен, что ждать дольше тебе не хочется.

– Она будет хорошей женой, Джейми. Тебе повезло, что ты нашел такую милую, такую нежную девушку. Мы радуемся, зная, что с ней ты обретешь счастье.

– Недавно я посоветовал Мэри поскорее подумать о приданом. – Полковник Парсонс рассмеялся. – Я сказал: «Если я хоть немного знаю Джейми, дорогая, он захочет жениться на тебе через неделю. Эта молодежь всегда такая нетерпеливая».

Миссис Парсонс улыбнулась:

– Конечно, это секрет, и Мэри ужасно рассердится на нас, если узнает, что нам это известно. Когда мы услышали о твоем приезде, она начала готовиться к свадьбе. Ее отец уже дал ей сто фунтов.

«Они безжалостны, – подумал Джеймс. – Они невероятно жестоки в своей доброте, в заботе о моем благополучии».

Глава 6

Джеймса не было в Англии пять лет, и за это время любопытный эмоциональный сдвиг, долго и медленно набирая силу, внезапно проявился открыто – дал о себе знать, как коварная болезнь, которая обнаруживается, лишь когда поражены конечности и внутренние органы. Новые настроения охватили общество, подтачивая основы национального характера, действуя через скопления людей в крупных городах, ослабленных воздействием трех ядов: пьянства, Армии спасения и популистской журналистики. Вздымалась могучая сила истерии и погони за сенсацией, готовая разорвать сдерживающие ее путы. Зараза захватывала и сельскую глубинку. Границы классов размылись, а сами классы стали такими неопределенными, что под удар быстро попало все население. На этом фоне пышно расцвела нынешняя литература. Жители Англии, чья нервная система была расшатана стрессом последних шестидесяти лет, потеряли моральную устойчивость. И с первыми мелкими неудачами в начале войны последние барьеры стыда рухнули, самоуверенность рассеялась как дым, и внезапно Англия стала робкой, как покоренная страна, умоляющей, оправдывающейся. Как испуганные женщины, англичане бегали, заламывая руки. Сдержанность, выдержка, хладнокровие, куда все подевалось… И теперь мы открыто проявляем эмоции; камыши, сгибаемые ветром, мы гордимся, что даже не камыши, способные мыслить. Мы призываем наших идолов. Кто поставит золотого осла, перед которым мы падем ниц и будем поклоняться ему? Мы гордимся нашим стыдом, размякшими сердцами, глазами, полными слез. Мы жаждем сочувствия, чего бы оно ни стоило. Мы выставляем напоказ наши кровоточащие органы и спрашиваем друг друга, действительно ли это ужасное зрелище. Англичане гордятся своей женоподобностью, и нет теперь ничего более мужественного, чем проливать слезы. Испытывать эмоции важнее, чем быть джентльменом, и, безусловно, гораздо легче. Скудоумие, увечья, утрата чувства юмора не заставили себя ждать; и уже нищие духом унаследовали землю.