Страница 12 из 14
– Стеша, ты заболела?
– Да, – вру я и краснею. Хорошо, что по телефону этого не видно.
– Ладно, лечись.
– Скажите, а…
Мне хочется спросить: «А вы не видели сегодня Воронцова?» Вдруг Андрей с утра решил позаниматься фитнесом? Мне очень хочется знать, где сейчас муж? Но я представляю себе, как это будет выглядеть, если я спрошу «где Воронцов?» у хозяина фитнес-клуба!
– …а кто меня заменит, Александр Иванович?
– Скорее всего, Вика.
– Это хорошо.
Весь день я лежу в постели, будто и в самом и деле больна. У меня ощущение, что я повисла на веревке между небом и землей или, скорее, между раем и адом. Причем рай, он очень земной. Это просто наша с Андреем квартира и жизнь в ней, как раньше. Я мечтаю, как было бы хорошо, если бы я не стала его выслеживать, не поехала бы домой к Людмиле, не стреляла бы в нее… Почему до сих пор не изобрели машину времени? Хотя бы радиусом действия в одни сутки. Всего одни. И я бы успела. Я бы вернулась во вчерашний день, позвонила Вадику и сказала:
– Да, я передумала.
И все.
Входная дверь хлопнула неожиданно, хотя я весь день этого ждала. У меня еще оставалась надежда, что это Степан Андреевич, у которого есть ключи. А что? Маму решил проведать. Хотя он этого никогда не делает без предварительного звонка.
Муж стоит на пороге нашей спальни. Я невольно сжимаюсь в комок и натягиваю на голову одеяло. Сейчас Андрей будет орать и бить меня. Но он молчит. Просто стоит и молчит.
– Андрей? – Я робко выглядываю из-под одеяла.
У него такой вид, будто он видит меня впервые.
– Где ты взяла пистолет?
– У тебя в сейфе.
– Так. А куда ты его дела после того, как… – он недоговаривает фразу и невольно морщится.
– Бросила в воду.
– Значит, правда.
– Прости меня. Я не хотела.
– Не хотела?! – Он впервые повышает голос. – Да ты… – он вдруг пятится назад.
Я вскакиваю с постели.
– Не подходи… – он смотрит на меня с ненавистью.
– Андрей, я виновата, но…
– Я сказал: не подходи.
– Ты, наверное, есть хочешь?
– Что?
– Я разогрею.
– Я ничего не хочу.
У меня ступор. Воронцов не орет. Не матерится. Не хочет есть.
– Ты разговаривал с Вадиком, да?
– Еще и Вадик? – Он брезгливо морщится. – Я вижу, ты с мужчинами на «ты». Со всеми.
– Нет. Просто мы…
Я не знаю, что сказать. Выслеживали тебя? Прятали вместе оружие? Удирали с места преступления и потому теперь на «ты»?
– Ты ведь тоже виноват, – нахожу я наконец нужную фразу.
– Что?!
– Эта твоя Света. Другие женщины.
– Ты ревнуешь, что ли? Так это твоя ревность – причина того, что вчера случилось? И не только вчера?
– Да.
– А пистолет-то зачем? Хотя… После того, как ты меня ударила… Я не понимаю: с кем я жил все эти годы? Ты притворялась, что ли? Овцу из себя изображала. Хорошую такую девочку. Глупенькую, наивную, влюбленную в своего мужа. А я ведь верил! Вот дурак!
– Я и в самом деле тебя…
– Замолчи! – обрывает меня муж и уходит на кухню.
Я стою в огромном холле, переминаясь с ноги на ногу. Ноги мои босы, но я не чувствую холода. На стене, прямо передо мной висит картина. Я ее все-таки повесила. Второе сверло оказалось прочнее. Это абстракция, я купила ее на выставке в краеведческом музее, у себя на родине. Раз я буржуйка недорезанная, мне надо поддерживать малоимущие таланты. Я частенько принимаю участие в благотворительных аукционах, жертвую деньги в разные фонды и помогаю больным детям. Материально, но и в больнице могу подежурить, если что. И это не притворство. Можно сказать, что я впервые оступилась. И то: я ведь не хотела ее убивать! На курок я нажала в пылу борьбы. Неужели Андрей этого не знает?
Я упорно смотрю на стену, где рукой провинциального художника изображены какие-то спиральки, завитушки и завихрения. Картина называется «Любовь». Не знаю, что меня в ней так зацепило, раз я именно ее купила? Увидела свою судьбу? Меня и в самом деле подхватил какой-то вихрь. И несет, несет…
– Иди сюда, поговорим, – раздается из кухни голос мужа.
Я опрометью бросаюсь туда. Андрей сидит за столом, выложив на него свои тяжелые кулаки. «Может быть, все-таки ударит?» – думаю я с надеждой. Бьет – значит, любит. Это значит, что наши с ним отношения сдвинулись с мертвой точки. Я опять овца, которую надо учить, а не притворщица, о которую даже руки марать неохота.
– Садись, – он кивает на стул напротив.
Раньше бы он сказал:
– Ты почему босиком? Простудиться хочешь? А ну немедленно марш за тапками!
Но теперь он этого словно не замечает. Он больше обо мне не заботится. Я уныло бреду к стулу и сажусь на него, поджимая ноги. Хотя полы у нас на кухне с подогревом. Но меня со вчерашнего дня знобит.
– Надо поговорить. Говорить буду я, мне твои оправдания не нужны. Я видел и слышал достаточно. Женщина, которая столько лет виртуозно врала, легко выдержит часовую очную ставку. Я тебе опять поверю, поэтому молчи. – Я согласно киваю. – Я принял решение. Ты моя жена. Даже если ты кого-то убила, я буду тебя защищать. Потому что я твой муж. Жить мы отныне будем раздельно. После того, как я разгребу то дерьмо, в которое ты вляпалась, – он морщится. – Во время этого процесса мне, скорее всего, понадобится твоя помощь. – Я опять киваю. – Послушная, молодец, – усмехается муж. – Эта-то твоя покорность и сбила меня с толку. Кто бы мог подумать, что я пригрел на груди змею?
У меня с языка чуть не срывается «а сам-то?», но мне велено молчать.
– Как я понял, у нас команда. Я, ты и… – он передергивается. – Этот хмырь, который изображает из себя крутого детектива. На самом деле он м… Думаешь, так трудно найти пистолет?
– Тебе виднее.
– Вот именно, – многозначительно говорит супруг. – Что против тебя? Насколько я понял, свидетель?
– Да. Женщина с собакой. Она меня видела, когда я стояла под фонарем.
– Надеюсь, собака?
– Нет. Обе. Ее хозяйка тоже видела. Я даже с ней разговаривала.
– Очень жаль. Какого черта ты торчала под фонарем? Берешься убивать – хотя бы не светись при этом.
– Я не хотела ее убивать.
– Так получилось, да? – язвит супруг. Теперь он более или менее на себя похож, и я невольно улыбаюсь. – Хватит лыбиться! И сказки мне не рассказывай! Со свидетелем надо что-то решать.
Я пугаюсь.
– Надеюсь, ты ее не…
– Хочешь навязать мне свой метод решать проблемы? В этом ты преуспела. Есть и другие способы. Деньги. Это первое. Но особняки там солидные. Не думаю, что она будет молчать за деньги.
– Собака?
– Хватит дуру из себя строить! Можно сыграть на ее неприязни к полиции. Богатые погоны не любят, если, конечно, сами не такие. Это мы выясним. В конце концов, есть женская солидарность.
– Так я ведь женщину убила! – напоминаю я.
– Плохо! – ругает меня муж. – А может, они по-соседски не ладили? Надо это тоже выяснить. Потом: можно запугать, – он по привычке расправляет плечи.
– Так у нее же собака! Большая, между прочим.
– Плохо, – он тяжело вздыхает. – Собака – это не кошка.
– Вот именно, – поддакиваю я.
– Можешь ты помолчать?
– Молчу.
– Другая проблема, более серьезная, сама полиция. Надо бы криминальные новости почитать.
– А если тебя вычислят?
– Кто?
– По паспорту. Ты ведь планшет на себя оформлял. И с него полезешь в Инет.
– Ты совсем дура?
– Что, не с него?
– Ну, полезу, и что? У нас криминальные сводки читать запрещается?
– А я вот не буду их читать.
– Зачем тебе? Ты у нас ньюс-мейкер!
– Что ж? Молчу.
– Вот и молчи. С полицией надо что-то решать.
– У Вадика жена в пресс-службе работает. И сам он бывший мент.
– Я догадался. – Муж почему-то матерится. Хотя должен бы порадоваться. – У меня в полиции тоже есть связи. Третье – машина. На которой ты туда приехала.
– А что машина?
– Надо с ней разобраться.
– Так ты скажи Вадику – он разберется.