Страница 7 из 19
Тем не менее меняя местами пролог с эпилогом, можно сказать, что эти такие плодотворные для нас годы – еженедельные, а то и чаще, статьи в американских престижных СМИ, а потом книга за книгой на разных языках в глобал виллидж – были для нас в других отношениях потерянными годами. Вовсе не только из-за отдельных неудач – нам, к примеру, в середине 80-х отказали в заявке «2000: мир без СССР», сочтя наше предсказание бредом. На самом деле Советский Союз прекратил свое существование девятью годами раньше, зато в предсказанном 2000-м, когда он наступил, уже мы отказались сделать книгу про нового кремлевского вождя, хотя условия были вполне сносные. Но мы уже глотнули воздуха художественной свободы, в России одна за другой выходили наши разножанровые книги, возвращаться к политоложеству не было никакого желания. Однако не зарекайся: never say never!
Как из голодного края набросились мы на изящную словесность, выплеснув все, что в нас накопилось за время вынужденного простоя. Я бы сравнил это с сексуальной ненасытностью, неукротимостью застрявшей в девстве девицы, которая, наконец, дорвалась до положенного ей самой природой, хотя мой соавтор не большой любитель такого рода вольных, а то и пикантных аналогий. Но не вычеркивать же мне теперь уже написанное! В Москве выходили наши романы, мемуары, сборники рассказов и эссе, а в параллель в американских русскоязычниках мы печатали наши статьи и на радио «Либерти» и на местных ТВ и радио наговаривали наши скрипты, главным образом культуртрегерского жанра – про литературу и искусство. У меня даже, ввиду нетривиального образа мышления, появилась своя авторская рубрика «Парадоксы Владимира Соловьева».
Когда меня спрашивают, какой из американских русско-язычников лучше, я без тени сомнения, а тем более смущения говорю, что тот, где печатается Владимир Соловьев. Типа переходящего знамени. А что? Как говорил маркиз де Кюстин, я скромен, когда говорю о себе, и горд, когда себя сравниваю. Не говоря уже о том, что скромны те, кому нечем гордиться.
Понадобилось полтора десятилетия, чтобы русскоязычный мир Америки перестал быть копией советского и стал толерантным, как англоязычный американский. Ну почти как американский. Довлатов или Шемякин, с кем я тесно здесь общался, были такими же изгоями, как и я. А пока что мы жили в сугубо американском мире, ибо были чужими среди своих, зато стали свои среди чужих. Хотя не могу с уверенностью сказать, что так уж знал тот Нью-Йорк, в котором жил, как не знаю, будучи анахоретом, нынешний. Зато Лена знает, как прежде Ленинград, и может водить экскурсии. Вот почему у меня есть геморрой, а у нее – нет. Или vice-versa. Теперь, спустя столько лет, какой-нибудь нью-йоркский роман тех лет или про те годы кажется мне такой же экзотикой и экстраваганзой, как если бы был о Стамбуле или Париже. То есть узнаваемо-неузнаваемый.
Не скажу наш, но мой политологический опыт не пропал даром и время от времени стал просачиваться в мою газетную публицистику. Более того, сюжетный мой диапазон расширился. Не то чтобы все волновало нежный ум, но помимо России в круг моих интересов стали входить Европа, Ближний Восток, исламский терроризм и конечно же сама Америка с ее общенациональным спортом – президентскими выборами. В Москве у меня установились стабильные отношения с издательством «РИПОЛ классик», но время от времени я гулял налево – «Вагриус», Захаров, АСТ, ЭКСМО, «Алетейя», «Совершенно секретно». В один из таких загулов я собрал свои ближневосточные статьи и статьи о ближневосточной политике Америки (в основном о провалах и ошибках, которые хуже преступлений) и, сцентрировав все это хозяйство вокруг модного антигероя того времени Осамы бин Ладена, только что казненного американским спецназом, выпустил нестыдную quickie. Хотя, конечно, жаль, что я сузил тему и адрес книги, назвав ее – по настоянию ЭКСМО – «Осама бин Ладен. Террорист № 1». Не он герой моей книги, хоть и антигерой, а только повод для проблемного, острого, актуального разговора об угрозе исламизма человечеству. Уже после выхода книги в конце 2011 года я продолжал писать на эту тему по мере того как угроза становилась реальностью. Надеюсь сделать еще одну книгу об этой, наверное, главной мировой и всемирной проблеме.
Вот, наконец, мы и подошли к этой книге, которую пишем сейчас вместе с Леной Клепиковой. Ее название «Дональд Трамп. Зеркало американской революции» хоть и знаковое и звучное, но тоже достаточно условное: Трамп – главный ее герой, но не единственный. Дело в том, что мы пишем, как я уже говорил, «пулю в полете», а это если не самое трудное, то самое рисковое из писательских занятий. Менее всего соблазняет нас роль Нострадамуса, чьи центурии все-таки мнимо предсказательны: их символика настолько двусмысленна, что под нее можно подставлять любые значения. Нас интересует скорее технология власти в Америке – то, чем мы занимались в нашей политико-художественной публицистике последние без малого полтора десятка лет, то есть все эти нулевые и десятые годы, когда писали не только о главных персоналиях американского Олимпа, президентских дебатах и выборах, но еще и о закулисной и подковерной борьбе. Вот-вот, о том, как делают в Америке президента.
А сложность заключается в том, что мы пишем эту книгу зимой 2016 года, а выходит она весной – за полгода до президентских выборов, когда предсказать ничего невозможно, а предсказуема разве что – повторяю – только непредсказуемость.
Predictable unpredictability.
Владимир Соловьев & Елена Клепикова. Президентская психея: характеры, темпераменты, комплексы
С добавкой. Почему не пьет и не курит Дональд Трамп. Опыт психоанализа
К черту политику – займемся лучше психологией. Или даже психопатологией. А может, и психоанализом. Раз на раз не приходится. Сейчас, когда мы мастерим эту книгу, психея ее героя стала злобой дня и не сходит с компьютерных и телеэкранов, с первых страниц газет и журнальных обложек. Не только и не столько в том смысле, что чужая душа – потемки. Это – у интровертов, а у Дональда Трампа вроде наоборот – все наружу. Типичный экстраверт: у него, как у пьяного, все на языке. Ляпнуть ему ничего стоит. «Я могу встать на Пятой авеню и подстреливать людей. И при этом не потеряю ни одного избирателя!» – заявил он на митинге своих сторонников в штате Айова и для вящей убедительности стал целиться в собственный электорат. И таких перлов у него – вагон и малая тележка. Рацпредложение: не пора ли выпустить его цитатник под красной обложкой, как когда-то карманную книжку Мао с его дацзыбао? См. в конце книги «Приколы от Дональда Трампа».
Трепло, баламут, пустомеля, пустобрех, краснобай, язык без костей, за словом в карман не полезет – что из его приколов домашней заготовки, а что экспромтом? Недаром русским он напоминает Жириновского. «Если Трамп сядет в Белый дом, мало не покажется. Представьте Жириновского в качестве президента США» – это реплика на «Эхе Москвы», а нью-йоркский журналист Владимир Козловский назвал его Дональдом Вольфовичем. Разве в том дело? Именно этой своей бесшабашной, безоглядной, болтливой откровенностью, отбросив хороший тон вместе с политкорректностью, Трамп и привлекает если не «любовь пространства» а тем более «будущего зов» – выборы покажут, – то уж американских избирателей непременно, судя по опросам: в его аудиториях отличная акустика и звучное эхо, его меткие словечки и лапидарные идиомы многократно тиражируются в СМИ и врезаются в сознание электората, даже если кто с ними не согласен. Так философствуют молотом, Заратустра со своим соавтором Ницше правы. В упрощенной формулировке: Трампу главное отмочить номер и прокукарекать. Зато в возвышенной, поэтической: