Страница 21 из 43
Что касается людей, которые действительно серьёзно занимаются теорией, — то левому движению они по-настоящему нужны. Чтобы теория была убедительна и практически применима, следует внимательно изучать то, что было наработано нашими оппонентами, не только левыми. Я не призываю перед ними отступать, но нужно учитывать это и отвечать на новые вызовы.
Состояние левой мысли хорошо характеризует волна обсуждений и конференций в связи с юбилеем Октябрьской революции, в которых, на мой взгляд, люди показали достаточно высокий уровень анализа, в том числе круги журналов «Левая политика» и «Альтернативы». Мне довелось поучаствовать примерно в десяти общенаучных мероприятиях, и разговор был вполне серьёзный, высказывались и новые идеи. Так что положение с уровнем теории неплохое.
С другой стороны, левый актив живёт какой-то совершенно самостоятельной жизнью, и уровень теоретической подготовки там оставляет желать лучшего. И не потому, что чего-то не штудирует в кружках. С одной стороны, большинство сегодняшних леваков — люди молодые и не занимающиеся гуманитарными науками профессионально. Так что — какой спрос. Но всё-таки лозунг «Учиться, учиться и учиться» актуален именно в том значении, как завещал нам великий Ленин. Не марксизму учиться, а гуманитарным наукам, применяя к ним марксизм и другие социалистические учения, находки современных левых мыслителей. Чтобы дело социализма было более успешно, нам нужны грамотные пропагандисты, которых поймёт не только марксист, грамотные организаторы, яркие публицисты. В «кружках» этому не учат, здесь нужен опыт и готовность учиться в обычном смысле слова. А то случись революция, опять левый актив может сыграть роль пушечного мяса, не разобравшись, куда дело идёт.
В какой-то момент кризис системы приводит к тому, что начинаются общественные сдвиги и ты можешь в них участвовать или не участвовать. Если ты к этому моменту проникся какой-то теорией, а эта теория более или менее верна и адекватна современности, то у тебя будет ясное понимание того, что нужно делать. Если ты живёшь теориями позапрошлого века, то у тебя не будет такого понимания, хотя ты всё равно будешь что-то делать, если ты человек действующий. И тогда возникает вопрос: в каком направлении, кто воспользуется твоим догматизмом и неопытностью?
Левому движению, пока мы живём в социальном затишье, нужно сделать две вещи. Первое — теоретикам нужно согласовать последние вопросы, потому что, на мой взгляд, разногласия, скажем, между мной, Кагарлицким, Бузгалиным и др. либо носят глубоко концептуальный и потому не очень актуальный характер, либо вполне разрешимы на уровне стратегии. Проблема — когда вообще нет стратегии, непонятно, что в принципе делать. А сейчас всё лучше: стратегий несколько, и авторы не могут до конца убедить друг друга.
Второе — это работоспособный аппарат, то есть люди, которые примерно понимают, в чём наша конструктивная задача, и согласны спрашивать совета у теоретиков (совета мотивированного, естественно, никакого слепого следования здесь быть не должно), но которые в состоянии выстраивать организационные структуры, полезные для наших конструктивных задач. Соответственно мы должны осознать эти наши задачи, договориться и начать выстраивать такие структуры.
Мы не должны следовать истории КПСС, нам уже не нужны теоретические кружки. То, что нам действительно нужно, — это активистские команды, способные к какой-либо деятельности вообще. Если мы поймём, что есть реальное поле воздействия на общество, появится пространство для политического диалога между разными командами.
Если говорить о каких-то теоретических разногласиях, то их круг является уже довольно привычным и более или менее сформировавшимся. Другое дело, что в последнее время появляется масса разногласий совершенно иного уровня, вытекающих из непосредственной политики, непосредственного отношения к тем или иным явлениям. Например, для каких-то групп, которые декларируют свою приверженность марксистской традиции, оказывается невозможным сформулировать общую тактику в отношении, скажем, текущего рабочего движения или каких-то социальных инициатив, которые появляются в последние годы. Если развивать вашу мысль, то речь идёт о необходимости политической дискуссии для формирования долгосрочной политики, общей стратегии для левых. Как бы вы могли определить контуры этой дискуссии, в каких конкретных моментах вы бы исходили в постановке вопросов для её начала?
Во-первых, характер перемен, происходящих сейчас в мире. Я думаю — и здесь со мной могут согласиться многие люди, возможно, придерживающиеся даже несколько иной методологии, — что можно говорить о двух основных разнонаправленных процессах. С одной стороны, я бы сказал, крайне коряво и несбалансированно формируется новое общество, которое мы условно называем «постиндустриальным» (не вкладывая в этот сам по себе негативный термин конкретного содержания). Я предпочитаю называть его моделирующим — то есть это общество, основанное на неком виртуально-культурном пространстве, где можно говорить о борьбе на уровне смыслов. И главное здесь, можем ли мы проводить через эти новые пространства свои конструктивные идеи и выстраивать внутри него нашу параллельную реальность. Ведь социализм, так же как и капитализм, сначала должен вызреть в виде некоторого сектора. Если мы можем выстроить свой сектор в этой новой реальности, мы будем двигаться к победе, не в смысле «успешности» (меня ужасно раздражало, когда Лимонов в дискуссии со мной постоянно произносил как заклинание «Мы самая успешная партия» — это как раз подчинение логике господствующих отношений), а в смысле изменения этого мира, внедрения нашего конструктивного идеала. В то же время мы видим сегодня явное доминирование формирующейся элиты манипуляторов. Они уже контролируют те процессы, которые в 70-е годы казались нашими: формирование гражданского общества, интернет-сообщества, сетей, компьютерных технологий — всё, что создавало, казалось бы, важный ресурс возможности для выстраивания социалистического сектора, оказалось успешно поставлено к началу XXI века под контроль манипуляционной элиты.
Во-вторых, сила или слабость левого движения зависит не только от нас самих, но и от ситуации в стране. Мы должны понять, как в действительности устроена социально-политическая машина — не с точки зрения её обличения (в чём мы преуспели), а с точки зрения её использования для её качественного преобразования и для выращивания социалистического сектора.
В-третьих, по-новому встаёт вопрос о социальной базе перемен. Я вообще довольно равнодушно отношусь к рабочему движению, хотя и очень много занимался им во время «перестройки». Не стоит ставить рабочих выше или ниже остальных социальных групп. Для принципиально нового общества нужен принципиально новый социальный субъект. Социализм не мог произрасти из пролетариата, который является плоть от плоти капиталистических и индустриальных отношений. Новый слой формируется из разных страт, нужно искать, изучать этот процесс. Помогать его самосознанию. Мы в «Информационале» связываем это явление с понятием «информалиата», но во всяком случае речь идёт не о пролетариате как главном субъекте. Его предел мечтаний — социальное государство, и уже при переходе к самоуправлению возникают трудности качественного преобразования пролетарской психологии, которые должны быть осознаны, как и трудности, связанные с психологией интеллигенции и других индустриальных слоёв, которым предстоит качественно преобразиться (по сути исчезнуть) при переходе к социализму.
Рабочий, для того чтобы захотеть большего, чем отношения, в которых он существует, должен сначала уйти с фабрики, или фабрика должна качественно измениться, уйти от жёсткой специализации. Люди, которых я видел в «перестройку» и которые хотели большего, они таки как раз с фабрик ушли. Тред-юнионистские задачи, которыми сейчас увлечены многие «левые», — это, мягко говоря, растрата сил на тренировку. Можно и нужно помогать людям, столкнувшимся с бедой. И я это поддерживаю — так же, как жилищные движения, которыми я занимаюсь. Но каждая жилищная инициатива, одержав победу, тут же распадается. Потому что люди все разные: от них отстали власти со своим наездом, феодалов удалось отбить (что редко получается, и поэтому это движение на самом деле бессмертно), но если получается, то люди быстро успокаиваются и расходятся. С пролетариатом я также наблюдал подобный эффект. Конечно, работники остаются на фабриках, но в случае успеха они не спрашивают «А что дальше?» и «Как мы пойдём к социализму?». Они говорят «Спасибо, ребята!».