Страница 7 из 22
«Ввиду сложившейся критической ситуации в Гонолулу и некомпетентных действий законных сил, я приказываю высадить морскую пехоту на берег для защиты дипломатической миссии и консульства Соединенных Штатов, а также для обеспечения безопасности и собственности граждан Америки».
В пять часов того же дня сто шестьдесят два американских моряка высадились на пирсе в конце Нууана-авеню. Среди них был артиллерийский расчет и три роты морпехов. У каждого солдата на шее висела винтовка, а на поясе – патронташ. Артиллеристы тянули за собой пулеметы Гатлинга и небольшую пушку.
Тёрстон наблюдал за высадкой и проследовал за солдатами несколько кварталов. По пути в свою контору он столкнулся с У. Рикардом, управляющим плантацией, который занимал место в законодательном собрании и всецело поддерживал королеву. Рикард был в ярости.
«Черт бы тебя побрал, Тёрстон! – крикнул он, потрясая кулаком. – Твоих рук дело!»
«Натворил что?»
«Привел солдат!»
«Это насколько же я должен быть влиятелен, чтобы приказывать солдатам армии США? – отозвался Тёрстон. – Нет, я непричастен к их высадке, равно как и вы, и точно так же понятия не имею, зачем они здесь».
Тёрстон скромничал. Он тесно сотрудничал со Стивенсом. Они не были постоянно на связи в те январские дни и не делились ежечасными планами – зачем? Они понимали действия друг друга и оказывали помощь в ключевых моментах. Устроить революцию в одиночку ни Тёрстону, ни Стивенсу не удалось бы. Партнерство дало им эту возможность.
Гавайцы озадаченно выглядывали из домов и останавливались на ходу, глазея на марш американцев по улицам Гонолулу. Мало кто в этих краях видел западные военные формирования. А зачем солдаты высадились, и вовсе почти никто не понимал. Только когда гавайцы увидели членов «Комитета безопасности», радостно приветствующих отряды, большинство сообразило, что они выступили против монархии. Министры собрались на срочное заседание. Вскоре после него Сэмюэль Паркер, министр иностранных дел, отправил жалобное обращение к Стивенсу:
«Так как ситуация не требует вмешательства со стороны правительства США, мои коллеги и я со всем почтением обращаемся к вам с вопросом о том, кто уполномочил данные действия. От себя хочу добавить, что необходимую защиту дипломатической миссии или интересов Соединенных Штатов с готовностью предоставит правительство Ее Величества».
На послание Стивенс не ответил. Он как раз осматривал подходящие места для военного лагеря и наконец выбрал здание под названием Арион-холл. Оттуда было нелегко охранять американцев, ведь мало кто из них жил или работал в округе. Однако явным преимуществом было соседство с Домом правительства и близкое расположение Дворца Иолани.
Когда солдаты разбили лагерь, «Комитет безопасности» вовсю праздновал в доме одного из своих членов, уроженца Тасмании, Генри Уотерхауса. Все они понимали: настал момент триумфа. Высадка американских морпехов гарантировала их победу. Чтобы сложить революционный ребус, оставалось лишь провозгласить новую конституцию, которую Стивенс должен признать. А американские военные подавят сопротивление со стороны королевы или ее сторонников.
Встреча в доме Уотерхауса была знаменательной по двум причинам. Во-первых, по странной случайности трое главнейших заговорщиков – пылкий адвокат Тёрстон, «сахарный» барон Касл и корабельный магнат Уилдер – заболели и не смогли прийти. А во-вторых, вполне возможно, на этом сборе отмечали появление человека, которому предстояло править Гавайями на следующем отрезке их истории. Этим джентльменом оказался Сэнфорд Доул, внук миссионеров, выпускник колледжа Уильямс и уважаемый судья Верховного суда. Несколько лет спустя Доул поможет Джеймсу, сыну своего двоюродного брата, основать фруктовую компанию, названную по их фамилии.
Хотя Доул не был на той встрече в доме Уотерхауса и даже не входил в «Клуб захвата», он присутствовал на маленьком собрании Тёрстона и знал о дальнейших планах. Когда Комитет безопасности стал гадать, кого же выбрать для правления островами после революции, кто-то упомянул Доула, что, по словам одного из участников обсуждения, «мгновенно вызвало одобрение всех присутствовавших». За седобородым юристом тут же послали.
«Миссис Доул и я сидели в гостиной, как вдруг из дома мистера Уотерхауса к нам пришел человек, живущий в Канеохе, и сообщил, что мятежники хотят, дабы я взял на себя этот пост. „Нет, – сказал я. – Почему его не займет Тёрстон?“ Посыльный сказал, что Тёрстон болен и лежит в постели после того, как с самого начала днями и ночами работал над этим делом. Я согласился заглянуть к ним…
Посыльного отправили к министру Стивенсу, узнать, правда ли он с нами солидарен. Я вернулся домой и решил отложить вопрос об их предложении до утра, но спал плохо, беспокойно, то и дело просыпался с мыслью об этой затее, так что пережил ужасную ночь».
Ранним утром четверга, семнадцатого января, Доул заглянул к прикованному к постели Тёрстону. Они кратко обсудили будущее Гавайев. Доул сказал, что еще не решил, возглавить ли новое правительство. Однако он согласился передать Стивенсу письмо. В послании Тёрстон говорил, что о создании нового правительства объявят уже днем, и просил как можно быстрее его признать.
Уже дома Доул долго сидел на веранде в одиночестве и смотрел на пальмы и теплый океан вдали. Наконец он решил взять на себя временное президентство будущей Республики Гавайи. Он считал, как писал позже, что «пробудет на посту несколько месяцев», пока подготовят все необходимое для присоединения Гавайев к США.
Первым шагом Доула стал визит к покровителю всей затеи. Доул вручил Стивенсу письмо Тёрстона. Ознакомившись с посланием, Стивенс произнес: «Думаю, вам выпала прекрасная возможность».
Затем Доул заглянул в контору Смита, где собрались заговорщики. Доул сообщил им, что готов возглавить будущее правительство, чем вызвал массу радостных возгласов. Будучи крайне порядочным человеком, он отправился в Дом правительства и подал в отставку из Верховного суда. Лишь покончив с формальной письменной частью, он понял, что ее попросту некому отдать.
Начальник полиции, Чарльз Уилсон, по-прежнему отказывался смириться со смертью монархии. Он приказал личной страже королевы приготовиться к сражению, и какое-то время даже казалось, что оно может состояться. В распоряжении Кабинета министров было около пятисот пятидесяти солдат и полицейских, практически все вооруженные винтовками, и четырнадцать артиллерийских орудий. Однако министры и не думали, что им когда-либо придется принимать решение, бросать ли эти силы в бой. Министры отчаянно желали, чтобы кто-нибудь подсказал им, что делать. Не имея иного выбора, они созвали зарубежных послов. Явились все, кроме Стивенса, который сослался на болезнь. Послы единогласно советовали не сопротивляться.
Тем утром все же пролилась кровь. Джон Гуд, один из заговорщиков, несколько часов собирал оружие и снаряжение. Когда он проезжал на загруженной телеге угол Форт-стрит и Кинг-стрит, полицейский попытался его задержать. Гуд ранил полицейского в плечо выстрелом из пистолета и как ни в чем не бывало продолжил путь.
Надеясь предотвратить неизбежное, королева приказала всем министрам немедленно отправиться к Стивенсу. Тот согласился принять лишь одного из четверых, Питерсона, который заявил, что они по-прежнему являются законным правительством Гавайев. Стивенса это не впечатлило. Он отправил Питерсона обратно с предупреждением: «Если на мятежников нападут или их арестуют силы королевы, вмешаются американские солдаты».
Его слова безошибочно подтвердили, что военные вовсе не намерены поддерживать мир и порядок. Они высадились, дабы обеспечить победу заговорщиков. Судьба монархии была решена. Мятежникам лишь оставалось узаконить акт, что они и сделали вскоре после двух пополудни. Они собрались перед Домом правительства, где была сосредоточена вся политическая власть Гавайев. Генри Купер, проживший на островах от силы два года, шагнул вперед. В руке он держал манифест, который продиктовал хворающий Тёрстон. Купер, стоя в окружении шестидесяти солдат, зачитал этот манифест небольшой толпе.