Страница 12 из 19
Мэри сразу овладела положением. В тот же момент к ней вернулась ее обычная шутливая непринужденность.
– Как мы стали скромны! – воскликнула она. – Да куда же девалась наша хваленая смелость? Я была добра? И всегда? Неужели в первый раз, когда я увидела вас, я тоже была добра к вам? И снисходительна? Это слово вы не смеете употреблять между нами!
– Нет, – ответил Брендон, который тоже начал овладевать собой, – нет, я не могу сказать, чтобы в первый раз вы были особенно добры! Как вы тогда вспылили! И это вышло так неожиданно, что от изумления я просто не чувствовал ног под собою!
Оба засмеялись при воспоминании о первой встрече.
– Нет, не могу сказать также, чтобы при этом вы выказали чрезвычайную доброту, но зато потом, когда леди Джейн снова позвала меня к вам, вы были очень добры, так добры, как только можете быть!
– Значит, вы нетребовательны, если называете это добротой, – улыбаясь ответила Мэри. – Я могу быть еще гораздо добрее, если только постараюсь. Оно, – и Мэри положила руку на сердце, – сегодня просто переполнено добротой!
– Боюсь, что вам лучше стать снова злой, позвольте честно предупредить вас! – сурово заметил Брендон, чувствовавший, что все его силы тают.
Не обращая внимания на это предупреждение, Мэри продолжала после краткой паузы:
– Теперь мы переменились ролями. Обидчиком стали вы!
– Обидчиком? О, вы просто не хотите признать, что я руководствуюсь лучшими намерениями! Во всяком случае, для меня было бы лучше очутиться на противоположном конце земли!
– Вот относительно этого я как раз и хотела спросить вас. Джейн говорила мне, что вы собираетесь уехать в Новую Испанию?
Мэри умышленно поспешила переменить разговор, так как сама начала чувствовать, какой опасный оборот принимает он. В то время принцесса Мэри считалась бесспорной наследницей английского трона, так как брак Генриха VIII оставался бездетным[4]. Следовательно, как бы пламенны ни были ее чувства к Брендону, Мэри была достаточно разумна, чтобы понимать, что дело не должно, не может дойти у них до объяснения в любви. И все-таки она не могла побороть в себе страсть быть с Чарльзом, слышать его голос. Было так восхитительно находиться у самого края бездны сладчайшей радости и блаженства, но через этот край она не смела переступить! Кто была она и кто – он? Мэри лучше всякого другого сознавала разделявшую их пропасть.
Брендон ответил на вопрос принцессы:
– Я еще не знаю точно, уеду ли я. Я предложил свои услуги кораблю, который отплывает недели через три из Бристоля, и мне кажется, что уехать следует.
– О, в самом деле? Вы это серьезно? – Мэри почувствовала болезненный укол в сердце, но в то же время не могла не испытать некоторого облегчения при мысли, что решение Брендона избавит ее от искушения.
– Мне кажется, сомневаться в серьезности моего намерения нельзя, – ответил Брендон. – Я охотно остался бы в Англии, пока не будет погашен долг, лежащий на отцовском наследстве, чтобы последнее могло быть обеспечено моим братьям и сестрам. Но я должен ехать и надеюсь добыть там, в Новом Свете, денег.
Мэри кинула на Брендона сверкающий взор и спросила:
– А как велики эти долги? Позвольте мне дать вам эти деньги, у меня их больше, чем надо. Скажите мне, сколько нужно, возьмите у меня деньги. Ну, говорите скорее!
– Вот оно! Вы опять – сама доброта! Искренне благодарю вас! – Говоря это, Брендон так посмотрел Мэри в глаза, что она не могла ни секунды вынести его взор. Опять положение начало становиться опасным, но, быстро овладев собой, Брендон продолжал в шутливом тоне: – Значит, вы хотите заплатить долги моего отца, чтобы у меня не было больше предлога оставаться здесь? Пожалуй, в сущности вы вовсе не так уж добры!
– Нет, нет, вы сами это отлично знаете! Но все-таки позвольте мне заплатить долги! Сколько? Сейчас же скажите мне, приказываю вам!
– Нет, леди Мэри, я не могу!
– Пожалуйста, скажите! Если я не смею приказывать, то должна просить, и теперь я знаю, что вы это сделаете. Ведь не заставите же вы меня вторично просить?
Мэри подсела поближе к Чарльзу и заискивающе положила на его руку свою. Следуя непреодолимому влечению, Чарльз взял ее руку, поднес к своим губам и запечатлел на ней долгий пламенный поцелуй, в смысле которого она не могла ошибиться.
Мэри испугалась, и на короткий миг принцесса снова взяла в ней верх.
– Мастер Брендон! – крикнула она и отдернула руку.
Чарльз отпустил руку и отодвинулся. Он ничего не ответил. Отвернувшись, он смотрел из окна на реку.
Так сидели они оба в молчании.
Мэри поняла, что означало то почтительное движение, с которым Чарльз отпустил руку и отодвинулся. Некоторое время она смотрела на него ласковым взором, затем подняла руку, вложила ее в руку Чарльза и тихо сказала:
– Вот она, если вы хотите ее!
– Хочу?
О, это было уже чересчур! Теперь Брендону уже было мало руки, он должен был иметь все, все! Поэтому он вдруг схватил принцессу в свои объятия с такой необузданностью, что она испугалась.
– Прошу вас, оставьте меня! Не теперь, сжальтесь, Чарльз… о, не надо… не надо… Матерь Божия, прости мне!
Но тут женская стыдливость Мэри уступила бурному натиску его страсти, она упала к нему на грудь, обвила своими белыми руками Чарльза за шею и стала целовать его. Высокорожденная, знатная принцесса платила слепому Амуру ту же подать, что и самые простые девушки из народа, словно вовсе не кровь пятидесяти королей сделала ее губы такими красными и сладкими!
Брендон держал некоторое время девушку в своих объятиях, а затем упал перед ней на колени и спрятал лицо в складках ее платья.
– Да поможет мне Небо! – воскликнул он.
Мэри провела рукой по его волосам, ласково откинула волосы с его лба и нежно шепнула:
– Да поможет Небо нам обоим, потому что я люблю вас!
Чарльз вскочил и бросился вон с криком:
– Пустите, пустите меня… молю вас!
Мэри последовала за ним до двери. Когда Чарльз обернулся, то увидел, что она стояла, закрыв лицо руками.
Брендон вернулся и сказал:
– О, я не хотел заводить это так далеко, и если бы вы сами не подтолкнули меня, то никогда… – но тут Чарльз вдруг вспомнил, с каким презрением относился он всегда к Адаму за то, что тот старался свалить всю вину на Еву, и продолжал: – Нет, это неправда! Тут виноват я один! Я должен был уже давно уехать.
Взор Мэри был прикован к полу, слезы неудержимо лились из ее глаз по разгоряченным поцелуями щекам.
– Никто здесь не виноват, ни вы, ни я, – пробормотала она.
– Нет, нет, тут нет вины, это – судьба. Я не таков, как другие мужчины; я никогда не смогу пережить это!
– О, я слишком хорошо знаю, что вы не похожи на остальных мужчин. Да ведь и я… тоже… не похожа на других девушек?
– О, еще бы! Нет более такой женщины во всем огромном, необъятном свете.
И они снова упали в объятия друг друга.
Так прошло несколько мгновений. Наконец, опустив глаза, Мэри задумалась, и Брендон, слишком хорошо зная выражение ее лица, сразу понял, что она чем-то недовольна.
– Вы хотите сказать что-то? – сказал он.
– Я – нет! – ответила она тихо.
– Значит, это я должен сказать что-то?
Мэри медленно кивнула головой и сказала:
– Да.
– Что же это такое? Объясните мне, и я скажу то, что нужно.
– Разве вам не понравилось слышать от меня, что я… вас… люблю?
– О, вы сами знаете! Но… но… вы хотите слышать это и от меня также?
Мэри быстро кивнула несколько раз головой, и при этом ее длинные черные ресницы приподнялись, и из-под них сверкнула пара блестевших страстью глаз.
– Этого совершенно не нужно, – произнес Брендон, – но я слишком охотно скажу вам: «Я люблю вас!»
Мэри прижалась к Чарльзу и спрятала лицо у него на груди.
– Ну, я сказал. А где награда? – спросил он.
Прекрасное лицо принцессы обернулось к нему, и посыпалась награда за наградой.
4
Мария Тюдор, впоследствии получившая прозвище «Кровавой», родилась только через два года, в 1516 году.