Страница 17 из 22
По мере роста популярности Пугачевой росли и ее гонорары. Что касается Софии Ротару, то и ее советская власть по части материальных поощрений никогда не обижала: артистка имела возможность хорошо зарабатывать как по линии официальных концертов, так и по линии неофициальных («левых»). В итоге в месяц ей на руки перепадало до нескольких тысяч рублей (причем с «левых» концертов, которые выдавались в конвертах, налоги не платились). Как мы знаем из предыдущего повествования, финансовыми вопросами в их семье заведовал супруг – Анатолий Евдокименко. Вспомним слова О. Непомнящего (бывшего администратора Софии Ротару в 1973–1976 годах):
«Единственный недостаток Евдокименко заключался в том, что он был прижимист и не баловал Соню. А Ротару очень любила подарки – украшения, колечки. Однажды я купил ей в подарок колечко на деньги от концертов «Червонной руты» – за 130 рублей. Вечером вручил Анатолию конверт. Он пересчитал купюры:
– А где еще сто тридцать рублей?
Я объяснил.
Евдокименко нахмурился:
– В следующий раз, Олег, прежде чем сделать Соне подарок, посоветуйся со мной. Деньгами здесь распоряжаюсь я.
Однако в Харькове я снова не утерпел – отхватил Соне в центральном универмаге супердефицитный немецкий халатик. Опять недосчитавшись денег, Толя устроил дикий скандал. Больше я попыток порадовать Соню не делал – не хотел ссориться с Евдокименко. Сама же Соня всегда соглашалась с мужем и вообще держалась очень скромно, но при этом, конечно, прекрасно понимала, что является суперзвездой…»
Возвращаясь к гонорарам героев нашего повествования, отметим, что Пугачева, в отличие от Ротару, имела и дополнительные источники доходов. Во-первых, она «заделалась» композитором, во-вторых – начала сниматься в кино. Так, ее гонорар за главную роль в фильме «Женщина, которая поет» составил 3740 рублей (за 53 съемочных дня). Это были приличные деньги, если учитывать, что другие партнеры певицы по фильму получили куда меньшие суммы (Алла Будницкая заработала 683 рубля (11 дней), Николай Волков – 538 рублей (15), Александр Хочинский – 458 рублей (12).
Как ни странно, но даже эти деньги не могли целиком удовлетворить запросов Пугачевой. Именно с этим связано то, что в середине 1978 года она перейдет из «Москонцерта» в «Росконцерт». Причем поможет ей в этом ее будущий супруг – Евгений Болдин. Тот в ту пору работал директором программ фестивального отдела «Росконцерта», и именно ему поручили переманить к себе Пугачеву. Переманить было в общем-то просто, поскольку в «Москонцерте» певице платили 21 рубль 50 копеек за концерт, а «Росконцерт» предложил ей ставку почти в два раза выше.
В отличие от Пугачевой, которую в прессе периодически критиковали (иногда даже жестко), Ротару этой участи была практически лишена. Так, на страницах многомиллионного и популярного журнала «Огонек» появляется большое интервью с певицей (автор – Н. Алексеева), из которого я позволю себе привести небольшой отрывок – слова Ротару о том, как ее поддерживает зрительская любовь:
«…Конечно, утомительно, когда человек из первого ряда партера весь концерт разглядывает тебя в бинокль. Неловко, когда, зайдя в магазин, вдруг обнаруживаешь за спиной неизвестно откуда возникшую толпу и приходится пробиваться сквозь любопытные взгляды. Но… бывает иначе. Вот выступала я как-то на открытом стадионе, пошел ливень, и несколько зрителей, подбежав ко мне, раскрыли зонтики над головой… А какое счастье получать письма, в которых люди рассказывали, что песня многое помогла изменить им в жизни… Как это важно, когда ты и твои песни нужны людям!.. Я очень люблю свою семью, мужа, сына Руслана, но жизни без песни, без музыки, без слушателей не представляю. И это – счастье!..»
Здесь хочется сделать несколько ремарок. Например, слова певицы о некоем мужчине с биноклем в партере, внимательно рассматривающим ее весь концерт, требуют следующего комментария. В том, что популярных исполнителей (тем более женщин) отдельные мужчины не прочь поближе рассмотреть в линзы бинокля, нет ничего удивительного. Однако Ротару рассматривали несколько иначе, чем, к примеру, Пугачеву. Рассматривающих Софию людей привлекала не только ее красота, но и желание лично убедиться в том, что у певицы все в порядке по части… здоровья. В те годы по стране активно курсировали слухи о том, что у Ротару туберкулез в тяжелой форме, поэтому многие люди, приходящие на ее концерты, внимательно вслушивались в ее голос и всматривались ей в лицо, пытаясь обнаружить следы тяжелого недуга.
Вторая ремарка касается слов Ротару о ее любви к мужу, к семье. В многочисленных интервью Пугачевой, которые она давала в 70-е, подобных слов к своей второй половине никогда не звучало. То есть она, в отличие от Ротару, никогда публично не признавалась в любви к своим мужьям. Собственно, это ее право, однако данная особенность отличала ее от Ротару и делала Пугачеву… более популярной. Почему? Широкие массы воспринимали Ротару как счастливую в личном плане женщину, а вот Пугачеву, наоборот – как женщину несчастную (к тому же и ее репертуар наводил на те же мысли). А к таким людям в народе всегда принято относится с большим сочувствием и любовью.
Кстати, о репертуарах Ротару и Пугачевой. Начнем с последней.
Песни Пугачевой можно было разделить на два вида: серьезные и лирические. Под первую категорию попадали вещи (кстати, их было немного), типа «Ленинграда» на стихи Осипа Мандельшама, «Сонета Шекспира» или «Женщины, которая поет» на стихи К. Кулиева (кстати, музыку ко всем трем написала сама Пугачева). Львиную долю ее репертуара составляли песни лирико-любовные, причем разноплановые: от серьезных и надрывных «Приезжай» и «Не отрекаются, любя», а также грустных «До свидания, лето», «Мне нравится» или «Куда уходит детство» до залихватских «Арлекино», «Любовь одна виновата», «Если долго мучиться», «Все могут короли», плюс лирико-юмористических, вроде «Волшебника-недоучки», «Песенки первоклассника» или «Все могут короли» (с этой песней в августе 1978-го Пугачева победила на конкурсе в Сопоте, завоевав Гран-при).
Репертуар Ротару делился на три категории песен: серьезные, лирические, а также народные (или национальные) песни (последних, как мы помним, у Пугачевой практически не было, за исключением «Посидим, поокаем», которая была скорее стилизацией под русскую народную песню). В начале карьеры Ротару лирико-любовные и народные (национальные) песни присутствовали в равных долях. Но затем «лирика» стала постепенно вытеснять «народность», что объяснялось объективными причинами – поддерживать популярность можно было только благодаря «лирике». Поэтому, начав с национальной «Червоны руты», Ротару перешла к «лирике» – «Лебединой верности», «Балладе о матери», «Твоим следам», «Верни мне музыку», «Отчий дом» и т. д. Однако, как мы помним, саму певицу эта ситуация не удовлетворяла – воспитывалась-то она на национальной музыке (молдавско-украинской), поэтому всегда тянулась к этому направлению. Однако до конца 70-х она вынуждена была уделять больше внимания «лирике». Но в 1978 году случилось то, о чем Ротару давно мечтала. Она подготовила новую концертную программу, где первое отделение было целиком отдано народным (национальным) песням – гуцульским, буковинским, молдавским, украинским, а второе – современным лирико-любовным произведениям.
Что касается серьезных песен в репертуаре Ротару, то среди них отдельное место занимали гражданственно-патриотические, которых в репертуаре Пугачевой никогда не было. В то время как последняя обращалась в серьезных песнях к классической советской и мировой поэзии, то Ротару совсем к иной. В итоге в ее творческом «багаже» сначала появилась песня «Родина моя» (яркий пример того, как можно на основе пафосной темы создать мегахит), а год спустя (осенью 78-го) – песня «Октябрь», посвященная Великой Октябрьской Социалистической Революции (хотя впрямую о ней в тексте и не говорилось). Написали это произведение все тот же композитор Давид Тухманов и чукотская поэтесса Антонина Кымытваль. Скажем прямо, это была та «серьезность», которая в широких массах воспринималась со скепсисом. К тому времени советское общество реагировало на официальную идеологию без прежнего пиетита, поэтому пронять ее подобными песнями было уже невозможно. То есть это был тот самый случай, когда в одно ухо влетает, в другое вылетает. Но в то же время люди понимали, что без подобных песен советская культура существовать тоже не может, поэтому это был скепсис с определенной долей понимания.