Зеркало тьмы

Я мило улыбнулся, перепрыгнул через невысокую стенку и пошел по щиколотки в воде в направлении маленького водопада. Как я и ожидал, стены его были скользкими, но, карабкаясь по одной его стороне, мне удалось добраться до черного, как душа Авроры, устья тоннеля на высоте футов десяти. Я присел на корточки в потоке журчащей воды и крикнул остальным:

– Бросайте фонарь!

Терпеть не могу подземелья, но должен признать, опыт у меня есть. Хоть одним навыком можно гордиться, осознавая, что умею не только играть в карты, развлекаться с женщинами и пить вино.

Драгут передал мне фонарь, и я пригнувшись двинулся внутрь тоннеля высотой не более четырех футов. Вода доходила мне до колен. Тоннель казался мне абсолютно непримечательным, созданным лишь для целей доставки жидкости, в которой я продвигался, но я все равно изучал его, так как больше делать мне все равно было нечего.

Дневной свет остался далеко позади. Драгут с Авророй кричали что-то мне вслед, но я не обращал на них внимания, продвигаясь вперед на полусогнутых ногах и размышляя в темноте. Приятно было хоть на мгновение остаться наедине с самим собой, только вот это ползанье по пещере казалось мне абсолютно бесполезным – пока я не увидел отметину в тусклом свете фонаря, и мое сердце подпрыгнуло.

На камне был вырезан жирный крест тамплиеров. Эта отметина точно не была оставлена Архимедом за два с половиной века до Рождества Христова – здесь явно побывал какой-то средневековый рыцарь.

Но зачем?

Я замедлил ход, внимательно осматривая пространство вокруг себя. Известняк был гладким, прохладным и ничем не примечательным, пока я, наконец, не увидел свечение впереди себя. Неужели уже конец акведука? Я неуклюже поплелся к нему, потирая начинающие болеть икры, и посмотрел наверх. В камне над своей головой я увидел расселину шириной около фута, вырезанную в потолке и поднимающуюся вертикально, словно ножны меча, к поверхности плато, на котором мы еще недавно стояли. Сверху нишу в земле почти полностью прикрывали камни, и отверстие, сквозь которое виднелось голубое небо, было не больше квадратного фута, слишком маленькое для людей. Так зачем же делать такой большой карман, ведь он пуст?

Я пополз дальше и на расстоянии футов ста обнаружил еще одну прорезь, точно такую же, как и первая, сделанную в потолке и уходящую вверх, и еще, еще. Я насчитал шесть отверстий и остановился. Я полагал, что шахты служили механизмом выравнивания давления и придания движущего момента воде в почти горизонтальном канале. Через них также проходил дневной свет для обслуживания тоннелей. Но в то же время каждая из шахт была огромного размера и прикрыта сверху. Я не видел в этом никакого смысла.

А что, если этот смысл был понятен Архимеду?

Я развернулся и отправился к выходу из тоннеля, скользнул вниз по водопаду и с брызгами приземлился в бассейне. Затем вылез – мокрый, грязный и недоумевающий.

– Я смотрю, ты не торопился.

– Длинный тоннель, – ответил я, выливая воду из ботинок. – Я обнаружил рукотворные расселины, в которых можно было что-нибудь спрятать. – Я нарисовал на песке круг и пересек его несколькими линиями. – Представьте, что вы разделили зеркало на несколько сегментов, словно пирог. Можно и каждый сектор тоже разрезать на два или три сегмента.

– Только не разрезать, – перебила Аврора. – Они должны были быть на петлях для того, чтобы ловить и фокусировать солнечный свет.

– В любом случае в результате вы получили бы узкие дольки. В тоннеле есть воздушные шахты, в которых можно было бы спрятать части разобранного зеркала.

– Можно было? – спросил Драгут.

– Сейчас они пусты. Но я видел тамплиерский крест, вырезанный на камне. Этот средневековый орден, которому вы столь неудачно пытаетесь подражать, побывал здесь до нас. Может быть, мы уже опоздали.

– Нет, – отрезала Аврора. – Тогда зачем прятать карту в таком потайном месте на Тире, делать кольцо с печаткой, указывающее на него? Рыцари нашли зеркало, но решили снова спрятать его до окончания своих исследований. Быть может, они не знали, как собрать его воедино, или же искали военную базу, с которой они могли бы его применить.

– А может быть, решили, что это оружие столь ужасно, что его никогда нельзя более использовать…

Она проигнорировала меня.

– Если б зеркало воссоздали и использовали, остались бы средневековые свидетельства. Если б его уничтожили, не было бы необходимости рисовать секретную карту. Если б его перевезли в другой город, они не стали бы изображать на карте Сиракузы. Оно здесь. Я чувствую, что оно здесь!

– Только не в Эуриалусе, заброшенном греческом форте, – там мы уже искали, – сказал Драгут.

– Нет, оно где-то в более доступном месте, откуда зеркало можно было бы легко вывезти. И в то же время там, где его бы никто не нашел. В каком-то святом, неприкосновенном месте, где его никто не станет искать. – Аврора подошла к краю древнего театра и посмотрела на город, раскинувшийся под нами. – Где-то вроде храма богини Афины, греческого варианта Изиды, построенного в четыреста восьмидесятом году до нашей эры после победы греков над карфагенянами при Химере. Преемственность и взаимопроникновение храма и собора понравились бы тамплиерам. Иначе зачем отмечать его месторасположение крестом на карте? – Она повернулась ко мне. – Итан, я думаю, что наше оружие спрятано в городском соборе, в дуомо.

– Где?

– Я не знаю.

– Но как его извлечь оттуда? Как вывезти из города?

– Я уже приказал вам подумать о том, как проскользнуть мимо Кастелла-Маниаче, – сказал Драгут. – Как нашему кораблю безопасно улизнуть?

Я пожал плечами.

– Любой корсар с треугольными латинскими парусами сразу же станет мишенью. Нужна ложная цель… Нет, нужен второй корабль, сицилийский, а ваш станет ложной целью. Вы должны позволить сицилийцам потопить «Изиду», с тем чтобы самим сбежать на втором корабле.

Капитан задумался и кивнул.

– Ловко. Вот видите? Мы уже становимся партнерами, Итан Гейдж!

Глава 27

Площадь перед собором Сиракуз, растянутая и намеренно несимметричная, – это одно из красивейших мест Европы, а ее мягкий уклон повторяет естественные контуры Ортигии. Границами площади являются изящные трехэтажные каменные дома, являющие собой образец гармонии огромных подъездов, высоких окон и витых железных балконов. Фасад самого дуомо напоминает витрину кондитерского магазина в стиле барокко, где вместо сладостей восхищенному взору посетителей открывается многообразие колонн, статуй, арок, свитков, ангелов, орлов и прочих архитектурных изысков, способных украсить собой любой свадебный торт. Боковые стены собора гораздо проще – по большей части ничем не примечательные стены, если б не выступающие старые греческие колонны, вокруг которых здесь когда-то был построен языческий храм, на смену которому пришла христианская базилика, затем арабская мечеть и теперь – неустанно растущий собор.

Внутри эта сборная солянка вовсе не заканчивалась: греческие колонны, нормандские арки и боковые часовни в стиле барокко. В крепкой стене над вестибюлем красовалось круглое окно с мощным крестом, напоминающим «мускулистую» подпись крестоносцев, которую я обнаружил в пещере акведука. У меня возникло такое чувство, что ни одна молитва, произнесенная в этом месте, не останется без внимания – таким насыщенным призраками переплетавшихся религий было это место.

– Что это, папа? – Гарри и Озирис присоединились к нам.

– Святилище. – Я искренне надеялся, что так оно и было.

– Свя… что?

– Сюда плохие люди приходят, чтобы стать лучше, а хорошие люди – чтобы быть в безопасности.

– Мы плохие?

– Только не ты, Гарри. Ты хороший мальчик.

Он торжественно кивнул.

– И храбрый.

На церковных скамьях сидели несколько старушек, ожидающих исповеди, – точнее, единственного человека, готового их полностью выслушать: священника. Какой-то старик бесцельно гонял пыль метлой из угла в угол. Дуомо казался огромным и бестолковым.