Совесть

Конечно, разве плохо, что люди так заботятся о домле. Оказалось, многие относятся к нему с уважением и любовью. Хайдара беспокоило другое. Он заметил среди тех, кто пришел на незваный хашар, Кудратходжу и еще нескольких человек, из тех, кто любит мутить воду. Шакалы! Им только бросить кость, поднимут вой на весь свет. У Хайдара как бы открылись глаза: неожиданное и всеобщее сочувствие к домле, старания людей поднять его дух — в этом чувствовалось откровенное всеобщее недовольство. Кем?.. Хайдар не сразу решил ответить себе. Тяжело было признать: люди недовольны его отцом, раисом Атакузы! Лежал долго с открытыми глазами, смотрел на звезды и думал, пока не одолел сон. А теперь отец зовет — о чем будет говорить?

Атакузы, заложив руки за спину, медленно вышагивал по коридорчику из виноградных лоз от айвана к летней кухне. У колодца на большом круглом столе стояло глиняное блюдо, на нем гора лепешек. Две касы сметаны были непочаты, нетронут и виноград на подносе. Видно, хозяину было не до еды.

— Садись! — продолжая расхаживать вперед и назад, Атакузы исподтишка взглянул на сына. Глаза раиса ввалились, черные щеки запали, движения были замедленные, вялые. — Ну что, рад старик переезду?

— Удивительные вещи спрашиваете, отец, — сказал Хайдар. — С чего ему радоваться?

Уголок рта Атакузы насмешливо скривился.

— Вижу, и ты перешел в стан деда?

Хайдар готов был съязвить в ответ, но его остановило незнакомое жалкое выражение ввалившихся глаз отца. Ответил сдержанно:

— Ни в чей стан я не перешел, и дело не в этом…

— А в чем же?

— Если говорить честно, вы были неправы…

Атакузы с удивлением взглянул на сына:

— А дядя? Он, значит, по-твоему, прав? Я делаю для него все, забочусь как о родном отце, принимаю на свою голову все камни, а он… Не будем говорить о благодарности, но подставлять ногу!.. — Атакузы закрыл глаза, помолчал. Потом сказал изменившимся голосом: — Ладно, не будем больше об этом. Я позвал тебя по другому делу. Что я хотел сказать?.. Да! Приехал твой учитель.

— Кто?

— Руководитель твой. Вахид Мирабидов! Гостит сейчас у зятя. Вчера мы виделись. О тебе говорил, о твоей работе. Обнадеживает. Уверяет, что все будет в порядке.

— Да ладно уж!..

— Что-о? — Атакузы остановился перед сыном, испытующе посмотрел в глаза.

— Ничего особенного, я что-то остыл к той работе…

— Остыл или нет, но диплом получить надо, — тон отца не допускал возражений. — В жизни еще пригодится! Словом, мы должны принять его у себя в доме, на высоте. — Атакузы почему-то замялся, почесал за ухом. — Да, вот еще что. Вчера твой учитель просил об одном деле. У него есть, говорит, какая-то книга о сибирских реках.

— Ну?..

— Так вот, значит, такое дело… Он сказал, желательно бы по этой самой книге… провести… совещание, что ли. Среди целинников. Хорошо бы, говорит, чтобы выдвинули ее на соискание премии…

— Какой премии?

— Не знаю. Говорит, есть какая-то премия для ученых. Имени Беруни, так, что ли?

Хайдар не поверил своим ушам, переспросил:

— И он сам сказал вам об этом?

— Да, конечно, сам. Как бы нам это дело провер. нуть?

Хайдар, наверно впервые в жизни, с удивлением посмотрел на отца: неужели он всерьез? Его отец — умный, все понимающий и говорит такие вещи, берется за дело, которое ему совсем не к лицу, да и не под силу!

— Не представляю, дада. Никогда не сталкивался с подобными вещами.

— Гмм… А дядя, наверно, знает, как все это делается?

Хайдар громко расхохотался:

— Не хватало только вашего дядю просить, чтобы выступил с докладом об этой книге перед целинниками!

Что было на уме у отца — непонятно. Видно, наконец понял, какую чушь городит. Умолк, лишь рукой махнул.

Хайдар в раздумье побрел в конец сада к арыку, зачерпнул в пригоршню ледяной воды, плеснул в лицо — раз, другой. Еще тяжелее, чем ночью, давили думы. Прилег на сури.

Большой сад, засеянный между яблонями клевером, уже прогрелся в лучах солнца. Лишь раскидистое старое дерево туты — громадный шатер — уберегало уголок сада от зноя.

Хайдар лежал в тени этого зеленого шатра и вспоминал. Когда же эти гнетущие думы привязались к нему? В день, когда случился скандал с доцентом? Нет, пожалуй, позже. Они пришли после нежданной-нега-данной беседы с дядей.

Встреча и в самом деле получилась неожиданной. Почтальон оставил телеграмму у них, и Хайдар хотел незаметно опустить ее в ящик старика. Да вот наткнулся на него самого. А дальше и, не заметил, как подчинился — то ли ясному уму, то ли душе этого человека, его воле — так и не понял. Конечно, телеграмма сделала свое дело — дед попросил прочитать ее вслух. Да и голос старика был неожиданно ласковый, искренний. И конечно же его слова…

Тогда, после беседы со стариком, Хайдар тоже ворочался всю ночь. Слова деда то казались справедливыми, а то вдруг жестокими. Так до рассвета Хайдар и проспорил мысленно с ним. А потом — нелепая стычка отца с дедом… Сам видел вчера, как старик сгорбился от дикого отцова окрика, как пошел, шаркая шлепанцами. Душа так и перевернулась. Но осунулся за ночь и отец, стал непохож на себя.

Особенно тяжко было смотреть, как пытается он глядеть прежним Атакузы, гордым и несгибаемым. Видно, что-то надломилось в нем.

А насчет своей работы Хайдар сказал отцу неспроста. Он действительно к ней остыл. И дело даже не в том скандале, что разгорелся на защите. Нет, не с потолка взята эта идея о повторном использовании сточных вод. Долгие три года провел Хайдар в Каршинских степях, в новых совхозах Мирзачуля, в знойных просторах Язяванских степей. Испытал влияние сточных вод на почву. В его науйной работе даны карты тех мест, схемы, приведены результаты опытов и есть заключения специалистов — все это имеется. Ошибся он лишь в одном — в процентном соотношении минеральных солей. Вот тут-то и сказалась «помощь» Вахида Мирабидова. Он ведь и предложил это самое соотношение.

Впрочем, не к чему Хайдару валить всю вину на руководителя. Он и сам во многом виноват. Старик прав: поторопился Хайдар. А в другом он прав еще более. Уверовал Хайдар в могущество отца, в непогрешимость и силу руководителя. Сел на чужие плечи! А жизнь повернула иначе. Все оказалось куда сложнее, запутаннее.

Хайдар встал, прошелся по саду.

Дома ни души. Младшие братья в горах — в лагере. И Тахира с матерью куда-то ушли, скорее всего по свадебным делам.

Свадебные дела!.. Латофат!..

Так нужно поговорить с ней Хайдару. Решил сходить к деду. Вчера вечером Латофат с подругами до полуночи работала в библиотеке старика. Но поговорить не удалось, — после той стычки она избегает его. Может, и сегодня будет там и все-таки согласится выслушать его?

Не успел выйти за калитку, сзади окликнул взволнованый голос Латофат:

— Хайдар-ака!

Стремительно подъехала на велосипеде, затормозила прямо перед Хайдаром. Видно, очень торопилась. Высокая прическа рассыпалась, волосы разметались по плечам. В лице ни кровинки. В затененных густыми ресницами глазах — отчаяние.

— Отец ваш… Атакузы-ака дома?

— Нет, куда-то уехал. Что случилось?

— А куда? Не знаете?

— Нет. Да что же случилось?

— И в конторе его нет, — Латофат, занятая своим, не отвечала на вопросы Хайдара. — И парторга нет. Что же делать?..

— Да что случилось, наконец?!

— Наш бригадир Али-Муйлов посадил домлу Абидова!

— Посадил? Сакиджана Абидова? Это куда же?

— Домла не давал ему сыпать ядохимикаты! — сплетая и ломая тонкие пальцы с нежно-красными от хны ногтями, Латофат оглядывалась по сторонам. — Что же теперь делать? Как нам быть?

Хайдару понадобилась лишь секунда. Решительно скомандовал:

— Ставь свой велосипед во двор! Сейчас выведу машину.

Он побежал в гараж, через минуту выехал на «Москвиче».

— Садись! Говоришь, в конторе отца нет? Сейчас найдем.

Хайдар резко нажал педаль. Машина рванулась вперед.

А случилось вот что.

Вчера утром доцент Абидов со своими помощниками собрался, как всегда, в поле. И вдруг тяжело притопал весь красный, запыхавшийся Али-Муйлов. Обычно висящие подковой усы топырились в стороны. Дико вращая глазами, залопотал, заикаясь пуще Сакиджана Абидова: