Близкий контакт

Но.

Вот именно.

Другого такого шанса больше не будет. Никогда. Страшное это слово — «никогда». Обессиливает и полностью отнимает и так не слишком великий запас оптимизма. Черт, что же делать? Жажда приключений и романтики толкает вниз. Долг, здравый смысл и любовь велят отступиться.

— Н-ну? — повернул ко мне лицо мой спутник. — Твое время кончилось.

— Остаюсь, — нехотя выдавил я из себя. — И рад бы в рай, да грехи…

Договорить фразу было некому. Исчезли обрыв, долина реки и сказочный город. Я стоял в кустах не слишком густого малинника, в котором давно не осталось ни единой ягодки, а впереди, за стволами берез и елей, виднелась проселочная дорога и моя машина на ней. Волшебное приключение закончилось, пора было возвращаться в реальность.

— Что-то ты какой-то не такой, — заметила жена за ужином.

— То есть?

— Задумчивый, — пояснила она. — Уезжал веселый, вернулся молчаливый. Это настораживает. Случилось чего?

— Нет, — сказал я. — Ничего не случилось. Все хорошо. Просто, наверное, это осенний лес на меня так подействовал.

— Настроил на философский лад?

— Что-то в этом роде.

— Ну-ну. Я думаю, это оттого, что ты грибов не нашел. Когда мужик с добычей, ему никакой философии не надо.

Я засмеялся, усадил любимую на колени и крепко поцеловал в губы.

— Ух ты! — сказала жена. — Мне понравилось. Бог с ними, с грибами, дорогой. Давай еще?

— Давай, — согласился я и на руках отнес ее в комнату.

Все последующие выходные дни на протяжении месяца я ездил за опятами, как на работу. Один раз брал с собой жену, но она у меня истинная горожанка и не слишком любит лес во всех его ипостасях, а потому только на один раз и согласилась. Надо ли говорить, что ни с какими странными явлениями вроде осенней грозы или внезапного тумана посреди солнечного дня я больше не сталкивался? И, разумеется, никто из попадавшихся мне местных грибников из ближайших деревень слыхом не слыхивал ни о какой поляне в лесу с каменным домом под черепичной крышей.

А потом зарядили скучные ноябрьские дожди, которые окончательно помогли мне осознать тот факт, что выбор действительно состоялся. Окончательно и бесповоротно.

С той осени прошло уже два года. У меня родилась дочь, и я считаю себя очень счастливым человеком. И лишь иногда, во сне, опять стою на лесистом обрыве, а подо мной, внизу, — река, дорога, город за крепостной стеной и синие горы на горизонте. И нужно делать выбор. Тогда я заставляю себя проснуться, тихонько, чтобы не разбудить жену, встаю с постели, иду на кухню и там курю, в сотый раз повторяя про себя, что поступил так, как должно было поступить.

Пару недель назад жена вышла на кухню вслед за мной и, в конце концов, я слово за слово рассказал ей все, что случилось тогда со мной в сентябрьском лесу.

— Это до сих пор тебя мучает? — спросила она. — Бедненький. Надо было сразу мне рассказать. Дурные вы, мужики, иногда бываете — слов нет. Я ведь тебя любого люблю, а ты все боишься показаться слабым и растерянным. Глупо.

— Наверное, — сказал я. — Извини.

— Знаешь, по-моему, тебе надо об этом написать, — сказала жена.

— Как это? — не понял я.

— Очень просто. Словами. Попробуй написать рассказ.

— Ты шутишь?

— Нисколько. Попробуй. Я уверена, что у тебя получится.

— И… что потом?

— Не знаю. Может быть тебе станет легче. К тому же рассказ можно опубликовать и получить гонорар.

— А деньги пропить! — включился я в игру.

— Частично, — уточнила жена. — А на остальное купить мне фен. Старый уже на последнем издыхании.

Мы поговорили еще немного на данную тему, а затем пошли спать.

Наутро была суббота и после обеда, разобравшись с мелкими хозяйственными делами и погуляв с дочкой, я присел к компьютеру. Ночные слова жены не шли из головы.

Эх, была не была!

Я украдкой оглянулся через плечо, тут же этого устыдился, создал «вордовский» файл, подумал немного и написал: «Сквозь пелену». Затем нажал «enter» и с новой строки начал: «Непогода случилась внезапно. Еще четверть часа назад…»

Андрей Егоров

Портал

В квартире Петра Ильича Лавкина открылся портал. С этой секунды спокойная жизнь для него закончилась навсегда…

Громадная серебристая арка упиралась острым навершием в недавно побеленный потолок. Увидев портал впервые, Петр Ильич чуть в обморок не грохнулся. Не сказать, чтобы он был человеком впечатлительным, скорее наоборот — слабовосприимчивым (даже кино не смотрел), но подобный обелиск в собственной кухне даже апатичного меланхолика наделит на время холерическим темпераментом. К тому же, чертова арка вся сверкала, как новогодняя ель, от чего на бледных стенах восьмиметровой кухоньки плясали яркие сполохи.

Лавкин приходил в себя медленно: отпустил сердце — а ведь раньше никогда не беспокоило, и, наконец, сумел вдохнуть.

Стоило Петру Ильичу прийти в норму, и его обуяло неуместное любопытство. Он потянулся к странной арке, будто младенец к красивой игрушке, но тут же отдернул руку — зрелый опыт брал свое, вовремя пришло на ум — а вдруг эта штука под током, с виду очень похоже.

Петр Ильич поспешил в кладовую, где у него, как у всякого рачительного хозяина, хранилось множество полезных вещей. Резиновая перчатка многоразового использования, выпущенная еще при Горбачеве, должна была, по мысли Лавкина, уберечь его от беды.

Несмотря на диэлектрик, он исследовал странный предмет не без опасений. Однако ничего страшного не случилось. На ощупь поверхность арки была гладкой и холодной, словно ее высекли из мрамора. Она и внешне немного походила на этот благородный материал. Только прежде такого странного мрамора Петру Ильичу видеть не приходилось. Он представил себе обширное кладбище, сияющее ровными рядами ярких надгробий, и торопливо перекрестился — настолько чудовищным было видение.

Дабы скорее развеять кошмар, Лавкин, забыв об опасностях электричества, пнул арку обутой в меховой тапочек ногой. Затем попытался завалить неуместный памятник на бок, но ничего не вышло. Арка напоминала скалистый уступ — такой же твердый и необоримый. В дело пошли вилки, ножи, отвертки, гаечные и разводные ключи.

Лавкин в ярости собирался треснуть по арке молотком. Но случился неожиданный конфуз… Из портала, прямо под занесенный инструмент, шагнул незнакомец. Еще немного — и получил бы прямо по лбу. Отряхивая пыльный плащ, пришелец деловито осматривался.

Петр Ильич так опешил от этого явления черт-его-знает-кого народу, что долгое время не мог выдавить ни слова. А когда пришел в себя, гость уже направлялся вглубь квартиры.

— Куда?! — метнулся за ним Лавкин, ощущая праведный хозяйский гнев. — Ты кто, ваще, такой?!

Но в прихожей никого не оказалось. Незнакомец таинственным образом дематериализовался, чем привел Петра Ильича в состояние глубокой растерянности.

На деревянных ногах, прямой, как шпала, он проследовал в комнату и рухнул в кресло, размышляя о том, что где-то в его мозгу, прежде таком здоровом, должно быть, пролегла глубокая трещина.

Следом за первым визитом последовали другие. Пришельцы вели себя вызывающе нагло. Хозяина квартиры игнорировали напрочь — то ли не слышали его возмущенные крики, то ли просто не обращали на него внимания. Но топали, словно каменные гости — и днем, и ночью. Их было немного — двое-трое ежедневно. Они приходили и уходили из квартиры Петра Ильича поздними пассажирами подземки, направляясь через пустынный вестибюль, мимо бабушки-Лавкина, сидящего в железной будке.

Чаще других туда-сюда шастал один — невысокого роста в кожаной куртке странного покроя и сапогах выше колен. Ноздри крупного горбатого носа раздувались, словно этот тип все время принюхивался. На поясе у него болтался длинный опасный кинжал.

«С таким ножичком в милицию загребут за милую душу», — думал Лавкин. Милицию он уважал и боялся — по молодости лет заимел кое-какой опыт, едва не угодив в колонию за кражу бутылки с портвейном. Из-за этого скорбного биографического факта он сразу и решительно отмел всякое желание обратиться в компетентные органы.