Второй Беличий Песок

- Йа - в пуше не грызу, почему, - цокнул Макузь, - Это весьма сложный зацок.

Ситрик повела серо-фиолетовыми ушками и привспушилась.

- Но если подумать о песке, - подумала о песке Речка, - Представь себе, что из гусиных яиц вылупятся коровы!

- Косяк, - согласился Баклыш, представив и проржавшись, - Хотя вслуху того что мы не знаем причин наблюдаемого положения, нельзя цокать и о том, что не может быть другого положения. С одной стороны...

Ситрик и Макузь с плохо скрываемыми улыбками послухивали на своих грызунят, которые цокали, цявкали и пока ещё иногда сбивались на конкретное чириканье, как настоящая белочь. Конечно, с ходу решить вопрос о гусе было нельзя, но пуши собирались взяться за него и трепать, пока не будет готово. Уверенности в результатах прибавляло и знание того, что уже очень много всего оказалосиха готово.

По пришествии грызей на участочек на краю поля они немедленно схватились за лапные плуги, полоть картохлю и репу - ну всмысле, полоть грядки овощей от сорняков, а не полоть сами овощи! А то пуши часто катались со смеху, вспоминая, как неосторожно цокать "прополи редиску":

- Эй грызо, будь бобр, прополи редиску.

- Кло!... Кло, прополол!

- Тщательно?

- Более чем! Только один вопрос - а сорняки полоть?

Баклыш и Речка на такие вещи уже не покупались и знали, как растить картохлю и прививать плодовые ветки на деревья; инстинктивная тяга к производству корма была очень сильна у белочи, да собственно и потом не особо куда девалась, так что пуши получали тонны хрурности как от процесса, так и от результатов.

- Ну, вслуху того что спешить не будем, - зевнул во все резцы Макузь, - Надо бы испить чаю.

- Йа сейчас наберу дребузни! - цявкнул Баклыш.

- Йа с тобой! - подпрыгнула на пол-роста его сестра, мотнув пушным хвостом.

Грызунята с шуршанием скрылись в густых зарослях высоченной травы, подступавшей к самому огороду; собственно трава упиралась в полосу, засыпанную толстым слоем старого игольника, и тут же торчала изгородь из редких жердей, оплетённая хмелем. Поотдаль возле ручья вопил медведь - судя по всему не вслуху какого-то события, а чисто из любви к искусству. Медведей, как было цокнуто, никто не опасался, потому как его и слышно, и носом чуется за много шагов, и главное вообще это не тот зверь, который только и думает о крови. Крупные пуши продолжали неспеша культяпить почву.

- Йа диковато рада, - цокнула Ситрик.

- И к тому же оригинальна, - добавил Макузь, - Что именно ты имеешь вслуху?

- Пуховых мячиков, - счастливо прищурилась она, - По-моему они очень сгрызлись друг с другом, как тебе кажется?

- Вполне себе сгрызлись, - подтвердил грызь, - Чего бы и нет.

- Бывает по разному, - цокнула белка, - Йа никак не могу цокнуть, что не люблю свою сестру, но мы с ней как-то не часто вместе трясли, так что и.

- Ну да, - подумав, цокнул Макузь, - Но ведь это в пух, а не мимо.

- Это в пух? Это точно по центру пуха! - поправила Ситрик, - Очень радостно слышать, когда грызунята радуются.

- Главное, чтобы бока не заболели.

Грызи в очередной раз покатились по смехам, потому как бока у них действительно побаливали от этого процесса. Когда же Макузь не катался - а всё-таки он не катался большую часть времени, иначе понятно что - то картина Мира, попадающая в раковины и яблоки, отчётливо светилась Хрурностью, как золотое солнце на восходе, как зелёные еловые свечки весной... короче цокнуть, картина была в пух. Будучи белочью, Макузь как и все остальные животные зачастую испытывал страхи - от непонятности окружающих процессов, таких как гуси, от возможных опасностей, и тому подобное. Однако по мере того как он вёл перецокивания с пушами и узнавал всё больше, становился сильнее тот самый свет Хрурности, практически ощущаемый пушными рыжими ушами, как солнечный.

Кстати цокнуть, цвет ушей тут роли не играл, потому как достаточно было слухнуть на довольную мордочку Ситрик, чтобы понять что и она тоже эт-самое. Макузь с той самой упомянутой диковатой радостью слышал, что ничто не может помешать продолжать возиться в Лесу, и даже если и помешает - то они и так же пошевелили хвостами вполне достаточно. Грызя нисколько не огорчала мысль о том, что его собственная жизнь конечна, потому как он слышал своими ушами, что бесконечна жизнь Мира, а это было для него гораздо важнее. И что немаловажно, пуши прикладывали к этой жизни свои лапы, чтобы ярче был свет Хрурности, ну и всё такое.

В частности, Ситрик и Макузь обельчились только по здравому рассуждению, а не как белочь, от нечего делать. Они знали, что если так делать - пухни не оберёшься, и не делали. После рождения грызунят мысли родителей всё время возвращались к ним, причём отнюдь не столько в плане того, чтобы накормить их, потому как накормить дело крайне нехитрое, с которым справляется на сто пухов и белочь, и любая улитка. Пуши раздумывали над тем, как передать грызунятам то самое чувство хрурного света, что заставляло их выматывать уши. И никак нельзя цокнуть, чтобы это у них не получалосиха - Баклыш сам спросил, а где грызи учатся считать и писать буквы, а Речка за компанию. Конечно крупные белки подвели его к этому, но не напрямую, и уж тем более им не пришло бы под уши настаивать на том, чтобы грызунята учили грамоту и счёт - в частности просто потому, что это бесполезно.

Рыжие уши в количестве четырёх штук появились на тропинке уже с другой стороны - Баклыш и Речка обошли край поля по осиннику и березняку, набирая веток на костёр, и теперь пёрли полные охапки. Хотя они явно набрали куда больше, чем стоило, и еле тащили тяжёлые связки, Ситрик и Макузь только переслухнулись и хихикнули, а крошить на уши грызунятам ничего не стали, потому как это мимо пуха. На песчаной площадке возле навеса, который на этом участке заменял дом, затрещал костерок, и достаточно быстро подоспел обещанный чай, сдобренный сушёной сахарной репой. Пуши уселись на скамеечки, уставились ушами на грядки и небо - так чтобы поровну попадало - и поцокивали, как обычно.

- Как думаешь с этой штукой, Ситти, - Макузь мотнул ухом на участок вокруг, - Вроде место самое в пух, должны вырастить достаточно корма.

- Ну, вон оттуда сосны затеняют, - показала на сосны белка, - Но в остальном да, в пух. Тут главное что? Не упираться чрезмерно, как иногда бывает.

- А кто собирался?

В ответ грызуниха показала на Речку и Баклыша, которые пухячили лапами землю, как кроты.

- Им можно, - улыбнулся грызь, - А нам нельзя. Летом конечно покормиться самое в пух, а полные запасы картохли и зерна пусть колхоз обеспечивает.

- На колхоз надейся, а сам распушай, - цокнула Ситрик старую пословицу.

- Распушим, - заверил он, - Как йа прикинул, у нас за зиму примерно мешок муки изводится.

- Так мы не растим зерна! - удивился Баклыш.

- В запятую, зерно растят другие, а мы картохлю и моркву. Мешок муки это примерно десять мешков картохли, плюс ещё десять мешков самим слопать, итого двадцать. Вот если что будет больше этого - обменять.

- Не говори цок, пока не перегрыз, - хихикнула Ситрик, - Ты слышал, что на картохлю нападает какой-то жук?

- Один? - покатился по смеху Макузь.

- Да если бы, тучей. Если вовремя не сделать чего - сожрут начисто.

- Надо прочистить, - вспушился грызь, обеспокоившись за судьбу картохли.

Впрочем, была ещё репа; на неё тоже нападали гусеницы, но грызи умели от них избавляться с помощью настоев, обрызгивая ботву в частности настоем простой полыни. Вслуху наблюдательности и главное отсутствия надуманных выводов из наблюдаемого, пуши издавна умели не остаться без корма, а уж теперь об этом не шло никакенного цоканья; в крайнем случае можно было завезти недостачу из других областей, но этого случая вообще никто не слыхивал в самые неурожайные годы. Основанное на ужирнении, а не укрупнении, беличье хузяйство не катастрофически зависело от погоды - как правило имелся свой полив и средства затенения на случай чрезмерного пекла. Вслуху этого никто из пушей не беспокоился о том, что будет вообще нечего есть, а думали над тем, чтобы не грохнуть на огород больше времени, чем следует.