Страница 15 из 86
- Да попуху, - пожал плечами тот, - У нас вроде теперь пушей достаточно, чтобы всякие внезапности уминать.
- Достаточно пушей! Достаточно пушей! - подпрыгнула Мариса и мотнула ушками, - Кло?
- Кло, - согласились белкачи.
Вслуху подтверждённого кла групп начал движение. Технология хождения по залитым дорогам и просто лесу состояла в комплексе мер: на лапы одевались непромокаемые сапоги с тёплыми портянками, так что грызю становилось попуху, что вода талая. Однако сапоги были далеко не резиновые, а изготовленные из клоха - грубой толстой материи из волокон, пропитанной смолой; когда они были только что после пропитки, то не промокали совсем, но потом смола рассыхалась и начинала фильтровать воду. От этого сапоги внутри постепенно отсыревали и лапы начинали мёрзнуть. Для преодоления этого косяка грызи в длительные дороги ходили с двумя парами сапог, и пока одни мокли, вторые сохли, будучи повешенными на рюкзак за спину. Добравшись до сухого места, меняли обувь и таким образом опять продолжали путь без риска осложнений; естественно, нагрузка на тушку возрастала на вес сапог.
Погда была достаточно располагающая - солнце и колтуны сухой травы быстро сушили отсыревшее, так что при условии наличия корма идти можно было сколько угодно. Залито же было буквально всё! Дороги по цокалищу, даже те что находились на возвышенностях, превратились в каналы, причём вода текла по гладкому льду на дне, так что ходить там далеко не здорово и лучше обойти по снегу, чем навернуться в талую водицу. В иных местах по дорогам текли настолько бурные реки, что даже соваться туда не стоило, потому как снесёт. Грызи смеялись и бросали туда опавшие шишки и ветки, наблюдая за тем как их утаскивает потоком.
За цокалищем, где дороги были не настолько намяты и их не чистили от избытка снега, ручьёв было меньше, но всё же именно по путям скапливалась талая вода, так что шли исключительно по обочинам. Само собой там было далеко не сухо, но по крайней мере нога проваливалась немного, а не по колено. Зверьков любого калибра было не слыхать, потому как все собирались на сухие возвышенности, не желая играть в моржей; зачастую можно было слышать мышей, бегающих по упавшим стволам деревьев; мелкие же белки как прыгали в кронах, так никуда и не делись - им как всегда было попуху. Крупные белки, пырючись на это дело снизу, опять-таки ржали и цокали.
Лущик расслабился первым: не подскользнувшись на листьях или коре сразу, он подумал что и потом ни-ни, а оказалось ещё как. Грызь успел извернуться и упал не как попало, но и оказаться на четырёх лапах по колено в воде - не самое приятное, что бывает. Пришлось быстро тащить его к ближайшему бревну и высушивать, насколько это возможно - одежда ладно, а вот пушнина долго не просыхала.
- Грызаный стыд! - повторял Лущик, приклацывая зубами от прохлады.
- Не такой уж грызаный, - хмыкнула Мариса, выжимая рукав пухогрейки, - И не особо и стыд, с каждым бывает.
- Эть да, - вспушился Макузь, - Йа года два назад так навернулся в канаву с лодки, что оягрызу и мать моя белочка. Мокрый был как гусак. И главное - вылетел оттуда как пробка из бутылки, даже сам не заметил как!
Короче цокнуть, вслуху наличия запасных сапог и прочих материалов, подобные происшествия не могли остановить грызей. Они тащились по хлюпающим залитым талой водой дорогам весь день до сумерек, а когда стало ясно что скоро ночь - зашли в первую попавшуюся большую избу, авось эт-самое. Слух их не обманул ни разу - изба как раз затем тут и стояла, по большому счёту, так что за две "курицы добра" все наличные белки были накормлены и устроены в сурковательных ящиках с мягким мхом. Так как до этого весь день грызи шли, то оказавшись в ящиках, немедленно уснули.
В околотке оказалось посуше, чем в окрестностях, но всё равно особо по лесу не походишь, потому как сырой снег и размокшая напух земля. Объект представлял из себя чью-то старую, если не цокнуть больше, нору верхнего типа, рядом с которой громоздилась дегтеварка. Сама площадка, на которой стояли эти предметы, имела некоторый подъём, так что оставалась не залитой - но это не значит, что сухой, грязища развозилась невероятная. За насыпью норного гнезда торчала та самая куча брёвен с бурелома - уверенная такая куча, в рамках пушнины. Макузь, окинув её ухом, посчитал что там кубометров сто дров.
- Знаете что непухово? - цокнул Лущик, глядючи на кучу, - Что нам её всю перелопачивать.
- Ик?? - округлила глаза Мариса.
- Ну не тебе лично, - поспешил заверить грызь, - Но чтобы наварить дёгтя, который потом эт-самое, нужна берёзовая кора, а она пока намотана на брёвна.
- Пуха себе, - почесал ухо Макузь, - Как-то йа это упустил из слуха... Да и хвост положить.
Положив на это хвосты, они заглянули в строение и обнаружили там Пуширу, Лущиковскую согрызунью, за испитием чая. Естественно, все тут же разделили сие мероприятие. Рыже-серая белка немедленно цокнула, что котёл и топку она вычистила в лучшем виде, а также припёрла два полотна для пилы, заточенные на Сыромятном хуторе.
- Ну Пуш-пуш, ты уж это, того, - повертел в воздухе лапой Макузь, - Набросилась на работу, как хорь на курицу.
- Не удержалась, - рассмеялась та, разводя лапами, - Мне кажется, возни всем хватит.
- Сто пухов.
Возни обещало хватить всем. Хотя Мариса действительно не слишком подходила для кантования тяжёлых брёвен, зато она могла, ради освобождения белкачей, готовить корм, относить всякую нетяжёлую погрызень и вместе с Пуширой ходить по окрестностям для поисков подлапного корма, хотя в это время его было и крайне негусто. Кое-где можно было отыскать прошлогодние грибы, вырасшие самой поздней осенью и вмороженные в снег, а оттого и сохранившиеся вполне неплохо, или недоеденные за зиму орехи на ветках орешника, естественно. По полям вдоль речек, каких всегда достаточно среди густых лесов, немудрено напороться на различные клубни, пригодные под резцы - так называемый "топ" всегда можно заметить издали по высоким сухим стеблям даже зимой. Пока не поднимется новая зелень, сушняк чётко обозначает место залегания в земле топин - размером поменьше беличьего кулака и всегда неровной формы, они отличались отличным вкусом и долго не портились, а также могли спокойно переносить неоднократное замораживание.
Песок состоял в том, что для похода на дальность прямой слышимости приходилось готовиться, как пух знает к чему - проверять сапоги, брать рюкзаки и палки для тыкания перед собой в воду, и всё такое. Тем не более, грызуньи не зря потратили время и обеспечили команду грибами, сухой крапивой, щавелем и топом в некотором количестве: это выселяло неуверенность, что удастся просидеть сколько нужно, не выходя за кормом.
Для начала грызи взялись за топоры и обтесали несколько брёвен, чтобы положить их и сделать мостки для передвижения по наиболее частым маршрутам, иначе земля развозилась в грязищу и ходить становилось нельзя. После этого белки потихоньку приступили к подготовке самого опыта, а Макузь и Лущик взялись перекладывать кучу брёвен, очищая их от коры и распиливая на чурбаки, входящие в топку печи. Чёрные полоски на белой коре как раз содержали ничто иное как искомый дёготь, так что их-то и было надо. Причём естественно, что для получения сколь-либо значимого количества дёгтя требовалась прорва коры. Брёвна размокли и кантовались с большим трудом - если летом Макузь мог сдвинуть такое лапами, то сейчас только рычагом. Наворочавшись, грызи усаживались у костерка перед норуплом, сиречь норой-дуплом, и лопали незамысловатый корм. С окрестностей всё сильнее несло сыростью из-за таяния снегов, заливные лужи подступали всё ближе, блестя на солнце и ночью в лунном свете.
Тяжёлая работа однако не приносила усталости! Марисе это ещё было не совсем знакомо, и она явно собиралась упереться как коза и преодолевать нестерпимое желание убежать отсюда - а желания всё не было и не было. Макузь знал, что когда белки вместе в Лесу - это вообще точно по центру пушнины, он проходил это во время тряски в организованных отрядах местной самообороны. Откровенно цокнуть, самообороняться было не от кого, так что отряды по большей части занимались полезными делами типа сооружения огородов, посадки деревьев и постройки избъ. Любое грызо должно было оттрясти, чтобы получить удостоверение, как это называлось, "о песке". Впринципе, удостоверение о каком-то там песке, а точнее его отсутствие, никак не могло помешать жить - само по себе. Однако любое-же грызо, которому показалось что-то не в пух в отношении другого грызо, могло попросить предъявить.