Страница 83 из 92
Однажды мы заночевали в курдском городе Догубаязит, расположенном недалеко от границы с Ираном. Турки имеют вполне нормальные отношения с иранцами, поэтому, когда мы двигались по направлению к границе, в нескольких километрах от города, то видели различные иранские фуры, свободно передвигающиеся в разных направлениях. У меня даже возникло чувство, что мы могли случайно заехать на территорию Ирана. В самом Догубаязите обстановка поменялась. Город выглядел значительно беднее Эрзерума, последнего турецкого города перед въездом в преимущественно курдские регионы. Разница бросалась в глаза и на улицах, и в отеле.
Мы легли спать в девять часов того же вечера, так как делать было особенно нечего, а инстинкт удерживал нас от поздних прогулок по городу. Чуть после того, как мы выключили свет, раздались два выстрела — казалось, что совсем рядом. Их разделяли пара секунд. Возможно, это был фейерверк, однако ранее мы не замечали никаких признаков того, что в городе было что праздновать. Кроме того, мы должны были заметить какие-то всполохи. Это точно не были какие-то звуки, возможные в результате позднего зажигания автомобиля. Больше всего это было похоже на два выстрела из пистолета. Для меня это прозвучало, как убийство или казнь. Потом, уже в другом городе — Ван — мне сказали, что это было вполне вероятно, но, скорее всего, не имело политического характера.
Великий шелковый путь продолжает жить. Только теперь главный продукт, который следует по нему, — героин. Он контрабандой попадает из Ирана в Турцию, а оттуда расползается по всей Европе. Главные наркодельцы — курды. Как и в любой контрабанде, правила тут устанавливают сами участники. То, что мы восприняли как казнь, вероятно и было ею, только в подоплеке была не политика, а наркобизнес. На пограничных территориях, как я уже неоднократно упоминал, всегда есть что-то, что по одну сторону границы стоит дороже, чем по другую. И что стоит риска, связанного с перевозкой этого через границу. В этих местах проходит очень древняя тропа. Кто организует такую торговлю и кто получает основной барыш, я не знаю и не очень хочу знать. Я упоминаю об этом эпизоде, чтобы еще раз напомнить, что нельзя рассматривать только политические аспекты, связанные с этим регионом, — экономика играет не меньшую роль.
Курдистан — не единственная точка возгорания на востоке Турции. Другой является Армения. Мы побывали в местечке Ани, находящемся прямо на границе с турецкой стороны. В Средние века там был город, являвшийся столицей одного из армянских царств. Армения вообще была первой страной в мире, принявшей христианство, а в Средние века большие территории сегодняшней Восточной Турции входили в армянские государства. Ани находится на ровном, плоском, сухом и продуваемом плато, которое пересекает пограничная река. Турки ведут там раскопки, что вызывает негодование армян. Когда Османская империя пала, а туркам надо было определиться с границами своего нового государства, которые можно было бы защищать с военной точки зрения, в этих местах с неизбежностью произошли этнические чистки, в которых большое число армян было убито. Армяне это не забыли, а турки — не признали, в свою очередь предъявив встречные претензии по поводу того, как в то время вели себя армяне[70]. Как и в Европе, историческая память народов долго хранит мрачные моменты. Сто лет для таких событий — это не срок. Древняя столица сейчас в руках турок, и Армения не имеет никаких возможностей тут что-либо изменить.
Двигаясь на северо-запад от Ани, вы попадете в город Карс. Это — турецкий город, но его здания выглядят очень по-русски. На самом деле, до Первой мировой войны весь регион был российским — Армения, Карс, Ани. Во время войны турки боролись с русскими, которые задействовали значительные силы у города Сарыкамыш в гористом районе Турции недалеко от российской границы. Турки послали около 90 тысяч своих солдат в атаку на русские войска зимой 1914–1915 годов. Битва продолжалась около недели. В результате нее около 80 тысяч турецких солдат погибло — по словам одного местного жителя, который однажды вечером рассказывал мне об этом эпизоде войны. Они замерзли насмерть[71]. Произошло это в течение одной ночи или нескольких, сейчас не суть важно. Бойня, так характерная для Европы в период между 1914 и 1945 годами, имела место и здесь. Мы все еще в Европе…
Двоюродный брат одного моего стамбульского друга встретил нас в городишке Гёле примерно в часе езды от Карса. Вечером он повез нас через грязные проселочные дороги, проложенные среди голых холмов северо-восточной Турции, в маленькую деревню, для того чтобы повстречаться с одним 110-летним стариком — местным жителем. Им оказался представитель народности лазов, которая является одной из разновидностей грузин и которая в основном живет в наши дни на территории Турции. Старик, который был почти слепой и глухой, жил в двухэтажном доме, расположенном на склоне холма, вместе с еще тремя поколениями своих потомков. Его сын, в возрасте на вид между 60 и 70 годами, работал в городе, а внук, которому было чуть более сорока, являлся кем-то вроде старосты в деревне. Правнуку было четыре года, он вел себя очень застенчиво, но было видно, что незнакомцы в его доме доставляют ему удовольствие. Лазы — южнокавказские грузины — составляли большинство населения деревни и некоторых других окрестных деревень в этой удаленной от основных центров местности. Ранее она контролировалась русскими, теперь — турками. Семья, в гостях у которой мы находились, была самой богатой в деревне, так как владела пятьюдесятью коровами. В этих богом забытых местах границы значили очень мало, к тем, кто правил в регионе в то или иное время, относились дружелюбно постольку, поскольку они не вмешивались в местную повседневную жизнь.
После третьей чашки чая открылась дверь, и внутрь вошла жена сына старика — крепкая женщина, вероятно, лет шестидесяти. Она с гордостью сообщила, что обихаживала коров, что было ее прямой обязанностью. То, что у семьи было больше коров, чем у кого бы то ни было в деревне, являлось поводом для гордости. Отсутствие многих зубов компенсировалось внутренней ее теплотой и обязательностью, было видно, что жизнь всей семьи крутится вокруг нее. Несмотря на то что деревня была классическим «медвежьим уголком», в доме был спутниковый Интернет, поэтому все могли в режиме онлайн узнавать текущие новости о том, что происходит за горами и холмами вне их ущелья. Было ли старику действительно 110 лет, или, может быть, только 90, я не знаю. Но все люди этой семьи, живущей четырьмя поколениями под одной крышей, прекрасно осознавали и чувствовали, что они живут хорошо, могут гордиться своей такой жизнью, и им не стыдно продемонстрировать ее гостю из далекой Америки.
Также стоит рассказать еще об одном эпизоде той поездки. Во время посещения Карса и места впечатляющей битвы при Саракамыше мы проезжали по пустынной долине, на которой было расположено только несколько деревень, которые никак не выглядели похожими на современную Турцию или на любую другую соседнюю страну. Они не были бедными, скорее всего, лучше всего их описать как пришедшими в наши дни из совершенно других времен. Источником энергии там был помет немногочисленного скота, которым владели местные жители. Это было все, что у них было. На этой территории не было ни деревьев, ни торфа. Помет складывался в кучи, внешне напоминавшие хижины и имевшие какие-то непонятные нанесенные на них знаки отличия. Дело было к вечеру субботы, пожилые женщины чем-то украшали эти кучи.
В каждой деревне, в которых мы побывали, перед каким-то одним домом стоял современный и чистый трактор. Его вид был тут даже более странным, чем «скульптуры» из навоза. Оказалось, что трактора были выделены каждой деревне в рамках какой-то государственной программы. Но тут не было простейшего электричества или какого-либо еще источника энергии. И это — в регионе, где в свое время восемьдесят тысяч человек замерзли насмерть. Мы были на самом краю Европы. Люди живут здесь спокойной жизнью, вынося то, что любой европеец сейчас не смог бы вынести.
70
Тут следует отметить, что автор снова допускает фактические неточности. Хоть прямо это и не упоминается, но, скорее всего, он здесь касается известного геноцида армян в Османской империи 1915 года, который Турция до сих пор не признает. Но это прискорбное событие случилось за несколько лет до формального распада империи (происходившего в 1918–1922 годах), поэтому этнические чистки и массовые убийства не могли происходить как результат поиска новых границ ПОСЛЕ распада. — Примеч. пер.
71
Автор тут ссылается на рассказ местного жителя, тем самым снимая с себя ответственность за возможные неточности. Разные источники дают разные данные о турецких потерях убитыми — от 50 до 90 тысяч. Конечно же, замерзли до смерти только часть из них. Еще одной причиной массовой гибели солдат был тиф. — Примеч. пер.