Мир-механизм

С края зрительного экрана показалась серебристая дуга планеты. В окружающей пустоте какие-то миры выглядели нечестиво и ужасно, некоторые казались покрытыми нездоровыми пятнами, другие усыпаны волдырями вулканов или испещрены трещинами от сдерживаемого в ядре гнева. Этот же был укрыт вечно клубящимися тучами электрического шторма, в которых мелькали молнии. Каждому оптическому датчику обзор загораживала информационная дымка, будто сама планета знала, что за ней наблюдают, и специально затуманивала всякий глаз, будь то живой или искусственный, что глядел на нее.

Но планетой этот объект не был — по крайней мере бесплодной и мертвой, какими являлись девяносто процентов миров в Галактике. Где-то за облачным покровом скрывалось орудие, сбивавшее звездолеты, даже имперские линкоры вроде «Рискованного», подобно стреле, пронзающей птицу. Порой оно посылало серебряное копье, сходное с тем, что пронзило флагман, а иногда посредством какой-то телепортационной технологии или магии варпа перемещало каменные массивы прямо внутрь цели, как было в случае с разорванными на части «Ликомадийцем» и «Бирюзовым солнцем». Меньшие корабли оно и вовсе сокрушало словно гигантским незримым кулаком, от которого сгибалась корпусная сталь и огненными лентами разлеталась плазма.

Двенадцать раз Имперский флот вступал в бой с миром-механизмом и одиннадцать обращался в беспорядочное бегство, оставляя за собой шлейф из разбитых космических кораблей, в то время как сам мир-механизм выходил победителем без единой царапинки.

«Не вздумайте проявлять гнев. Они примут его за признак беспомощности и отчаяния. Будьте для них примером, ибо в вас они видят полубогов». Следуя предписаниям Жиллимана, Шехерз держал гнев в себе и чувствовал, как он прожигает ямку где-то под сердцем.

Один из членов экипажа поднял на него взгляд от панели связи, с пикт-экрана которой на бледное темноглазое лицо падало зеленое свечение. Эти мужчины и женщины не спали уже долгое время, потому что мир-механизм не спал вообще.

— Капитан Шехерз, магистр Амрад обращается к вам.

— Каков его приказ? — спросил космодесантник, хотя и так знал, что говорилось в сообщении, но его обязывал протокол.

— Магистр ордена требует вашего присутствия, — доложил офицер.

— Будь начеку, — сказал полуадмиралу Шехерз, — и присматривай за экипажем. Отчаяние отравит их, и ты должна воспрепятствовать этому. Я скоро вернусь на мостик.

К тому времени как Шехерз дошел до часовни Нетерпимости, командующие флота спасения Варва уже находились там: кто-то с почетной стражей, словно демонстрация силы имела смысл в момент, когда мир-механизм громил их флотилию. Некоторые ордены Космического Десанта отправили лишь горстку боевых братьев и были представлены единственным офицером, большинство, однако же, пришли не одни. В целом здесь насчитывалось пятнадцать разных орденов.

Из общей массы особенно выделялся капитан Венеций из Ультрамаринов; он и его почетная гвардия носили характерные темно-голубые доспехи, но столь сильно украшенные, что они казались скорее золотыми. Представители прочих орденов, по-видимому, интуитивно признавали в Венеции лидера. Напротив него располагалась делегация Астральных Рыцарей, возглавляемая магистром Амрадом, который с собой привел самую внушительную свиту — три отделения ветеранов сопровождали его командное отделение. Амрад имел на то полное право, так как это был корабль Астральных Рыцарей.

— Капитан Шехерз, — поприветствовал Амрад, когда тот вошел. — Как хорошо, что у нас есть магистр флота. Вопросы ведения войны в космосе требуют вашего рассмотрения.

— Мой господин, — почтительно поприветствовал капитан.

Вы ведь видели последнее происшествие, я полагаю? — обратился к нему Венеций. У него были лицо и манеры аристократа, который всю жизнь поступает по-своему.

— Мы потеряли «Рискованного», — бесстрастно произнес Шехерз.

— И «Магна патер», — добавил Ультрамарин и скрестил руки, как если бы только что уладил любые прения. — Это орудие как мух нас прихлопывает. Очевидно, что ваш наступательный порядок не оправдал себя.

Последние слова предназначались лично Шехерзу. Хотя он и не один отвечал за боевое построение, но играл важную роль, и со смертью лорда-адмирала Кора, похоже, именно он первым заслуживал всяческого порицания.

— Я не ожидал ни подобной мобильности, ни дальности поражения орудия, — парировал он. — В последний час он продемонстрировал такие возможности, которых ранее не наблюдалось.

— А они меняются каждый час! — рявкнул Венеций. — Каждый корабль мы теряем по-новому. Оно учится и адаптируется к каждой нашей атаке!

— Тогда что вы предлагаете делать? — степенно спросил Амрад.

— Отступим, — твердо сказал Венеций. — Перегруппируем флот и дождемся подкреплений от флота сегментума. Они прибудут в течение двух месяцев, и, если Император того пожелает, с ними прилетят исследовательские команды Адептус Механикус, которые скажут нам, что же такое этот мир-механизм.

— Совершенно исключено, — отрезал Амрад.

— Почему?! — требовательным тоном спросил Венеций, ударив кулаком в ладонь.

— Капитан Шехерз, — позвал магистр.

Шехерз, в передаче заранее проинструктированный Амрадом о своей роли, переключился на канал вокс-связи с мостиком:

— Капитан, дайте тактическую выкладку на гололит в часовне.

Когда гололитическое устройство, установленное среди свисающих с потолка курильниц, включилось и развернулось, в центре помещения нарисовались световые фигуры. Между Амрадом и Венецием загорелась голограмма системы Варв, состоящей из одиннадцати планет, над седьмой из которых, слабо заселенном мире Убежище, располагался флот. Крайняя планета представляла собой замерзший шарик аммиака, где никогда не существовала жизнь, но до недавнего времени на ближайших к ней двух планетах находились базы первопоселенцев и предприятия по добыче химического сырья. Даже не прервав своего пути через систему, мир-механизм стер жизнь с тех миров, прошив укрепленные города лазерными выстрелами или отправив каменные массы, чтобы разорвать химкомбинаты изнутри.

— Четвертый мир, — начал Амрад. — Полагаю, вас уже проинформировали о его значимости?

Изображение четвертой планеты от варвианского солнца увеличилось. Эту пузырчатую и почерневшую сферу покрывали глубокие искусственные каньоны; вся ее поверхность была поделена на скалобетонные пространства, напоминающие серые чешуйки.

— Варвенкаст, — произнес Венеций.

— Это не просто название, — вмешался Амрад. — Это двадцать один миллиард душ. — Теперь он обращался ко всем собравшимся, чтобы говорить от лица своих орденов. — Еще за недели до этого мы знали, к чему все идет. Мир-механизм уже зачистил дюжину населенных миров, из-за чего мы потеряли бесчисленное количество имперских граждан. Но когда мир-механизм доберется до ульев Варвенкаста, его жатва увеличится более чем втрое. Если мы хотим когда-нибудь его остановить, действовать надо прямо сейчас.

— Смерть невинных ранит меня не менее, чем вас, магистр ордена, — сказал Венеций. — Жиллиман учил своих сыновей ценить тех, кто усиленно трудится под присмотром Императора. Однако всякая наша попытка атаковать мир-механизм терпела неудачу. Наши орудия не в состоянии пробить его загадочную защиту. Мы даже не можем увидеть, что находится на его поверхности. А случившееся с «Рискованным» — пример того, что и простая попытка приблизиться сулит погибель. И, как бы мне ни тяжко было это говорить, мы должны выйти из этой схватки и перегруппироваться, чтобы позже вести сражение на своих условиях.

— Выходит, вы оставите миллиарды варвенкастцев умирать? — спросил Амрад.

— Если мы останемся и дадим бой, то погибнем, а Варвенкаст все равно будет уничтожен. Так что да, магистр, я готов бросить их на произвол судьбы.

Шехерз переводил взгляд с одного лица на другое. Когда для перехвата мира-механизма собрался флот спасения Варва, каждый из его командующих в часовне Нетерпимости освятил собственный алтарь, и сейчас делегации космодесантников стояли перед соответствующими святынями. В качестве алтаря Ультрамаринов выступал штандарт Седьмой роты капитана Венеция наряду с копьями и щитами воинов его родного Макрагга. Святыней Красных Консулов выступало изваяние Робаута Жиллимана, вывезенное из оскверненного храма, освобожденного их орденом, и до сих пор хранившее пятна крови верующих, что отдали свои жизни ради его сохранности. Захватчики же соорудили пирамиду из трофейных бронзовых щитов, добытых с древнего поля битвы. На лицах Астартес Шехерз не видел и тени сомнения. Все они пришли в часовню с одной мыслью, вероятно, ведомые в своем решении Венецием, — прекратить бой и дождаться подкрепления.