Страница 39 из 55
Глава девятая
Скитания по Европе
«…Я поехал, но уезжал я тогда со смертью в душе: в заграницу я не верил, то есть я верил, что нравственное влияние заграницы будет очень дурное, — рассказывает Достоевский о своих мрачных предчувствиях А. Н. Майкову. — Один… с юным созданием, которое с наивною радостью стремилось разделить со мною странническую жизнь; но ведь я видел, что в этой наивной радости много неопытного и первой горячки, и это меня смущало и мучило очень… Характер мой больной, и я предвидел, что она со мной измучается. (NB. Правда, Анна Григорьевна оказалась сильнее и глубже, чем я ее знал…)»
В 1883 году Анна Григорьевна составила краткий хронологический отчет о скитаниях с мужем по Европе с 1867 по 1871 год: 19 апреля (1 мая) 1867 года — приезд через Берлин в Дрезден; 22 июня (4 июля) 1867 года — в Баден-Баден; 13 (25) августа — через Базель в Женеву, где супругов часто посещает Н. П. Огарев; в конце мая 1868 года — переезд из Женевы в Веве; в начале сентября 1868 года — из Веве в Милан; через два месяца — во Флоренцию; в августе 1869 года через Венецию, Триест, Вену и Прагу (Достоевский мечтает познакомиться в Праге с известными деятелями славянского движения Ф. Палацким и Ф. Л. Ригером, но не находит квартиры) снова возвращаются в Дрезден; наконец, 5 (17) июля 1871 года Достоевские выезжают из Дрездена через Берлин в Россию.
Но за этой сухой хронологией стоят драматические события. Скитание молодоженов по Европе началось с Дрездена. Но медовый месяц Достоевского неожиданно оканчивается катастрофой: писателя вновь, как когда-то с Аполлинарией Сусловой, затягивает безжалостная и бездушная рулетка. Достоевский пытается бороться с этим наваждением и не решается признаться молодой жене. Наконец он не выдерживает и начинает убеждать Анну Григорьевну, что это единственный способ поправить их довольно тяжелое материальное положение и рассчитаться с долгами брата Анна Григорьевна согласилась, чтобы он отправился играть в Гомбург.
Еще когда он диктовал ей «Игрока», она поняла, конечно, что это автобиографическое произведение, но Анна Григорьевна даже и представить себе не могла, что власть рулетки над ним так всемогуща.
Изначальный мотив влечения Достоевского к игре — бедность. Действительно, он бедствовал почти всю свою жизнь, и трудно, пожалуй, во всей его четырехтомной переписке найти такие письма, где бы не шла речь о деньгах: то он собирался просить взаймы, то он хочет вернуть долг, то строит бесконечные проекты, чаще всего совершенно нереальные, как лучше разбогатеть. Таким образом, перед самим собой Достоевский всегда мог бы оправдаться: если бы деньги не были нужны «до зарезу», он бы не стал играть.
И эта навязчивая идея — выиграть «капитал», чтобы расплатиться с кредиторами, прожить, не нуждаясь, несколько лет, обеспечить детей в случае своей ранней смерти, а самое главное — получить, наконец, возможность спокойно поработать над своими произведениями (как Тургенев и Толстой, часто повторял он), а не на срок, под угрозой тюрьмы или описи имущества, — так овладела Достоевским, что он начал играть, чтобы выиграть.
Однако в одном из писем к Анне Григорьевне (рулетка была в Гомбурге, а Анна Григорьевна оставалась в Дрездене) Достоевский неожиданно делает важное признание: «Нервы расстроены, и я устаю (сидя-то на месте), но тем не менее я в хорошем очень даже состоянии. Состояние возбужденное, тревожное, — но моя натура иногда этого просит».
Это очень важное признание: игра становится самоцелью, нужда в деньгах оказывается предлогом и отодвигается на второй план. Страсть к рулетке ради самой рулетки, игра ради ее сладостной муки объясняется характером, «натурой» писателя, склонного часто заглядывать в головокружительную бездну и бросать вызов судьбе.
Игра была для Достоевского своего рода противовесом его трагической жизни: ему пятый десяток, из них десять лет он был выброшен из жизни — каторга и ссылка, он стоял на эшафоте, ожидая смерти; неудачным оказался первый брак, детей своих нет, кругом в долгах, эпилептик. Но самое главное даже не в этом. Он полон гениальных творческих замыслов, но пока сумел только один из них воплотить — «Преступление и наказание» (а когда начинал играть, еще и этого романа не было). Сумеет ли он воплотить остальные свои грандиозные замыслы?
Анна Григорьевна быстро почувствовала, что игра для Достоевского была не только средством бегства от обыденной жизни, но, что самое важное, средством вдохновения: после большого проигрыша Достоевский принимался за творческую работу и набрасывал страницу за страницей своих великих романов. И разгадав в свои двадцать лет эту «тайну» рулеточной лихорадки своего мужа-писателя, зная, что из-за игорной страсти Достоевского ее семья обречена на постоянную нищету и даже дочь не на что крестить, она не только не перечит, не только не запрещает ему играть, а, наоборот, видя, что у него застопорилась работа над «Идиотом», сама предлагает ему поехать играть. И Анна Григорьевна угадала точно: вернувшись, Достоевский написал почти 100 страниц романа.
Анна Григорьевна закладывает буквально все, вплоть до своей последней рубашки, и не ропщет, когда он закладывает даже обручальное кольцо и серьги, и все это для того, чтобы отправиться в Гомбург. (И это тоже было ново для него, ибо Аполлинария считала его страсть к игре или средством разбогатеть, или просто его слабостью.)
Ради его творчества она не жалела ничего, была готова на любые жертвы, на любой подвиг, ибо знала:
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
И тогда неукротимая тяга Достоевского к творчеству преодолеет все соблазны рулетки.
Так и случилось. Как Сонечка Мармеладова в конце концов «победила» своим смирением и кротостью Раскольникова, так и Анна Григорьевна своим непротивлением сумела оторвать навсегда Достоевского от его страсти. В последний раз он играл в 1871 году, перед возвращением в Россию, в Висбадене. 28 апреля 1871 года Достоевский пишет Анне Григорьевне из Висбадена в Дрезден: «Надо мной великое дело совершилось, исчезла гнусная фантазия, мучившая меня почти 10 лет. Десять лет (или, лучше, с смерти брата, когда я был вдруг подавлен долгами) я все мечтал выиграть… Теперь же все кончено! Это был вполне последний раз… Теперь, когда я так обновлен, — пойдем вместе, и я сделаю, что будешь счастлива!»
Клятву свою Достоевский сдержал: он действительно навсегда оставил игру (хотя впоследствии четыре раза ездил один для лечения за границу) и действительно сделал Анну Григорьевну счастливой. Достоевский прекрасно понимал, что своим освобождением от власти рулетки он обязан прежде всего Анне Григорьевне, ее великодушному терпению, всепрощению, мужеству и благородству. «Всю жизнь вспоминать это буду и каждый раз тебя, ангела моего, благословлять, — писал Достоевский Анне Григорьевне. — Нет, уж теперь твой, твой нераздельно, весь твой. А до сих пор наполовину этой проклятой фантазии принадлежал».
Но Анна Григорьевна не случайно почувствовала, что игра стимулирует литературную работу писателя. Достоевский сам тесно связывал свои творческие импульсы с «проклятой фантазией». В письме из Bain-Saxon, извещая жену об очередном проигрыше, Достоевский благодарит это несчастье, так как оно невольно натолкнуло его на одну «превосходную мысль»: новое произведение.
Так рождался роман «Идиот». Потрясения игры и ужас нищеты не мешали полнокровной духовной работе писателя, мучительному созданию «Идиота». В январе 1868 года Достоевский пишет своей племяннице С. А. Ивановой: «Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь. Все писатели, не только наши, но даже все европейские, кто только ни брался за изображение положительно прекрасного, — всегда пасовал. Потому что это задача безмерная. Прекрасное есть идеал, а идеал — ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. На свете есть одно только положительно прекрасное лицо — Христос, так что явление этого безмерно, бесконечно прекрасного лица уж конечно есть бесконечное чудо… Но я слишком далеко зашел. Упомяну только, что из прекрасных лиц в литературе христианской стоит всего законченнее Дон-Кихот».