Страница 30 из 55
Мне жаль ее, потому что, предвижу, она вечно будет несчастна. Она нигде не найдет себе друга и счастья. Кто требует от другого всего, а сам избавляет [себя] от всех обязанностей, тот никогда не найдет счастья.
Может быть, письмо мое к ней, на которое она жалуется, написано раздражительно. Но оно не грубо. Она в нем считает грубостью то, что я осмелился говорить ей наперекор, осмелился высказать, как мне больно. Она меня третировала всегда свысока. Она обиделась тем, что и я захотел, наконец, заговорить, пожаловаться, противоречить ей. Она не допускает равенства в отношениях наших. В отношениях со мной в ней вовсе нет человечности. Ведь она знает, что я люблю ее до сих пор. Зачем она меня мучает? Не люби, но и не мучай».
Последний раз Аполлинария и Достоевский виделись весной 1866 года. Любовь их пришла к концу, хотя переписка еще продолжалась почти год, и каждый раз письма Сусловой приводили Достоевского в волнение. Но писатель оказался пророком: Аполлинария, действительно, «вечно была несчастна» и никогда не нашла себе «друга и счастья».
А. П. Суслова умерла в Севастополе, одинокой, в семидесятивосьмилетнем возрасте в 1918 году, так и не создав семьи и не имея детей. Судьбе было угодно сложиться так, что в том же году и тоже в Крыму скончалась женщина, которой суждено было стать последней любовью Достоевского.
А. П. Суслова оставила значительный след в творчестве Достоевского. От нее берут свое начало «инфернальные» образы женщин у писателя (Настасья Филипповна в «Идиоте», Грушенька в «Братьях Карамазовых» и т. д.), а историю своей «роковой» любви Достоевский рассказал в романе «Игрок».
Исследуя историю второй большой любви писателя, не следует никогда забывать слова самого Достоевского, в передаче Врангеля, сказанные им, скорее всего, о своем несчастном браке с Исаевой (Врангель не знал о любви писателя к Сусловой), но имеющие явно отношение и к Сусловой, тем более что слова эти относятся к 1865 году: «Будем всегда благодарны за те дни и часы счастья и ласки, которые дала нам любимая нами женщина».
Вторая большая любовь писателя не мешала его напряженной работе в журнале «Время». В 1863 году вспыхивает польское восстание против самодержавия. В апрельской книге «Времени» Н. Н. Страхов печатает статью «Роковой вопрос», в которой доказывает, что бороться с поляками внешними силами недостаточно: победа над ними должна быть морально оправдана. И хотя статья была вполне патриотической и благопристойной, но ее тема оказалась недозволенной, и журнал «Время» был закрыт.
Наступает трагический для Достоевского 1864 год. С большим опозданием приходит разрешение на издание нового журнала «Эпоха». Однако подписка срывается, так как объявление о новом периодическом органе появляется в петербургской печати только 31 января 1864 года, а сам январский номер выходит только в марте, причем приводит братьев Достоевских в отчаяние своим ужасным внешним видом. Но главное, нет наличных денег — нечем платить типографии, сотрудникам, авторам: приходится все делать в кредит. Напрягая последние силы, в каком-то лихорадочном возбуждении, Федор Михайлович и Михаил Михайлович Достоевские продолжают выпускать «Эпоху».
К смерти жены Достоевский был готов, как и готов был к тому, что ему еще много лет придется поднимать и содержать пасынка Пашу Исаева, который не выражал никакого желания ни учиться, ни трудиться.
Но впереди Достоевского поджидал новый страшный и на этот раз совсем неожиданный удар: 10 июля 1864 года в 7 часов утра, в Павловске под Петербургом, у себя на даче, скоропостижно скончался Михаил Михайлович Достоевский— духовно самый близкий писателю человек из всей большой их семьи, неоднократно помогавший ему материально и морально, единственный среди братьев и сестер Достоевских, безоговорочно обожавший и боготворивший своего гениального брата. (Отныне Павловск, где у Михаила неоднократно бывал Достоевский, будет овеян в его петербургских романах и, главным образом, в «Идиоте» какой-то элегической грустью и тоской.)
После смерти брата остается его большая семья, и Достоевский берет на себя обязательства помогать его вдове и детям до тех пор, пока они не смогут обеспечить себя сами. Достоевский решает продолжать «Эпоху», работая с нечеловеческой энергией. 1 ноября 1864 года критик А. П. Милюков писал Г. П. Данилевскому: «…Много воды утекло с того времени, как мы виделись с вами. Вот и М. М. Достоевский отправился в Елисейския. Это был такой неожиданный удар для его семьи и приятелей. Болезнь его началась разливом желчи и при других обстоятельствах кончилась бы, конечно, благополучно. Но разные беспокойства, особенно со стороны цензуры, которые сильно тревожили его, дурно подействовали на ход болезни — отравленная желчь бросилась на мозг, и он, пролежав три дня в беспамятстве, умер. «Эпоха», как вы знаете, продолжает издаваться его семейством, т. е. собственно Федор Михайлович издает ее под номинальной редакцией Порецкого (это один из их старых знакомых и сотрудник по отделу внутренних известий)… Федор Михайлович был при больном постоянно… Вот какой год выпало на семью: весной умерла жена Федора Михайловича, потом у Михайла Михайловича дочь, а летом и сам он. Вы спрашиваете: кто будет главным двигателем «Эпохи»? Конечно, Федор Михайлович, с прежними сотрудниками…». Достоевский работает с отчаянной энергией, выпуская по две книжки журнала в месяц. Но вдруг новый удар: умирает ближайший сотрудник и единомышленник писателя, прекрасный русский критик и поэт Аполлон Григорьев. Несмотря на все старания Достоевского, уровень «Эпохи» резко падает, и в июне 1865 года этот журнал прекращает свое существование.
После закрытия выясняется, что у брата накопилась огромная по тем временам сумма долга кредиторам — тридцать три тысячи рублей (за бумагу, типографию, переплет и т. п.). Достоевский берет на себя обязательство рассчитаться с этими долгами. И это поразительно, если учесть, что кроме литературного творчества у него не было никаких других источников дохода: значит, он верил в свои гигантские, еще не реализованные творческие возможности, в свою «живую жизнь». В марте 1865 года Достоевский писал своему старому другу А. Е. Врангелю: «И вот я остался вдруг один, и стало мне просто страшно. Вся жизнь переломилась надвое… О, друг мой, я охотно бы пошел опять на каторгу на столько же лет, чтобы только уплатить долги и почувствовать себя опять свободным. Теперь начну писать роман из-под палки, т. е. из нужды, наскоро… А между тем все мне кажется, что я только что собираюсь жить. Смешно, не правда ли? Кошачья живучесть!»
После смерти жены и брата Достоевский чувствует себя бесконечно одиноким, он ищет любви, делает попытку жениться, мечтает иметь семью, иметь детей, стать отцом. Увлечение в конце 1864—начале 1865 года близкой подругой сотрудника своих журналов П. Горского Марфой Браун не было продолжительным и не оставило никакого следа в духовной биографии Достоевского.
Гораздо более значительным и плодотворным для творческой жизни писателя было другое увлечение. Летом 1864 года как редактор петербургского журнала «Эпоха» Федор Михайлович Достоевский получил из имения Палибино Витебской губернии от некоей Анны Васильевны Корвин-Круковской рассказ «Сон» с сопроводительным письмом автора. Ее отец, генерал-лейтенант Василий Васильевич Корвин-Круковский (1800–1875), выйдя в отставку, поселился в своем родовом имении Палибино. У него родились две дочери — Анна и Софья, впоследствии выдающийся математик Софья Васильевна Ковалевская (1850–1891).
И хотя генерал-лейтенант Корвин-Круковский был человеком старого закала, но живительный воздух 60-х годов проник и в его имение. Через много лет Софья Ковалевская вспоминала, что «Анюта стала доставать журналы другого пошиба «Современник», «Русское слово», каждая книжка которых считалась событием дня у тогдашней молодежи. Однажды он (знакомый студент. — С. Б.) принес ей даже нумер запрещенного «Колокола» (Герцена)… Она выписывает теперь ящики книг, и притом вовсе не романов, а книг с такими мудреными названиями: «Физиология жизни», «История цивилизации» и т. д.»