Страница 3 из 4
— Издох! — ахнули овцы все сразу.
А верблюд стоял и думал, как устроить, чтобы уважать его на скотном дворе стали.
В это время пролетал в гнездо воробей и пискнул мимолетом:
— Какой ты, верблюд, страшный, право!
— Ага! — догадался верблюд и заревел, словно доску где сломали.
— Что это ты, — сказала корова, — спятил?
Верблюд шею вытянул, потрепал губами, замотал тощими шишками:
— А посмотрите-ка, какой я страшный… — и подпрыгнул.
Уставились на него мерин, корова и овцы… Потом как шарахнутся, корова замычала, мерин, оттопырив хвост, ускакал в дальний угол, овцы в кучу сбились.
Верблюд губами трепал, кричал:
— Ну-ка, погляди!
Тут все, даже жук навозный, с перепугу со двора устрекнули.
Засмеялся верблюд, подошел к месиву и сказал:
— Давно бы так. Без ума-то оно ничего не делается.
А теперь поедим вволю…
Козел
В поле — тын, под тыном — собачья голова, в голове толстый жук сидит с одним рогом посреди лба.
Шел мимо козел, увидал тын, — разбежался да как хватит в тын головой, — тын закряхтел, рог у козла отлетел.
— То-то, — жук сказал, — с одним-то рогом сподручнее, иди ко мне жить.
Полез козел в собачью голову, только морду ободрал.
— Ты и лазить-то не умеешь, — сказал жук, крылья раскрылил и полетел.
Прыгнул козел за ним на тын, сорвался и повис на тыну.
Шли бабы мимо тына — белье полоскать, сняли козла и вальком отлупили.
Пошел козел домой без рога, с драной мордой, с помятыми боками.
Шел — молчал.
Смехота, да и только.
Полкан
На весеннем солнышке греется Полкан.
Морду положил на лапы, пошевеливает ушами — отгоняет мух.
Дремлет пес Полкан, зато ночью, когда на цепь посадят, — не до сна.
Ночь темна, и кажется все — крадется кто-то вдоль забора.
Кинешься, тявкнешь — нет никого.
Или хвостом по земле застукает, по-собачьи; нет никого, а стукает.
Ну, с тоски и завоешь, и подтянет вон там, за амбаром, зальется чей-то тонкий голос.
Или над поветью глазом подмигивать начнет, глаз круглый и желтый.
А потом запахнет под носом волчьей шерстью.
Пятишься в будку, рычишь.
А уж жулики — всегда за воротами стоят, всю ночь.
Жулика не страшно, а досадно — зачем стоит.
Чего-чего не перевидишь ночью-то… охо, хо…
Пес долго и сладко зевнул и по пути щелкнул муху.
Поспать бы.
Закрыл глаза, и представилась псу светлая ночь.
Над воротами стоит круглый месяц — лапой достать можно. Страшно. Ворота желтые.
И вдруг из подворотни высунулись три волчьих головы, облизнулись и спрятались.
«Беда», — думает пес, хочет завыть и не может.
Потом три головы над воротами поднялись, облизнулись и спрятались.
«Пропаду», — думает пес.
Медленно отворились ворота, и вошли три жулика с волчьими головами.
Прошлись кругом по двору и начали все воровать.
— Украдем телегу, — сказали жулики, схватили, украли.
— И колодец украдем, — схватили, и пропал и журавль и колодец.
А пес ни тявкнуть, ни бежать не может.
— Ну, — говорят жулики, — теперь самое главное!
«Что самое главное?» — подумал пес и в тоске упал на землю.
— Вон он, вон он, — зашептали жулики.
Крадутся жулики ко псу, приседают, в глаза глядят.
Со всею силою собрался пес и помчался вдоль забора, кругом по двору.
Два жулика за ним, а третий забежал, присел и рот разинул.
Пес с налета в зубастую пасть и махнул.
— Уф, аф, тяф, тяф…
Проснулся пес… на боку лежит и часто, часто перебирает ногами.
Вскочил, залаял, побежал к телеге, понюхал, к колодцу подбежал, понюхал — все на месте.
И со стыда поджал пес Полкан хвост да боком в конуру и полез.
Рычал.
Жар-птица
У царевны Марьяны была Нянька Дарья.
Пошла Дарья на базар, купила кенареечную птичку и повесила на окно. Царевна Марьяна в кровати лежит и спрашивает:
— Нянька, а как птицу зовут?
— Кенареечная.
— А почему?
— Потому что конопляное семя ест.
— А где ее дом?
— На солнышке.
— А зачем она ко мне прилетела?
— Чтобы тебе песни петь, чтобы ты не плакала.
— А если заплачу?
— Птичка хвостом тряхнет и улетит.
Жалко стало царевне с птичкой расстаться, глаза Марьяна потерла и заплакала.
А птичка хвостом тряхнула, открыла клетку, шмыг за окно и улетела.
Принялась Дарья царевне Марьяне глаза фартуком вытирать и говорит:
— Не плачь, я сбегаю, великана Веньку позову, он птичку нам поймает.
Пришел высокий великан Венька, о четырех глазах — два глаза видно, а два не видно.
Постоял Венька и говорит:
— Я есть хочу.
Принесла ему Дарья горшок каши.
Великан кашу съел и горшок съел, нашел нянькины башмаки и башмаки съел — такой был голодный, — рот вытер и убежал.
Прибегает великан в Марьянин сад, а в саду на яблоне кенареечная птичка сидит и клюет красные яблоки. Великан и думает: что ему сначала схватить — яблоко или птичку?
И пока думал, явился лютый медведь и говорит:
— Ты зачем кенареечную птицу ловишь? Я тебя съем.
И стал медведь лапой землю скрести.
Великан испугался, сел на дом и ноги поджал, а птичка шмыг в кусты и улетела за озеро.
Огорчился великан и принялся думать, как ему медведя перехитрить; придумал, — нарочно испугался и закричал:
— Ой, рыжий бык бежит, ой, боюсь!
Медведь одного только рыжего быка и боялся на свете, сейчас же лег на бок и морду в кусты засунул — спрятался.
А великан с крыши слез и к озеру побежал.
Озеро было длинное — не перейти, а на той стороне на ветке птичка сидит.
Великан был догадливый, сейчас же лег на берег и стал озеро пить.
Пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил, пил и выпил все озеро вместе с лягушками.
Встал на четвереньки и побежал за птичкой по сухому дну.
А птичка дальше в темный лес улетела.
Неудобно великану по лесу идти, деревья за подмышки задевают, озеро в животе с лягушками плещется, и настает темный вечер.
По вечерам лягушки квакать привыкли, и принялись они в животе у великана громко квакать.
Великан испугался, стал аиста звать.
Проснулся белый аист; стоял он на одной ноге на сухом пеньке; глаза протер, подождал, пока луна взойдет, чтобы виднее было, подлетел к великану и говорит:
— Раскрой рот.
Великан раскрыл рот, аист туда голову сунул, поймал лягушонка и проглотил.
Тогда кричит из живота лягушиный царь:
— Прогони белого аиста, я тебе сундучок подарю, без него птички не поймаешь.
Великан знал, что лягушиный царь — честный, рот закрыл и говорит:
— Уходи, белый аист, чай, уж наелся.
А лягушиный царь вылез в великанов рот, лапой подал хрустальный сундучок и объяснил:
— В сундуке туча, в туче с одного краю молния, с другого — дождик, сначала погрозись, потом открывай, птица сама поймается.
Обрадовался великан, взял сундучок и дальше побежал за кенареечной птичкой.
А птичка через темный овраг летит и через высокую гору, и великан через овраг лезет, и на гору бежит, пыхтит, до того устал — и язык высунул, и птичка язык высунула.
Великан и кричит птичке:
— Царевна Марьяна приказала тебя поймать, остановись, а то сундучок открою…
Нс послушалась птичка великана, только ногой по ветке топнула. Вылетела из сундучка сизая туча, кинулась к птичке и заворчала.