Страница 5 из 16
Кто такие микенцы, откуда они пришли? На каком языке говорили? Золото и драгоценности, найденные Шлиманом, могли кое-что рассказать о быте микенцев, но все же эти сокровища оставались немыми. Эванс знал, что без письменных источников дальнейшее изучение Микен невозможно. Позднее он написал: “Открытия Шлимана доказывают настолько высокий уровень развития доисторической цивилизации в бассейне Эгейского моря, что, если бы там не было письменности, в объяснении нуждался бы сам факт ее отсутствия”. Эванс решил отправиться на поиски письменности, хотя до начала XX века не мог целиком посвятить себя этому.
Тем временем в Оксфорде Эванс был занят тем, что превращал Музей им. Эшмола из кунсткамеры в собрание мирового класса. Кураторство предполагало частые поездки, и он проводил много времени за границей, рыская по Европе в поисках предметов для музейной коллекции. Кроме того, Эванс, присматривавший дом для себя и Маргарет, купил 60 акров земли на холме на окраине Оксфорда. Это место, откуда открывался великолепный вид, он очень любил еще со времен студенчества. Там Эванс построит дом, который назовет Юлбери (как писала Горвиц – по “старинному названию вересковой пустоши, лежащей ниже”).
Эванс торопился: в 1890 году у Маргарет нашли туберкулез, и он надеялся, что чистый воздух Оксфордшира поможет ей выздороветь. Увы, Маргарет не дожила до окончания стройки. В марте 1893 года, после 15 лет замужества, она умерла, оставив Артура Эванса вдовцом в 41 год. “Остаток жизни он писал на бумаге с черной рамкой, – сообщает Горвиц, – и даже небрежно написанные заметки были обрамлены черным”. Монструозный Юлбери был готов в следующем году, и Эванс поселился там в одиночестве.
Еще до смерти жены Эванс задумывался о микенской письменности. В феврале 1893 года он ездил в Афины, где осматривал пыльные сокровища антикварных лавок. Там он нашел маленькие камни с отверстием для ношения в форме призмы с тремя и четырьмя гранями, многие из полудрагоценных камней (красная или зеленая яшма, сердолик, аметист). Эванс писал, что на камнях были вырезаны “ряды замечательных символов”. Эти иероглифические изображения людей, животных и предметов “не копировали египетские”:
Эти печати для глины или воска в древности служили средством маркировки собственности. Они напомнили Эвансу показанные Шлиманом геммы каплевидной формы, найденные в Микенах, также имевшие отверстие для ношения и с вырезанными символами. (Геммы Шлимана, однако, оказались декоративными.)
В Афинах Эванс купил столько печатей и гемм, сколько сумел найти. Он расспрашивал продавцов, откуда привезены эти предметы. Ответ всякий раз звучал один: “С Крита”.
Сегодня Крит кажется естественным продолжением материковой Греции. На самом деле он не был частью греческого государства до 1913 года. Самый большой из греческих островов, лежащий почти посередине между Европой, Азией и Северной Африкой, Крит веками служил удобным перевалочным пунктом для мореплавателей. Во времена Эванса археологи уже выяснили, что первые известные обитатели острова не имели отношения к грекам, позднее заселившим материк. “Сами греки признавали, – пишет Эванс, – что коренные критяне были «варварами», негреками”.
С Критом торговали, на остров вторгались, его заселяли, колонизировали, снова заселяли и снова колонизировали. К 1900 году, когда Эванс начал раскопки, население Крита представляло собой клубок этнических, языковых и культурных нитей, тянущихся вглубь тысячелетий.
Эванс впервые приехал на Крит в марте 1894 года. Остров принадлежал тогда Османской империи, и почти сразу Эванс невольно стал участником распрей между христианами и мусульманами. 17 марта Эванс сделал запись в дневнике:
Вечером какое-то волнение. В 9.45 известным мне прямым путем я при лунном свете вернулся из центрального кафе в гостиницу. Едва я успел войти в комнату, туда ворвались трое христиан. Они рассказали, что двое турок преследовали меня, чтобы убить, и зарезали бы, если бы христиане не пошли за ними следом… Люди эти были взволнованы, я определенно нет.
Эванс, передвигаясь по острову пешком или на муле, находил такие же печати и геммы со знаками, которые покупал в Афинах. Многие из этих galopetres, “молочных камней”, Эванс видел у крестьянок: их носили кормящие матери. Эванс купил у них столько камней, сколько смог. Если женщина отказывалась продавать амулет, Эванс настаивал, чтобы ему по крайней мере позволили скопировать надпись.
Эванс быстро догадался, что рисунки на этих камнях – не орнамент: слишком уж они были упорядочены и стилизованы. Одни и те же группы символов встречались на разных камнях. Эти рисунки для людей бронзового века значили нечто совершенно определенное. “Невозможно поверить в то, что знаки на камнях – это простые фигурки, расположенные в случайном порядке, – писал Эванс в 1894 году. – Если бы не было групп из нескольких символов, художнику было бы гораздо проще – он мог бы выбрать отдельные символы и, расставив их в произвольном порядке, заполнить ими все пространство”.
Эванс понял, что он открыл систему письменной коммуникации, бывшую в ходу задолго до XI века до н. э., когда финикийцы изобрели алфавит, и тем более до того, как об алфавите узнали греки (в конце IX века до н. э.) Нечто подобное Шлиман рассчитывал найти в Микенах. А Эванс нашел письменность на острове в Эгейском море, и она относилась к микенскому времени. Критские камни, позднее напишет Эванс, являются неоспоримыми доказательствами того, что “великая эпоха островной культуры лежит за границами истории”.
К концу 1893 года, еще до того, как Эванс ступил на землю Крита, он почувствовал, что достаточно хорошо ориентируется в материале, который дали ему афинские печати. Он заявил лондонской аудитории, что располагает “данными о существовании на греческих землях системы пиктографического письма”. В 1894 году, после возвращения с Крита, он опубликовал первую значительную статью о критских камнях с надписями. В ней Эванс утверждает, что “в микенском мире существовала сложная письменность”.
Эванс выделил два типа критской письменности. Знаки первого типа ближе к иероглифам: пиктограммы, изображающие людей, растения и животных. Другие символы были “линейные, квазиалфавитные”, как если бы иероглифы оказались упрощены в ходе “стенографирования”. “И об этой линейной системе мы также знаем очень мало”, – пророчески заметил Эванс в 1894 году. Он понимал, что необходимы масштабные раскопки на критской земле. Несколько следующих лет он ездил на остров и в конце концов остановил свой выбор на Кноссе. “Широкоустроенный” Кносс считался главным городом древнего Крита, столицей царя Миноса. В “Одиссее” сказано:
Ученые и до Эванса делали на острове замечательные открытия. Местность, где, как считалось, в древности находился Кносс, теперь называлась Кефалой. (Название это было наполовину греческим, наполовину турецким – tou Tseleve he Kephala, “холмистые земли”.) В 1878 году в Кефалу приехал с 20 рабочими греческий лингвист с говорящим именем Минос Калокеринос. Он нашел остатки огромного здания, а в его помещениях – исполинские керамические сосуды.
4
Пер.В. Вересаева.