Страница 8 из 17
Он понял, что больше не хочет быть с ней. Не хочет, засыпая, видеть этот взгляд, от которого мурашки. Все рухнуло именно в тот момент, когда она сказала ему: «Ты стал не такой». Ведь это было правдой.
«Она готова, – подумал Валерий. – Даже если она не хочет этого, то все равно она готова. Пусть и не понимает. Что ж, мне придется объяснить. А как по-другому? По-другому никак. Непонятно лишь, зачем было говорить: “Да, правда, я с вами”. Зачем? – корил он себя и сам себе отвечал: – Ну надо же было как-то завершить этот разговор».
Он заряжал себя, как футболист на решающий матч, как боксер на спарринг, как менеджер на главную сделку в жизни, как солдат на последний бой, как писатель на начало великого романа. Ходил по углам своего кабинета и повторял: «Я смогу, я смогу». Он колотил кулаками в стены, садился за стол и нервно стучал пальцами по крышке, затем вскакивал и начинал снова ходить взад-вперед. Ни о чем не думалось («Так я скоро и работу потеряю»), ничего не хотелось. Необходимость разрешить ситуацию занозой впилась в его сознание. «Я должен, я должен», – повторял он себе.
В какой-то момент стало противно от того, к чему он себя готовит: не к победе, не к достижению, не к решению сложной задачи, принятию вызова, а всего лишь к постыдному разговору, призванному прикрыть его слабость, которую он отчаянно пытался выдать за решительный мужской поступок.
– Но другого выхода нет, – прошептал он, глядя на фотографию в рамке, подаренную женой; они улыбались, молодые, счастливые, и смотрели на него, заросшего, нервного, растерянного, с недоумением – кто ты вообще такой? «У нас есть будущее, – словно говорили они ему. – А у тебя?»
Валерий в сердцах отвернул рамку.
– Больше не думаю ни о чем, – сказал он громко. – Решение принято.
С работы он специально приехал позже, чтобы избежать ритуала встречи, ставшего у них за долгие годы традиционным: когда Мария приходила домой позже, он встречал ее у порога, обнимал, помогал раздеться, а в лучшие годы нес ее на руках до ванной или до комнаты, расспрашивал о делах и о том, как прошел день. Не то чтобы ему было трудно повторить это действие еще один, последний раз. Но он не хотел больше окружать ее такой заботой, создавать контраст между каждодневным ритуалом и теми словами, которые он готовился произнести.
Ему повезло: Мария была в ванной. Он прошел в комнату, где играл Иннокентий.
– Пап, привет! – радостно крикнул мальчик и кинул отцу мяч.
Тот поймал и уселся на кровать; смотрел на сына и ничего не говорил.
– Пап, что с тобой? – спросил удивленный ребенок. – Играть будем?
– Ну вот что ты такой неугомонный? – тихо и как-то виновато произнес Валерий. – Поиграл бы, вон, в компьютерные игры или в приставку. Все сейчас играют.
– Пааап, – протянул Кеша. – Мама говорит, я подвижный. Чтобы было больше энергии, нужно больше кушать. А чтобы было куда ее девать, надо больше играть. С папой. – Он подбежал к отцу и обнял его. – Ну, чего ты, пап? Прекращай.
– Ничего, – отвернулся Валерий. – Ничего, просто я устал.
Он опрокинулся на кровать и долго-долго всматривался в потолок, как будто пытаясь найти там решение всех вопросов, которые так мучали его. Но, разумеется, никакого решения там не было, а были лишь небольшие трещины. «Привести бы в порядок», – подумал он машинально, но тут же вспомнил, что это без нескольких часов не его дом.
– Без нескольких часов, – произнес он вслух.
– Что, пап? – переспросил Кеша, отрабатывая финты с мячом.
Валерий не ответил, он вслушивался в гулкий звук бьющегося о стены мяча, увлеченный смех сына, плеск в ванной. Он погружался в сон.
«Это пока что твой дом, и он может быть твоим всегда. Сейчас он – твой навсегда. Пока ты не произнес пару слов, после которых он уже никогда не будет твоим. Что может быть сильнее пары слов? – думал он, засыпая. – Такая сила…»
Спать не пришлось долго.
Ворочаясь на кровати, он услышал голос жены из коридора:
– Ребята! Ужинать? Кто хочет на ужин?
«Ее голос звучит так счастливо», – подумал Валерий, зевая.
– Сейчас, – крикнул он.
– А я не хочу, я уже поужинал, – крикнул сын и кинул в него мячом.
– Ну и ладно, – мрачно сказал Валерий. – Нам с мамой поговорить надо.
– О чем это ты собрался говорить? – спросила зашедшая в комнату жена.
– Вот сейчас и расскажу, – замялся он.
– Это что-то хорошее? Мне так не хватает хороших новостей.
– Не знаю. Не совсем, наверное, хорошее. Решать тебе.
– Да? И что же это?
– Ну, пойдем, пойдем, поужинаем. – Он взял ее за руку и повел на кухню. – Все и расскажу.
На столе стояли две тарелки с супом, от супа шел приятный пар. Голодный Валерий зажмурился от удовольствия.
– Ну так что? – Тревожный вопрос жены отвлек его от мыслей о еде.
– Ничего, – ответил он, но тут же почувствовал как будто удар током, какая-то неведомая сила прошептала: «Сейчас или никогда». – Точнее, кое-что все-таки есть. – Он постарался сделать лицо отрешенным. – Я ухожу.
– Куда ты уходишь? – рассмеялась жена. – Ты еще суп не доел.
И тут страшное осознание накрыло ее, она вжалась в стул и побледнела. Валерию стало не по себе. «Ну вот что я делаю, что ж я за человек-то», – подумал он.
– Ты что? – сказала Мария срывающимся голосом. – Правда, уходишь?
– Ухожу, – ответил Валерий честно. – Правда.
Мария смотрела на него непонимающими глазами, в которых копились слезы, но она сдерживала себя. Ее мир рушился, а Валерий сидел напротив и ел – ложка за ложкой – суп. Она уже перестала что-то видеть, в ее голове взрывались вулканы и разверзлась земля, выпуская наружу кипящий пар. Солнце померкло, и в пропитанной ядом и смертью темноте всходило новое – огромное, ледяное. Оно занимало свое место в центре Вселенной – единственный раз и навсегда.
Мария протягивала руки во тьме, как слепая, и кричала, разрывая ветер, пытаясь вырваться из поглощающего ее неизбежного мира, в котором нет времени, в котором она – единственное живое, трепещущее, страдающее существо, и новый мир поддался – его очертания стали неясными, картинка поплыла, сквозь холод и ночь стал пробиваться тусклый свет, и первым, что увидела Мария, стала люстра, отражающаяся в окне.
Она протянула руки к Валерию, и тот от неожиданности принял их и, оторвавшись от еды, начал гладить. Он не знал, что сказать. Наверное, стоило все объяснить, но он совершенно не представлял, с чего начать.
– Суп вкусный? – еле слышно спросила жена.
– Очень, – ответил Валерий. – Он у тебя всегда самый вкусный.
Она встала, медленно прошлась по кухне, подошла к раковине, включила холодную воду и подставила руки. Затем приложила к вискам, подержала немного, сделала так снова и снова. Выключила воду, подошла к окну и стала смотреть в пустоту.
– Ты сегодня поедешь?
– Да, – ответил Валерий.
– Дождь. Оставайся.
Мария приоткрыла створку, и в их тихую кухню ворвался шум дождя. А с ним и прочие звуки с улицы: шум машин, пиликанье сигнализации. Мария молчала, уткнувшись в ладони. За стеной раздался удар мяча о стену и победный крик сына. «Очередной отработал», – подумал Валерий и улыбнулся.
– А он? – спросила Мария, не шелохнувшись.
– Он мой сын, – ответил Валерий. Теперь ему оставалось дождаться, пока у Марии пройдет шок. Разговора было не избежать: им предстояло решить еще множество вопросов. В том числе, как и когда он будет видеться с сыном. Но внезапный стук в дверь разрушил все эти планы.
– Боже! – истерично закричала жена. – Кто там?
В дверь снова застучали, причем не руками, а каким-то предметом. Марии на миг показалось, что она не выдержит, у нее сейчас взорвется голова и она умрет прямо здесь, на полу кухни.
– Ну, открыл бы, уходящий! – крикнула она Валерию. – Все равно к двери идти, да ведь?
Опередив мужа, она решительно направилась к двери, с растрепанными волосами, мокрым лицом, в мятой футболке, босиком. Но она не думала о том, как выглядит, в голове бесновался пожар, и ей казалось, что она испепелит того, кто позвонил в ее – теперь только ее – квартиру, сразу же, как откроет дверь. И, сделав это, теряя остатки сознания, не имея больше никакой возможности контролировать себя, она заорала в возникшее перед ней пространство лестничной клетки, в лицо человека, стоявшего перед ней, – которого она не видела, даже не понимала, что перед ней кто-то стоит, – захлебываясь слезами, соплями, срывая голос: