Учись, Сингамиль !

- Нас еще не было на свете, а наши предки - весь род Утнапишти: искусные мастера возводить стены, строить храмы, делать оружие и золотые украшения для царей - все были собраны на этот корабль. Туда же он пригнал животных, птиц и букашек, чтобы не осталась земля необитаемой после потопа. Еще погрузил он туда золото, серебро и всякое оружие, много всего поместилось на этом корабле. И засмолил его Утнапишти, чтобы вода не проникла в щели. Крепким был этот корабль. И пошли великие дожди, залили они всю землю, затопили белый свет. А корабль Утнапишти - крепкий, засмоленный - плыл по разлившейся реке. И не было видно земли. Вокруг одна вода.

- И дома исчезли? - спросил Сингамиль. - И храмы затопило?

- Все исчезло под водой. На седьмой день Утнапишти выпустил голубя, чтобы узнать - есть ли где сухая земля? Голубь вернулся на корабль - не было сухой земли, не было зеленой ветки, повсюду была вода. На следующий день Утнапишти выпустил ласточку, но и та вернулась, не найдя места, где присесть. Через несколько дней послал Утнапишти ворона, и тот не вернулся, видно, нашел сухое местечко, где вода спала. Так кончился великий потоп.

- А что было дальше? Расскажи, - просил Сингамиль, - я люблю страшные сказки.

- Не сказка это, а быль. Об этом написано в старинных табличках. Только не думай, что я стану тебе их читать. Научишься искусству писца, тогда и прочтешь. Ты бежал из "дома табличек", словно там пожар. Испугался палки. И не стыдно тебе? У дверей нашего дома двенадцать зарубок, я делал их каждый год, отмечая твое рождение. Тебе двенадцать лет, а ты плачешь, не хочешь учиться. Скольких трудов мне стоит твое учение! Я копил деньги, чтобы купить дорогое полотнище с каймой. Я не позволил сделать для себя праздничную одежду, отдал драгоценное полотнище уммиа. Его ноги прикрыты красивым одеянием, а у меня его нет.

Уставившись в табличку, Сингамиль шептал прочитанные слова. Он давно уже не слушал наставлений отца. А когда отец умолк, мальчик громко повторил:

- "...Снеси жилище, построй корабль..." - прочел вслух и радостно рассмеялся. - Они давно написаны, потемнели, обожжены, - сказал он с уважением. - Я таких еще никогда не видел.

- Ты смышлен, когда дело не касается учения. Разглядел, что старые, обожженные. Эти таблички дороже золота. Хранитель табличек Нанни прячет их в царском хранилище. Да будет тебе известно: этим табличкам сто лет.

Сингамиль с любопытством разглядывал табличку, положенную отцом на низкий, маленький стол, слепленный из глины.

- Ты думаешь, мне дадут эти таблички, когда я стану писцом? - спросил Сингамиль.

- Если унаследуешь мое место царского писца, тогда многое откроется твоим глазам. Все, что есть разумного на свете, записано на глиняных табличках. Там записаны тайны гадания, средства исцеления от тяжких недугов. Я видел список целебных трав. Их множество распознали жрецы и лекари. Только им ведомы эти тайны, на табличках они записаны. А еще я видел сообщения великих военачальников о покорении целых народов. Множество табличек заполнены именами пленников, перечислением увезенной добычи. Я прочел как-то донесение лазутчика, который проник за ворота осажденного города и забрался в крепость, охраняемую воинами. Он увидел подземные колодцы, тайные ходы под землей, увидел богатое оружие и припасы на случай длительной осады. Все тайное он узнал и сообщил повелителю. Чудесно это!

Писец с увлечением поучал сына. И, видя, как загорелись глаза мальчика, понял, что поучение его принесет пользу.

Вдруг Сингамиль вскочил и закричал:

- Плачут! Причитают!.. Беда случилась! Побегу узнаю!

Игмилсин, с тростниковой палочкой в руках, поспешил за сыном. По узкой извилистой улочке ремесленников, прыгая через кучи мусора, они вышли к крепостной стене и подошли к воротам, ведущим в храм Луны. Здесь толпились люди Ура. Мужчины, женщины, дети с плачем и причитанием царапали лица, валялись в пыли, выражая скорбь по великой жрице Нин-даде.

- Заболела наша великая Нин-дада! - кричали они. - Восстань, прекрасная дочь Рим-Сина! Отпустите ее, демоны зла! Оставьте нам Нин-даду!

- Что случилось? - спросил писец соседа Шигу. - О чем плачут люди Ура?

- Заболела Нин-дада, великая жрица храма Луны. Говорят, будто сама на себя не похожа, вся пожелтела, язык почернел. Пойдем ближе к воротам, предложил Шига. - Все ждут жреца Урсина, царского лекаря.

- Он уже спустился с небесного холма! Он несет с собой исцеление! кричали дети, бегущие впереди высокого бритоголового жреца.

Все устремились к человеку в длинной полосатой юбке с бахромой и красной накидке. На волосатой груди болтались костяные амулеты. За ним шли служители храма. Они бережно несли целебные настойки, приготовленные в святилище храма бога Нанны. Сверкали на солнце бронзовые и серебряные сосуды. Толпа любопытных окружила Урсина и его помощников, не давая пройти к воротам.

- Расступитесь! - кричал Урсин. - Я тороплюсь во дворец великой жрицы. Целебное питье спасет нашу повелительницу от тяжкого недуга. Обратитесь к богам с молитвами!

- Посмотри, - говорил писец Шиге, - серебряный сосуд в руках Урсина опоясан змеями, в нем редкостное снадобье, привезенное из Дильмуна. Я читал в одной табличке, что только жрецы храма Шамаса умеют варить это снадобье. Привозят его в серебряном сосуде.

- Пусть спасут Нин-даду, - ответил Шига, - она еще молода и верно служит богу Луны.

Когда полосатая юбка скрылась за воротами храма, женщины кинулись к Игмилсину.

- Скажи нам, мудрый писец, разве боги подвержены хворям? Разве великая жрица Нин-дада, дочь царя Рим-Сина, подобна простым человекам? Все знают, она своими руками кормит бога Луны.

Игмилсин, польщенный всеобщим вниманием, не торопился с ответом. Да и трудно было ответить на вопрос, который вряд ли смог разрешить даже верховный жрец. Подумав, писец сказал:

- Цари только наполовину боги, а наполовину - человеки. Увы, они подвержены хворям. Иначе, я думаю, были бы живы все цари Ура, жившие после потопа. Но они умерли...

- Ты мудрый человек, - сказал старый гончар. - Однако мы можем продлить жизнь прекрасной Нин-дады молитвами и жертвоприношениями.