Страница 12 из 55
Сингамиль заплакал, но не от скорби, а от обиды. Такой ему выпал сегодня хороший день. Он прочел табличку, он понял ценность дружбы, он обрел настоящего друга, а отец обращается с ним так же худо, как злобный уммиа.
- Займись делом, - приказал Игмилсин. - Замеси глину, сделай таблички, подсуши их на солнце, чтобы я мог всю ночь переписывать священное сказание. Я должен торопиться, если не хочу быть изгнанным. Нанни лишит меня почетной должности. Стану я ничтожным.
Сингамиль все понял и тут же поспешил в коровник, где была свалена глина. Он принес воды, замесил глину, достал старую табличку, аккуратно сделанную отцом. По размерам этой таблички он слепил двадцать штук ровно, аккуратно, красиво. Немного подержал их на солнце и отнес отцу.
- Вот теперь я могу тебя похвалить, сынок. Посиди, посмотри, как старательно я переписываю это старинное сказание. Тебе будет польза. Смотри внимательно. Не зевай!
- Отец, - попросил Сингамиль, - позволь мне прочесть хоть одну табличку. Я про себя прочту, не помешаю тебе. Боюсь, завтра ты все унесешь, и тогда не будет больше такой возможности. Кто знает, получится ли из меня хороший писец, такой, как ты?
Отец молча протянул ему табличку, первую попавшуюся. Сингамиль, сидя у ног отца на глиняном полу, стал про себя читать:
Ярая смерть не щадит человека:
Разве навеки мы строим домы?
Разве навеки мы ставим печати?
Разве навеки делятся братья?
Разве навеки ненависть в людях?
Разве навеки река несет полые воды?
Стрекозой навсегда ль обернется личинка?
Взора, что вынес бы взоры Солнца,
С давних времен еще не бывало:
Спящий и мертвый друг с другом схожи
Не смерти ли образ они являют?
Человек ли владыка? Когда близок он к смерти,
Ануннаки сбираются, великие боги,
Мамет, создавшая судьбы, судьбу с ними вместе судит:
Они определили смерть и жизнь,
Смерти дня они ведать не дали*.
_______________
* Перевод И. Дьяконова.
Сингамиль читал медленно, повторяя про себя каждое слово. Когда он вторично прочел эти строки, его вдруг обуял страх. Он подумал о том, что могут умереть его отец и мать, да и сам он может...
Не сдерживая рыданий, мальчик подал отцу табличку и сказал тихо, сквозь слезы:
- Страшная табличка, ох какая страшная! Это неправда, этого не может быть!
Игмилсин посмотрел на табличку, горестно покачал головой, положил ее на место, погладил всклокоченную голову сына грязной рукой.
- Не печалься, сынок. Таков удел человеков. Не думай об этом. Не скоро посетят нас злобные демоны. Мы еще молоды и в полной силе. Прости, сынок. Я не хотел тебя огорчать. Торопился, дал тебе в руки строки сказания, которые детям не стоит читать. Уж очень они печальны. Уж очень они тревожны. Однако каждый человек должен помнить, что он не бог, не навеки ему дана жизнь. Вот и должен он жить разумно, украшая землю себе на радость, не обижая других человеков, а помогая друг другу. Об этом здесь сказано. За мудрые слова и полюбился мне Гильгамеш. Ступай, Сингамиль. Я растревожен, а работа у меня большая.
Сингамиль побежал к дому Шиги. С кем еще поговорить о том важном и таинственном, что поведала ему маленькая табличка? Конечно, с Абуни. Кто поймет его печаль? Кто поймет его тревогу? Друг Абуни все поймет. Сингамилю не терпелось скорее рассказать другу о великой тайне.
Посреди двора сидел Шига и диктовал сыну список должников.
- Не ошибись, Абуни, - говорил отец, - твоя ошибка мне в убыток. Ты записал Син-Ирибиму три кувшина ячменного зерна? Уммаки - два кувшина кунжутного семени?
Абуни старательно выдавливал черточки на сырой глиняной дощечке. Потом утер пот с лица грязной рукой и спросил:
- Еще много?
- Сколько должников ты записал сегодня? - спросил Шига.
- Десять, - ответил Абуни. - Я пойду. Меня ждет Сингамиль.
- Ступайте к священным воротам, - приказал Шига, - послушайте, о чем говорят люди Ура. Помог ли царской дочери великий заклинатель? Я видел, он спешил во дворец Нин-дады.
Абуни радостно вскочил и, стукнув Сингамиля в спину, вытолкнул его в дверь, ведущую на улицу.
- Бежим к священным воротам, послушаем, о чем говорят люди Ура.
Они бежали по своей узкой грязной улочке, обгоняя друг друга. Задыхаясь от бега, Сингамиль на ходу что-то говорил, но Абуни его не слушал. Тогда Сингамиль схватил его за руку, потащил к небольшому двору оружейника и, прижав к стене, сказал:
- Ты не слушаешь меня, а я хочу рассказать тебе такое, чего не знает ни один мальчик в "доме табличек". Я прочел табличку из старинного сказания и узнал страшную тайну. О жизни и смерти я прочел. Мне открылась страшная тайна.
Разинув рот, Абуни уставился на взволнованного Сингамиля, словно увидел чудовище.
- Говори скорее о тайне, я люблю страшные истории.
- Все мальчики любят страшные истории, - пробормотал Сингамиль и приготовился сказать о самом главном.
Но Абуни помешал ему.
- Ты говоришь о всех мальчиках Ура, словно ты уже уммиа, а ты пока еще ленивый ученик, - промолвил Абуни скороговоркой и отпрянул, боясь тумака.
Но Сингамиль не обиделся. Он был полон своим открытием, ему хотелось поделиться с другом, и он стал рассказывать о прочитанном.
- Знай, Абуни, мой друг, ярая смерть не щадит человека, только боги бессмертны, а человек должен умереть.
- Ты хочешь сказать, что я умру? - Возмущенный Абуни толкнул Сингамиля изо всех сил, так, что тот полетел с пригорка.
- Не сейчас! - закричал Сингамиль. - Послушай меня! - И он пересказал всю табличку, которая привела его в такое смятение. - Я рассказывал тебе о смерти Энкиду, - напомнил Сингамиль, - но Энкиду жил давно, я подумал, что тогда было иначе. Теперь я понял, что даже Гильгамеш не мог его спасти от смерти. Я заплакал, а отец сказал, что мы еще в силе и проживем долго-долго. Не печалься, Абуни.
Абуни долго молчал. Потом сверкнул лукавыми глазами, схватил Сингамиля за плечи, приблизил свое лицо к самому носу Сингамиля и зашептал:
- Мы все узнаем, мы все проверим. Я придумал такое... Вот сейчас мы пойдем к священным воротам храма Луны. Если мы увидим радостные лица людей Ура и узнаем, что Нин-дада выздоровела, - мы поверим, что она богиня. Демоны не возьмут в подземное царство богиню. Если великая жрица умрет, значит, она не богиня, тогда все узнают, что она обыкновенная женщина Ура.