Наследники

Павел Степанович, взволнованный не меньше Кудрявцева, закурил сигарету и проговорил:

— Прекрасная история. Вам незачем тревожиться. Все будет хорошо.

Кудрявцев с грустью сказал:

— К сожалению, есть люди, которые видят в нашей истории выгоду, расчеты. Не могут понять, что не все в жизни складывается просто. Да и какая у нас с Людой может быть корысть? Особого богатства я не накопил, а мне она дарит душевную силу, вселяет уверенность, возродила способность творить.

— Значит, скоро будем любоваться портретом молодой женщины? — улыбнулся Ракитин.

Кудрявцев задумался и твердо сказал:

— Кажется, работа удалась. И скоро, надеюсь, скоро будет готова. Вам я покажу первому. Обещаю.

— Хорошо. Спасибо. Приду сразу же, как позовете.

Однако обстоятельства сложились иначе. Вскоре после встречи с Кудрявцевым Ракитин уехал в длительную командировку за рубеж. Он вернулся только через три года. Проезжая мимо Выставочного зала, увидел длинную очередь. Здесь недавно открылась отчетная выставка художников.

Ракитин вспомнил о Кудрявцеве и решил зайти. Может, и его работа, которую ему тогда так и не довелось посмотреть, находится здесь? Ведь он так поверил в нее.

Картина Владимира Михайловича «Портрет молодой женщины» экспонировалась в просторном, широком зале. Возле нее стояла плотная толпа. Слышался негромкий разговор:

— Видите, картину-то перевесили. Теперь вот здесь, на центральном месте, есть где стоять людям.

У портрета действительно останавливался каждый, кто входил в зал. На глубоком, темном, нейтральном фоне, как в луче света, выделялось женское лицо, молодое, серьезное, даже чуть строгое. Портрет поражал не красотой, а богатством духовного мира, обаянием женственности, одухотворенностью. Чувствовалось, что художник не просто мастерски воспроизвел прототип, он вдохнул в портрет душу человека.

Ракитин дождался, когда толпа поредеет, и приблизился к картине. Медная табличка на широком подрамнике ошеломила его. Там стояла короткая надпись: «В. М. Кудрявцев. 1910–1974 гг.».

Ракитин долго не уходил от «Портрета молодой женщины». Ему в подробностях вспоминалась беседа с Кудрявцевым. С каким волнением он сказал тогда, что работа, кажется, получается.

Ракитин решил узнать, как это случилось. Смотрительница зала сообщила, что художник не дожил до своего триумфа три месяца. Умер от инфаркта.

— А как Людмила Павловна?

— Она бывает здесь часто. Во второй половине дня, после окончания уроков в школе. Она ведь живет за городом.

— В Сосновке? — спросил Ракитин.

— Да, там. А вы что, знакомы с Людмилой Павловной?

— С ней — нет. Владимира Михайловича довелось знать.

— В Сосновке она живет. Как скончался художник, передала все его картины, архивы, мастерскую государству и вернулась к себе в школу.

Ракитин поблагодарил и вышел на шумную, сияющую огнями площадь. Он решил, что завтра непременно придет сюда вновь, чтобы увидеть эту женщину, пожать ей руку. За благородство ее сердца, за то, что окрылила душу художника для его последнего взлета и помогла создать полотно, которое многие годы будет приносить людям ощущение радостной и волнующей встречи с прекрасным.