Страница 44 из 114
— Если не секрет, по какому виду у тебя значок мастера спорта? А может, на толкучке за четвертак купил?
Соколов, не реагируя на его слова, как можно спокойнее произнес:
— Сегодня в вашем взводе согласно расписанию занятий рукопашный бой. Если не струсите, вы и Сергеев будете нападать на меня, а я буду защищаться. Вот и узнаете, за сколько я купил значок мастера спорта.
— А может, не будем откладывать, прямо здесь начнем? — предложил Лукьянов.
— Здесь служебный кабинет, а не спортзал, — хладнокровно ответил Соколов.
— Согласен, — Лукьянов выпрямился. — Только без жалоб. Бой мужской, Коля, — он повернулся к Сергееву, — согласен?
— Третий лишний, ты и без меня управишься.
— Пожалуй, ты прав. Мне и одному делать нечего.
— Не советую так легкомысленно поступать, вам и двоим меня не одолеть, а одному тем более.
— Чт-о-о?.. — поворачиваясь к нему, протяжно произнес тот. — Да ты знаешь, что в училище я был…
— Чемпионом по боксу, — с улыбкой произнес Соколов.
Лукьянов удивленно посмотрел на него.
— И ты после этого не боишься?
— А кого мне бояться? По-моему, вчера вы убедились, что со мной лучше не связываться.
Лукьянов замешкался.
— Садитесь, — спокойным голосом произнес Соколов, — уже час прошел, а мы еще о деле не поговорили.
Лукьянов сел. Командир своим хладнокровием обескуражил его. Соколов в основном говорил о быте солдат. Совещание подходило к концу. Алексей в душе был доволен, что сумел избежать конфликта, и был рад, что его поддержали трое. В ходе совещания он несколько раз посмотрел на старшего лейтенанта Сергеева, тот с интересом слушал его и только один Лукьянов, нагнув голову, смотрел себе под ноги. Алексей решил после совещания оставить его одного и поговорить по душам. Когда совещание закончилось, все встали, чтобы выйти. Неожиданно для всех и для самого Соколова Лукьянов, не размахиваясь, нанес хлесткий удар в челюсть Соколову. Тот, не удержавшись на ногах, упал. Все замерли. Это было настолько неожиданно, что никто вначале не понял, что произошло. Лукьянов, как ни в чем не бывало, с ухмылкой смотрел на ротного, который, сидя на полу, мотал головой, пытался сообразить, что же произошло. Первым в себя пришел замполит.
— Ты зря это сделал. За это под трибунал можно угодить.
— Заткнись! — бешено сверкая глазами, прохрипел Лукьянов и с силой толкнул его в грудь.
Замполит отлетел к стенке. Жидков трусливо придвинулся к двери. Сергеев с улыбкой смотрел на ротного, который продолжал сидеть на полу. Старшина хотел подойти к нему, но Лукьянов преградил ему дорогу.
— Ты, прапор, не суй нос, когда офицеры между собой выясняют отношения. Уходи.
Старшина, не обращая на его слова внимания, попытался обойти, но тот, схватив его за грудки, угрожающе прохрипел:
— Я же тебе сказал: не суй нос, куда тебе не положено. Может, дать по мозгам, чтобы дошло?
— Попробуй. Возьму автомат, расстреляю.
— Повтори, что ты сказал? — вновь хватая его за грудки, заорал Лукьянов.
— Отпусти его, — раздался голос Соколова.
Лукьянов, оттолкнув старшину от себя, повернулся к ротному.
— Очухался! Может, еще добавить?
Соколов встал и, держась за подбородок, спокойно произнес:
— Пока не поздно, проси прощения.
— Жаловаться будешь? Да я плевать на тебя хотел! Я давно перестал бояться.
— Ты меня неправильно понял. Жаловаться я не собираюсь. Прошу тебя не как командир, а как человек: проси прощения.
— Витя, видно, он тебя не до конца понял, — посмеиваясь, произнес Сергеев.
— Сейчас поймет, — Лукьянов двинулся на командира. Но не успел приблизиться. От молниеносного приема, который применил ротный, с грохотом полетел на пол. Раздался дикий вопль. Лукьянов, держась за руку, громко стонал. Сергеев вначале опёшил, но, придя в себя, кинулся на ротного, но тут же сам очутился на полу. Соколов в одно мгновение насел на него и, не давая ему опомниться, скрутил руку за спину. От боли Сергеев заскрежетал зубами.
— Проси прощения, — глухо потребовал ротный. Сергеев, извиваясь от боли, пытался вырваться, но ротный еще сильнее придавил его руку.
— Отпусти, гад, больно…о, — заорал он.
— Будет больнее, если не попросишь прощения.
— Не дождешься, — зло прохрипел он.
— Сейчас посмотрим, — Соколов сильнее надавил ему на предплечье.
Глаза у того чуть ли не вылезли из орбит. К ротному подскочил замполит.
— Командир, не надо!
Соколов нехотя отпустил руку Сергеева. Пошатываясь, тот встал.
— Тебе это даром не пройдет.
— Я вижу, ты ничего не понял, — приближаясь к нему, произнес ротный.
Но дорогу ротному преградил Зайнчуковский. Соколов, взглянув на старшину, подошел к Лукьянову, резко приподняв, посадил на стул, взял его руку, но тот шарахнулся от него.
— Если будешь брыкаться, вторую поломаю, — наклоняясь к нему, произнес Соколов и стал искать место травмы. Неожиданно он резко дернул его руку. Лукьянов дико заорал и, как ужаленный, вскочил на ноги.
— Не ори, у тебя был вывих. А теперь садитесь, продолжим наш мужской разговор.
Когда все уселись, он окинул их взглядом. Зайнчуковский, не скрывая своего восхищения, смотрел на командира. Лукьянов и Сергеев, нагнув головы, старались не смотреть в его сторону.
— О физическом оскорблении командира при исполнении служебных обязанностей я мог бы сейчас по рации доложить командиру полка. А это означает, что Лукьянову не миновать военного трибунала. Лукьянов, вы слышали, что я сказал?
Тот, приподняв голову, угрюмо посмотрел на командира.
— Слышал.
— Вот и хорошо. Надеюсь, для себя сделаете соответствующий вывод.
— Сделаю, еще какой сделаю!
Соколов с сожалением посмотрел на него.
— Будь моя воля, в роте оставил бы одного старшину, а вас выгнал бы к чертовой матери. От вас больше вреда и пакости, чем пользы.
Он заметил ехидную улыбку на лице Сергеева, это вновь вывело Соколова из равновесия, но усилием воли он сдержал себя.
— Я бы на вашем месте не улыбался.
— Прикажешь плакать? Не дождешься. Мы еще посмотрим, кто кого.
— Не советую мне угрожать, для вас же будет хуже. Я думал, из ранее сказанного вы сделаете вывод, но, видно, так ничего и не поняли. Завтра в восемь утра, перед началом занятий, построение роты. У вас и у ваших сержантов буду проверять конспекты. В вашем распоряжении сутки. Привести в надлежащий порядок внешний вид своих подчиненных. Вопросы есть? — было тихо. — Раз вопросов нет, все, за исключением Лукьянова, свободны.
Когда остались одни, Соколов сказал:
— Я слышал, что вы часто поднимаете кулак на солдат. Предупреждаю: если еще хоть один раз сделаете это, пойдете под трибунал. Это унизительно и подло, когда офицер поднимает руку на беззащитного солдата.
— А если эта скотина человеческого языка не понимает?
— Во-первых, солдат не скотина, а во-вторых, чтобы он понимал ваш язык, надо с ним разговаривать по-человечески. Понимаю, вам с Сергеевым трудно привыкнут ь к мысли, что меня, молодого лейтенанта, поставили ротным. Я сюда не напрашивался. Человек я военный, мне приказали, и я здесь… Добрый вам совет: бросьте пить. У вас прекрасная жена, маленький ребенок. Неужели вам доставляет удовольствие издеваться над ними? Если так будет продолжаться, она не выдержит, уйдет от вас. Хватит дурака валять! Поработайте с годик. Покажите результаты, ведь еще ничего не потеряно.
Лукьянов, нахмурив брови, угрюмо смотрел на него.
— В твоих советах не нуждаюсь. И я не солдат, чтобы мне мораль читать. Я свободен?
Соколов, с сожалением глядя на него, молча кивнул. Когда Лукьянов вышел, он задумался. Душевного разговора с офицерами не получилось. Надеялся, что они его поймут, но вышло наоборот. В кабинет постучали.
— Войдите…
Вошел старшина роты Зайнчуковский.
— Товарищ лейтенант, разрешите, я пару солдат возьму на ремонт вашей квартиры.
— Квартира подождет, в первую очередь займемся отоплением. В казарме солдаты замерзают, так дальше не может продолжаться. Докладывай, что для этого мы должны сделать.