Страница 57 из 64
Со стороны казармы доносятся шум и крики.
— Фула, к ноге! — скомандовал я.
На сегодня мы все равно тренировку закончили. Я пристегнул к ошейнику овчарки поводок, снял намордник, и мы побежали к зданию. Фула бежит, как и положено, рядом. Я увидел, что через ворота со стороны контрольно-следовой полосы идет, шатаясь, Кунц с Марией на руках!
— С каких это пор пограничники носят собак на руках, дружище?
— Это все результат твоих чрезмерных порций, — добавил Сладек, а мы все подумали, что собака отказалась идти.
Только теперь мы увидели, что с Кунца льет пот, а собака лежит у него на руках, неестественно скрючившись. Сладек сразу убежал куда-то. Мы бросились помогать Берту, уложили Марию на подстилку. Когда кинолог возвратился, мы уже знали все подробности. Несколько минут назад собаку укусила змея. Корчившаяся от боли сука теперь издыхала. Оплывшее жиром сердце не могло перенести действия яда, который для нормальной собаки в девяноста девяти случаях из ста не имел бы таких тяжелых последствий. Мы думали, чем бы помочь несчастной Марии. Дыхание у собаки перехватывает, ее тошнит. Кунц виновато смотрит на нее. Появляется Сладек с сумкой первой помощи.
— Подержите ее! — приказывает он.
Вскрыв ранку ножом, Сладек выдавливает темную кровь. Затем место укуса дезинфицирует марганцовкой. Операцию заканчивает уколом, который, по его словам, может поднять на ноги даже быка. Берт вытирает носовым платком морду собаки. Та наконец успокаивается, Цирил опять отправляется в дорогу…
Нам было о чем поговорить, пока он не возвратился из ветеринарной лечебницы в Каплице. С Марией все окончилось благополучно, зато проводник собаки получил хороший нагоняй. Кроме того, на него было наложено взыскание — четырнадцать суток ареста. Но поскольку здесь гауптвахты нет, командир по просьбе кинолога заменил наказание — Кунц должен был четырнадцать дней рубить сосновые дрова для котельной. Сосны на горе Пришбрани растут с перекрученными волокнами, словно булки. Кунц хорошо это прочувствует! На гражданке он был дамским парикмахером, так что топор держит, как щипцы для завивки волос. Если понадеяться на него, можно остаться без дров.
От волнения нервничали и проводники и их собаки. Животные раздраженно щелкали клыками. Трудно было поддерживать равнение выстроенных для осмотра. А накануне Альма проводника Матея так сцепилась с Домбравкой, что брызнула кровь. Томаштяк хлестал веревкой обеих сцепившихся в драке собак.
Фула перебирала ногами на месте. Я успокаивал ее и чуть не прослушал команду на старт. Доложил:
— Проводник служебной собаки Дворжак с овчаркой Фулой готов!
Пепино знаком дал мне понять, что болеет за меня. Командир и сопровождавшие его лица заняли места на наблюдательной вышке. У майора на груди мощный полевой бинокль. Условный нарушитель, которого не видел даже я, уже давно вышел. Я не спускал глаз с командира. Жестом он подал мне команду. Я погнал собаку:
— Фула, след! Искать!
Фула вскочила, как молодая. Удивительно, как она не запуталась в ремнях снаряжения. Такой темп мне не понравился. Я пытался ее придержать — где-то здесь должен быть след условного нарушителя. Несмотря на то что собака почти бороздила мордой землю, ничего не помогало. А ведь за полчаса запах нарушителя не мог исчезнуть. Погода к тому же была идеальной — ни сухо, ни сыро. Я повторил команду. Фула время от времени оглядывалась на меня. Было ясно — мы идем вслепую. Я вел ее до изгиба дороги и обратно. Черт возьми, должны же мы напасть на след. Я мобилизовал все свои знания и опыт, приобретенные за полтора года службы, стараясь помочь Фуле. Даю ей передохнуть, и мы снова выходим на эллипс. Я прошу ее:
— Ищи, Фула! Ищи, умоляю тебя…
Взгляд командира через бинокль жег спину. Все мои мысли обращены к Фуле. Поднятой вверх мордой она давала знать, что не может ориентироваться. Мы пробежали через весь луг, а след она так и не взяла. Беспомощно остановившись, Фула уселась на задние лапы, словно смирилась с неудачей…
Мы проиграли на всей контрольной комплексной полосе. Фула не выдержала и оставшуюся часть испытаний. При задержании «нарушителя» она вела себя как миролюбивый домашний пинчер. Только в выполнении команд и бросках на расстояния она набрала очки, однако этого в любом случае было недостаточно. Я не мог поверить тому, что случилось. У меня были перед проверкой некоторые опасения, но проиграть на всей полосе! Мне хотелось забиться куда-нибудь в угол.
В подавленном состоянии я возвращался с Фулой к казарме. Она по-дружески терлась о мои ноги, словом, вела себя так, как будто все понимала.
В загоне я вычесал колючки чертополоха с шерсти и расхныкался:
— Понимаешь ли вообще, что ты наделала?
Собака положила голову набок, словно стыдясь смотреть мне в глаза, и на каждое слово отвечала поскуливанием. Похоже было, мы полностью понимали друг друга. Прервал нас мой приятель Сладек:
— Я сделал все, что мог, Вилда, но вот приказ командира! — Он прищурил глаза, словно их слепило солнце. — Это приказ командира… — повторил он тише.
— Это была случайность, временное недомогание, — сыпал я зыбкими аргументами в защиту собаки. — Но ты ведь ее знаешь, Пепино. Она может все делать не хуже других!
— Взамен этой собаки получим подготовленную ищейку…
— Послушай… — Я мучительно подыскивал слова.
— Ничего не поделаешь, дружище.
— Когда? — спросил я.
— Примерно через месяц. Это уже как решит начальство…
Я простился с Фулой. Пепино положил мне руку на плечо, и мы направились к клубу. Там царило веселое оживление. У пульта стоял Матей Мелихар и собирал выручку. Получилось так, что он один против всей роты поспорил, что Фула не пройдет испытания. И угадал. Сейчас он сгребал выигрыш. От приподнятого настроения лицо его сияло. Ирка Возаб швырнул ему двадцатикроновую бумажку. Кто-то угостил меня прохладительным напитком. Я только поблагодарил в ответ. Лучше возвращусь к Фуле…
Ребята говорили, что я похож на мать, которая должна вот-вот отправить сына в армию. Видимо, я вел себя именно так. Каждую свободную минуту я проводил у Фулы, словно уже завтра ее должны были отнять у меня. Начальство, к моей великой радости, не спешило. Все вроде бы забыли о замене собаки. Фула выполняла теперь менее ответственные задачи: то в карауле, то на учебном поле. Минуту назад мы с Фулой только возвратились с тренировки. Комната выглядела как после побоища. Томаштяк получил посылку, и все сбежались на ее дележ. Каждому досталось по куску и еще по кусочку. Облизывая пальцы, мы вели разговоры о собаках и службе. Я переживал, что после проверки меня ни разу не вызывали по тревоге с собакой, на задание, и все время думал о том, как вернуть Фуле утраченное доверие.
— Вы еще набегаетесь так, что надоест, — говорил мне Возаб, и его слова вселяли надежду.
— Ребята, она просто была не в форме. Вы бы посмотрели на нее сегодня. — Я положил ломтик домашней ветчины на кусочек хлеба.
Мелихар подвинул мне пакетик с красным перцем. Его слова жгли больше, чем размолотые стручки:
— Не будь сентиментальным, Вилда! Фула уже себя показала.
— Но твою дворнягу заткнет за пояс! — ответил я.
Мелихар двинулся на меня. Я схватил его за плечи и усадил на кровать, прямо на промасленную бумагу. Матей действовал мне на нервы, с тех пор как заключил пари на Фулу. Никогда еще мне не хотелось так его стукнуть, как сейчас. Нас утихомирил дежурный. Он заглянул в комнату и крикнул:
— Дворжак! Здесь Дворжак?! Вилда, готовься на дежурство! Наряд на границу…
— Ребята, держите меня!
Все бросились на меня и повалили на пол, затем стали качать. В этот момент я уже любил весь мир и даже балбеса Мелихара, который сейчас широко улыбался.
— Наряд на границу… — повторяю я вслух. Эти слова звучали как музыка. Не могу нарадоваться. Весть облетела всю роту. Командир вновь доверяет Фуле! Он послал нас на осмотр контрольно-следовой полосы!