Страница 50 из 64
Дождь, кажется, утихал. Солдаты засыпали, веря, что он скоро прекратится. Капли дождя, однако, без устали стучали по крыше до утра.
Когда они проснулись, день был сырой.
— Эй, — позвал Шимон Фалтина, — подай мне носки. Они там стоят в углу!
Шутка приподняла настроение. Доставил удовольствие и завтрак. Подавали чай и запеченную ветчину с хлебом. По пути к окошку раздачи пищи Крейчи заговорил с Карелом:
— Ты знаешь, а стенгазета нам удалась! А что это с тобой вчера было? За целый вечер не открыл рта, — удивился Крейчи.
— Да нет. Просто, когда ты читал свои стихи, я без конца зевал!
Он засмеялся. Ему стыдно было признаться, как затосковал он по дому. Не хотелось об этом говорить. Карел обрадовался, что разговор прервал вошедший дневальный:
— Заканчивайте! Строиться…
Командиры отделений объявили о занятиях на полосе препятствий. Отделения зашагали к месту сбора.
— Черт побери, — выругался Раймунд. — У меня промокают канадки.
Крейчи к месту вспомнил поговорку:
— «Тяжело в учении — легко в бою!»
К счастью, разрешили перекурить. Взгляд Карела блуждал по казарменному двору и остановился на небольшой группе шоферов грузовиков. Показалось, что одного из водителей он знает. Свистнул, и парень удивленно повернулся, а затем подошел к нему:
— Приветик!
— Как живешь, старый вояка? — спросил у Кочки Карел.
— Как в армии! Сошлись на том, что я могу крутить баранку. Так вот, делаю карьеру в этом направлении.
Карел представил Чичу товарищам. Его интересовало все, что у них делается. В это время мимо ворот проехал городской автобус, и Чича не без гордости спросил:
— Вы видели, как она мне улыбнулась?
— Ну и что, когда я тебя увидел впервые в мундире, тоже хохотал! — заметил Карел.
Карел уже не чувствовал, как чавкает вода у него в ботинках. Да и остальные почти не замечали, что одежда прилипла к телу. Солдаты топтались на раскисшем грунте, постукивали ботинками по колесам грузовика, то и дело раздавался смех. Послышался приказ трогаться. Чича взялся за ручку кабины и попрощался:
— Ну, увидимся еще!
— Будь здоров!
Машины тронулись. Впереди ехал командирский газик. Добрались до учебного поля. Солдаты выпрыгивали из-под тента, и ноги сразу увязали в грунте. Мысли о том, что им предстоит преодолевать ловушки «обезьянней тропы», их не радовали…
Чем ближе день принятия военной присяги, тем все больше возрастали нагрузки. Длинные марши и часы напряженных занятий превращали юношей в выносливых мужчин. Боевая учеба здесь была намного суровее, чем в остальных родах войск, и они по-мальчишески гордились этим. Ими владело чувство гордости за принадлежность к «элите».
Трудности воинской жизни и строгий режим особенно отразились на Шимоне. Он похудел и очень удивился, когда при медосмотре стрелка на весах застряла на отметке девяносто килограммов. Малыш Варга вроде бы подрос. Вместе с ним и Крейчи Карел выпустил серию стенных газет на актуальные темы жизни роты, нарисовал несколько транспарантов с боевыми приказами. Наградой за это была благодарность в приказе. Объявил ее сам капитан Полашка. Получившие поощрение солдаты, как полагается в таких случаях, ответили:
— Служим своей социалистической Родине!
— Рота, слушай мою команду!..
Новобранцы уже умели стоять неподвижно. Погода улучшилась. Солнце припекало макушки. Земан чуть склонил голову, чтобы стряхнуть капельки пота со лба, Славик стрельнул в его сторону глазами.
Капитан Полашка раскрыл журнал и объявил распорядок дня, потом приказал солдатам подойти поближе. С довольным видом капитан смотрел, как рота обступила его. Серьезным тоном командир произнес:
— Ребята, завтра приедут ваши родные. Мы должны показать себя как следует. Еще хочу сказать вам, что только после принятия присяги начнется настоящая воинская служба. До сих пор вас еще нельзя было назвать солдатами…
Праздничный день начался, как и обычно, с подъема. В комнату заглянул принаряженный Славик. Приложив руку к козырьку, выслушал рапорт. Его китель украшали знаки воинской доблести. Голос его звучал торжественно:
— Зарядка отменяется. Построение — в парадной форме.
Солдаты уже давно не были похожи на тех парней, что прибыли сюда в первый день. Они быстро надели кители, поправляли друг другу галстуки. В парадной форме ребята чувствовали себя приподнято. Торжественность момента отразилась и на их поведении. Стройными рядами пришли в столовую. Повар выдал порции необычных размеров. Меню было праздничным.
— Совсем недурно начинается день, — сказал кто-то.
— Недурно, но я предвижу, что сегодня мы получим увольнения! — шагал к столу с необычайной резвостью Раймунд.
Карел почуял что-то недоброе и напомнил ему:
— Не ты ли говорил, что дома у тебя есть та, единственная?
— Ну конечно. Но знаешь, как она далеко…
Шимон горделиво хвастал перед остальными:
— Взгляните, как все на мне болтается!
— Мне тоже надо немного сузить. — Карел засовывал пальцы за воротник рубашки.
— Итак, ребята, заканчивайте!
После завтрака рота построилась перед казармами.
Свободники добивались от взводов образцового равнения. Славик, к большой радости солдат, сказал, что текст присяги им будут читать, и напомнил, чтобы они четче держали шаг. Командиры взводов отдали рапорты командиру роты. Капитан Полашка прошел вдоль строя, посматривая на молодых солдат. Кители туго обтягивали грудь, фуражки надеты ровно. Командир проходил шеренгу за шеренгой, иногда делая отдельные замечания. Остановился перед Карелом. Тот, глядя командиру прямо в глаза, отрапортовал, как положено по уставу:
— Рядовой Карел Урбан, товарищ капитан!
— Еще раз благодарю за стенгазеты…
— Так это мы с ребятами…
Командир закончил осмотр и вернулся к центру ротного построения.
— Поздравляю вас с праздником, пограничники! — громко сказал он и, взглянув на часы, подал команду: — Рота, повзводно!..
Часовой у ворот поднял шлагбаум и отдал честь проходящему строю.
Бетонированную дорожку, ведущую к казармам, сменила мостовая. Тротуары города начинали заполняться любопытными. Улыбающиеся девушки еще никогда не казались им такими красивыми, как сейчас. По две, по три под руку они шли параллельно марширующим пограничникам, пока не затерялись в толпе ожидающих начала праздничной церемонии. Плац был чисто вымыт. Белые полосы разметки указывали места размещения взводов. Трибуна горела пурпурным сукном, была украшена хвоей и эмблемой части. Флаги развевались на ветру. Возле трибуны играл марш оркестр части.
Взводу Карела предстояло идти во главе ротной колонны, и он занял место на правом фланге. Капитан дал команду «Вольно!» и остался стоять на отметке, обозначенной для командиров рот. Солдаты наблюдали, как подходят остальные взводы, чувствовали, что наступает самый ответственный момент. Трибуну заполняли офицеры. Появился командир батальона — подполковник с уже седеющей шевелюрой. Прозвучала команда «Смирно!», и дежурный по части отдал рапорт. Подполковник и дежурный обошли строй и вернулись к трибуне. По сигналу дежурного по части оркестр заиграл Государственный гимн. И вот зазвучали слова присяги:
— Я, воин Чехословацкой Социалистической Республики…
Карел почувствовал, что его охватило неизведанное до сих пор чувство. Остальные молодые солдаты испытывали нечто подобное. Каждый повторял про себя клятву верности и преданности народу, Родине. Прогремело:
— Клянусь!
Подполковник подошел к микрофону, откашлялся и обратился к застывшим в строю воинам:
— Пограничники! Вы, продолжатели славных традиций пограничных частей, сегодня принесли присягу на верность своему народу, народу, который вас воспитал и который на вас возлагает большие надежды. Оправдайте их! Помните, что мы — бойцы первого эшелона, должны всегда действовать, как наши предшественники, многие из которых отдали свою жизнь в боях с врагом. Почтим их память минутой молчания…