Страница 15 из 17
Да, через некоторое время злостное и повсеместное злоупотребление монопольным положением под видом реализации права интеллектуальной собственности приведет к массовому распространению дешевых, общедоступных и при этом сверхпроизводительных технологий, блокируемых сегодня глобальными монополиями и национальными бюрократиями.
Да, через одно-два десятилетия, когда мир ощутит последствия перетока инвестиций в технологии в ущерб разработке сырья, дефицит последнего переломит ситуацию: цены пойдут вверх, вслед за ними потянутся и инвестиции, – и после реализации соответствующих проектов цикл повторится вновь.
Но до всего этого еще надо дожить.
А в ближайшие годы нас, скорее всего, ждет эпоха удешевления сырья, в которой Россия столкнется с резким сокращением доходов от практически всего своего экспорта, включая продукцию первого передела и стремительно устаревающее оружие (при наглядной утрате способности производить его значительную часть). А ведь наша страна сгибается уже сегодня, – «всего лишь» под грузом собственных проблем (тотального произвола коррупционеров и монополистов): экономический рост тормозится и скоро перейдет в спад, а колоссальное увеличение инвестиций прошлого года сменилось их нарастающим сокращением.
«Вечно вчерашние» эксперты, которые в этих условиях продолжают, как и в начале прошлого десятилетия, призывать к разработке стратегии по инвестированию нефтедолларов в разработку и реализацию современных технологий, попросту опоздали: пока эта стратегия будет разработана (а опыт пароксизмов медведевской «модернизации» показывает, что этого может и вовсе не произойти), нефтедоллары кончатся.
И новое поколение Гайдаров, Чубайсов и Кириенок, пригревшееся на экспортных потоках, без тени колебания и угрызений совести вывернет наши карманы и торжественно объявит: «Деньги кончились!» Строго говоря, этот процесс уже начался, причем задолго до исчерпания резервов: чего стоят истошные вопли об отсутствии денег в бюджете, неиспользуемые остатки которого (свыше 8,5 трлн. руб.) превышают семимесячные расходы (то есть семь месяцев можно не собирать налогов и таможенных взносов, и никто, кроме казначейства, этого не заметит). Урезание социальных расходов и программ развития (но ни в коем случае не производящих впечатление откровенно воровских «имиджевых проектов»!) в этих условиях призвано, похоже, лишь прикрыть вполне возможную финальную операцию по «уводу» из страны заметной части ее собственных резервов.
Беда не в том, что надвигающийся катаклизм практически неизбежно приведет к концу правящей и владеющей Россией тусовки, грабящей советское наследство и перерабатывающей сам народ нашей страны в личные богатства. Этих людей давно уже не жалко никому – даже, судя по их поведению, им самим.
Беда в том, что предстоящий катаклизм будет довольно длительным и может привести к концу самой России, ибо наша неготовность к такому развитию событий очевидна.
Наши технологии, созданные в лучшем случае в 80-х годах, будут так же безнадежны и беспомощны в уже близком высокотехнологичном будущем, как нынешние РВСН – в ситуации масштабного применения высокоточного оружия в сочетании с четырехуровневой американской ПРО.
Смена «эпохи дорогого сырья» «эпохой дорогих технологий» – стратегический вызов, ответа на который сегодня еще просто не существует (по крайней мере, в нашей стране).
Действовать в новых условиях и искать выход из технологической ловушки, в который загнали Россию четверть века национального предательства и разрушительных либеральных реформ, придется новому поколению руководителей, фамилий которых мы еще даже и не слышали.
Но, чем раньше мы начнем думать о предстоящем стратегическом кризисе, тем выше вероятность того, что российская цивилизация не погибнет в нем, а в очередной раз превратит этот кризис в катарсис, преодолев его и выйдя за счет этого преодоления на качественно новый уровень.
Технологии нового мира уже преобразуют нас
Главное в будущем – то, что оно уже наступило.
Ведь что такое «сланцевая революция», из-за которой США стали крупнейшим в мире производителем газа (и с 2016 года станут его значимым экспортером) и летом 2014 года впервые за 40 лет начали экспорт нефти (снизив зависимость от нее с 60 до 30 %)?
И бурение, и геофизика остались прежними: старые результаты подвергают изощренному компьютерному моделированию.
Чтоб пробурить одну шахту, нужно десяток его сеансов, – и еще вчера мертвая порода рождает газ и нефть.
В середине 90-х в «ЛУКОЙЛе» обнаружили: информатизация добычи резко повышает отдачу. «Интеллектуальная скважина», как это было названо, стала предвестием, – а новая эра наступила аж в 2010 году.
Интеграция информационных технологий с индустриальными качественно преобразует последние.
Вызванные этим перекройка энергетической карты мира, масштабная замена газа в Европе углем, изменение баланса сил в глобальной конкуренции, – не более чем детали.
Ведь за первой технологией новой эры пойдут другие.
Вторая уже на подходе: 3D-принтеры, на которых можно «напечатать» почти что угодно. Технология создана в начале 90-х, искусственно сдерживалась патентными ограничениями, – но плотину потихоньку размывает.
«Напечатанная» винтовка еще в 2013 году сделала в США восемь выстрелов (а ведь часто достаточно одного).
В 2014 году великий дизайнер Филипп Старк открывает магазин трехмерной печати мебели в Сан-Паулу (Бразилия).
Через несколько лет цена трехмерной печати многих товаров сравняется с ценой их промышленного производства, – и вместо мебели или посуды вам на дом привезут 3D-принтер, который, покряхтывая, изготовит их у вас на глазах.
Дизайнеры, инженеры и программисты, конкурируя с мириадом любителей, будут разрабатывать стандартные модели изделий и программы их печати, – а мы будем выбирать их в Интернете и на выставках.
Последствия понятны: деиндустриализация Китая и Юго-Восточной Азии, перенос огромной части производства к потребителю.
Но это лишь вторая из великих технологий, – а их будет много.
Ведь новые технологии вызываются к жизни из «загашников» инженеров и корпораций не вечной жаждой прибыли, а логикой глобального кризиса.
Загнивание глобальных монополий сорвет мир в новую депрессию, которая будет хуже Великой, начавшейся в 1929 году.
Тогда монополии гнили порознь в пяти макрорегионах: США, Британская империя, объединенная (в тот раз Гитлером) Европа, Советский Союз и японская тихоокеанская «зона сопроцветания». Война взломала три из них, сократив число макрорегионов до двух: американский Запад и советский «социалистический лагерь». Благодаря расширению в обоих усилилась конкуренция, и монополии получили новые пространства для освоения.
Наше поражение в холодной войне привело к захвату советского макрорегиона американским. Два десятилетия монополии Запада, становясь глобальными, осваивали новые ресурсы.
Но это время кончилось: они вновь загнивают, а расширять рынки некуда: глобальный рынок один и охватывает весь мир.
Предстоящая нам новая, глобальная депрессия будет сопровождаться не укрупнением, а, наоборот, распадом большинства глобальных рынков на макрорегионы. (Хотя часть глобальных рынков сохранится – например, мобильной связи и Интернета).
Новая депрессия будет качественно отличаться от Великой: разрушения будут вызваны не гниением монополий на имеющихся рынках, а раздроблением и сжатием последних.
Одно из неприятных следствий – утрата многих сегодняшних технологий, требующих для рыночного применения значительного числа потребителей. Так, нет смысла производить (и даже собирать) легковые автомобили при населении менее 50 млн. чел., производить дальнемагистральные самолеты при населении менее 200 млн. чел. (хотя, понятно, важны доходы: 127 млн. японцев обеспечат спросом индустрию, которой не хватит и 300 млн. бедных африканцев).
Из-за усложнения и удорожания традиционных технологий численность населения, необходимого для их применения, неуклонно росло. Это одна из причин прекращения открытия новых технологических принципов после создания глобального рынка: дальнейшее усложнение и удорожание технологий невозможно, так как число их потребителей уже не вырастет.