Страница 58 из 68
Но не то же ли они сделали с нами? Хотя я знаю, что другие власть имущие господа — имей они столько же силы, сколько ее у испанцев, — вели бы себя нисколько не лучше; однако у меня на лодыжках еще не зажили раны от кандалов испанской галеры. Мне бы очень хотелось еще раз встретиться с тем милосердным испанским купцом, который так бескорыстно позаботился о нас — продал на проклятую плантацию, стоившую нам жизни Криштуфека.
Именно эти заключительные слова, вероятно, больше всего убедили меня и рассеяли мои последние сомнения и колебания. Пираты борются с испанцами; человек должен бороться против зла; испанцы являются злом на этой земле, на земле, где до их прихода жили свободные индейцы, которые либо уже давно гниют под густыми зарослями, либо просят милостыню на базарных площадях Эспаньолы.
На другой день Жак заявил буканьерам, что мы последуем их совету, и они пообещали помочь нам выбраться с Эспаньолы.
Мы оставались здесь еще три недели, пока буканьеры сбывали свой товар.
Потом, взвалив на свои горбы все самое ценное — само собой, у нас его было немного, — мы двинулись вперед вдоль самой опушки леса. Я не буду подробно описывать наше последнее путешествие. Дорога не всегда проходила по открытой местности, но те участки, где нам снова приходилось прорубаться мачетами, были все же значительно короче, чем если бы мы шли одни, — ведь буканьеры знали множество уже протоптанных тропинок, которые облегчали продвижение вперед. Несмотря на это, наше путешествие было утомительным и — главное — долгим.
Но однажды и ему пришел конец. Подул свежий ветер, и мы почуяли близость моря. Наш караван остановился — наступила минута расставания. Буканьеры спрятали часть своей и нашей ноши в кустах, хорошо заметив их, — обоим голландцам нужно было свернуть в сторону, опять в зеленую чащу, а испанцу, как мы узнали только теперь, пришлось сопровождать нас до самого берега.
Может быть, кому-нибудь это покажется странным, но расставаться нам было нелегко. Хотя за всю долгую жизнь у буканьеров мы не перемолвились с обоими голландцами ни одним словом, нам не хотелось покидать их. Они хорошо относились к нам — заботились о Криштуфеке до самой его кончины, спасли от смерти меня, хотя я и заплатил за это рукой, а главное — всегда обходились с нами, как с людьми.
Мы пожали им руки, и они дали каждому из нас по пяти больших новеньких серебряных монет. Мы не знали их достоинства, но по весу чувствовалось, что это была немалая сумма. Через минуту оба буканьера скрылись в зарослях, и мы отправились в путь следом за третьим.
В путь к морю!
Море всегда пробуждает в человеке чувство свободы. Оно пробуждало его даже во мне, жителе горной страны. Я снова пережил это чувство на другой день, когда море, широко раскинувшееся до самого горизонта, показалось внизу, у моих ног.
Море!
Прошло еще полдня, прежде чем мы спустились к его берегу.
Тут испанец подвел нас к маленькой пещере, вход в которую был наполовину скрыт свисавшими ветвями дерева, положил у наших ног сверток с копченым мясом и лепешками и дал нам последние наставлений. Мы не должны отходить от пещеры ни на шаг. Мяса у нас столько, что нам удастся продержаться довольно долго. Вдобавок, мы можем собирать фрукты, которые находятся в изобилии поблизости от пещеры. Нам только следует запастись терпением, — ведь придется ожидать здесь либо всего несколько дней, либо не менее двух — трех недель. Через некоторое время сюда обязательно прибудет на лодке человек. Он выйдет из нее и направится к пещере. Это условное место, куда он является за новостями или еще за чем-нибудь. Как только мы заметим его, одному из нас нужно сразу же выйти из пещеры. Этот человек должен увидеть кого-нибудь из нас заранее и не столкнуться с нами неожиданно для себя, в пещере. Иначе он сразу же выстрелит в нас. Тот, кто выйдет навстречу ему, обязан поднять над своей головой две скрещенные ветки. Тогда человек наверняка подойдет поближе, и мы сможем заговорить с ним. Стоит нам только сказать ему, что нас послал сюда Мигуэль, охотящийся вместе с двумя голландцами, как он примет нас за своих и мы сможем довериться ему.
Теперь распрощался с нами и испанец, и мы, полные надежд и сомнений, остались уже одни, прямо на берегу моря.
Глава девятая,
начинающаяся рассказом о знаменитом пирате Франсуа Лолонуа и продолжающаяся описанием того, как Ян Корнел и его товарищи были приняты на пиратском корабле
Все, о чем говорил Мигуэль, сбылось. Нам даже повезло, — мы дождались лодки уже на третий день.
Человек, вышедший из челна, заметил наш условный знак и без малейшего колебания приблизился к нам. Это был француз, и Жак легко договорился с ним. Между ними сразу же начался разговор, и они не обращали на нас никакого внимания. Само собой, я не понял из него ни слова. Они долго болтали между собой, жестикулируя по обычаю французов, а Жак временами даже хохотал. Словом, между двумя встретившимися пылкими земляками завязалась оживленная беседа.
Потом незнакомец снова вернулся в свою лодку и отчалил от берега. Жак обратился к нам с сияющим лицом.
— Друзья, нас возьмут на французский корабль!
Подхватив меня и Селима под руку, Жак потащил нас в пещеру и там рассказал нам все, что удалось ему узнать от незнакомца. В ближайшие дни за нами придет лодка и отвезет нас на трехмачтовый фрегат капитана Франсуа Лолонуа. Он — один из самых прославленных пиратов во всей Вест-Индии и командующий целой флотилией. Кроме этого большого трехмачтовика, у него еще два корвета, немного поменьше размером, и изрядное число шлюпок и челнов. Эта флотилия, собственно говоря, находится в состоянии непрерывной войны с испанскими колониями и является грозой для всех испанцев — губернаторов, владельцев кораблей и купцов.
Потом Жак рассказал нам услышанную им от француза историю знаменитого пирата, жизнь которого удивительным образом подтверждала то, что говорили нам о пиратах буканьеры.
Франсуа Лолонуа родился в одном из приморских городов Франции. Еще в молодости, когда дома нечего было есть, он нанялся юнгой на корабль, продав себя добровольно, — не так, как мы, — на три года. Деньги Франсуа отдал родителям и, несмотря на свою молодость, успешно выдержал суровую службу. Корабль, на котором он служил, плавал большей частью к Караибским островам.
Отслужив свои три года, Лолонуа попал… на Эспаньолу! В свое время он так же, как и мы, укрылся у буканьеров. Но Франсуа был уже сыном моря — cafard грыз его душу, и он, не выдержав жизни на суше, отправился — Жак не знал, каким образом, — к пиратам. Вместе с ними он сражался три года и быстро отличился среди них редкой боевой удачливостью и беспощадностью. На него обратил внимание французский губернатор острова Тортуги. Тогда шла война между Францией и Испанией, и он задумал использовать его против испанцев и как можно больше насолить им. Губернатор доверил Лолонуа небольшой вооруженный корабль, и тот стал нападать на испанские торговые корабли повсюду, где только настигал их, а захваченные трофеи делил с французами. Лолонуа и его люди рисковали своей жизнью, но им приходилось отдавать губернатору три четверти из захваченной ими добычи. Разумеется, тот был весьма доволен Лолонуа и обещал ему всяческую поддержку и достойную оценку его заслуг.
Однажды Лолонуа наткнулся на два испанских военных корвета, которые потопили его корабль, и он едва спасся, высадившись с остатками своей команды на побережье Эспаньолы.
Там их уже поджидали испанские береговые стрелки, которые засыпали их пулями из своих ружей. Почти все пираты полегли на месте. Поняв, что дело проиграно, Лолонуа повалился на землю и укрылся среди убитых, предварительно вымазавшись с ног До головы кровью, которая вытекала у него из раны на плече.