Страница 16 из 39
Ледокол «Литке» во главе со своим умным и талантливым капитаном А. П. Бочеком закончил свое весьма нелегкое плавание — провел суда от Чукотки до Колымы, вернулся назад и, разумеется, не мог не пострадать. Он держался на плаву только благодаря беспрерывной работе всех помп, откачивающих воду. К тому же у него были повреждены винты и руль.
«Литке» вышел из бухты Провидения 12 ноября.
Задним умом все крепки. Кое-кто из команды считал, что надо было вызывать подмогу гораздо раньше, еще на подходе к Берингову проливу.
14 ноября «Литке» находился в тридцати пяти милях от «Челюскина».
Составлялись списки тех, кому зимовка совсем не обязательна. Это в первую очередь женщины, дети, плотники, часть команды. Родители Карины Васильевой и Аллы Буйко готовили санки и шили заплечные мешки, в которых можно было бы переносить своих помощниц при походе через торосы.
Доктор Никитин составил список тех, кто по состоянию здоровья не мог остаться на зимовку. В этот «черный» список попал и «наука» Гаккель.
Интеллигентный, всегда выдержанный, Яков Яковлевич пришел в бешенство.
— Что же это такое получается! — накинулся он на доктора. — От угольных авралов вы меня по состоянию здоровья не освобождали, а теперь у меня оказалось больное сердце? Этот номер не пройдет!
И он побежал к Шмидту жаловаться.
На судне происходили сборы в путь. Но сколько отъезжающие ни вглядывались в горизонт, даже намека на дым «Литке» не было видно. Отправлять по дрейфующим льдам группу в сорок человек никто не рискнул. Вариант пешего перехода отпал сам собой.
Тем временем Бабушкин готовил самолет для ледовой разведки. Колеса с амфибии были сняты, и на оси поставлены лыжи. Все свободные от вахты готовили взлетную полосу — сшибали неровности.
Бабушкин понимал, что сейчас вся надежда на него. Только с воздуха можно узнать состояние льдов и отыскать «Литке».
Через два дня аэродром был готов.
Бабушкин сказал Воронину:
— Сперва я сделаю контрольный облет, а потом уж мы полетим вместе.
Затарахтел мотор, начался взлет. Но где-то на середине полосы гул мотора изменил свой тон, раздалось чихание и стрельба, обороты упали. Лыжа зацепилась за торос и отлетела в сторону. Аэропланчик беззвучно ударился о следующий торос, и только через секунду послышался удар и звук раскалываемой сухой лучины. Шмидт побледнел и отвернулся.
Когда челюскинцы подбежали к месту падения аэроплана, Бабушкин сидел в кабине искореженной машины и, казалось, о чем-то думал.
— Жив! Ну, слава богу! — выдохнул механик Валавин.
Бабушкин медленно вылез из кабины.
— Что случилось, Михаил Сергеевич? — спросил механик.
— Техника подвела, обороты срезало на взлете, — отозвался тот и медленно пошел к «Челюскину».
Итак, надежды на помощь авиации рухнули вместе с аэропланчиком.
17 ноября «Челюскин» принял правительственную телеграмму. Зампред Совнаркома В. В. Куйбышев официально передавал «Литке» в полное распоряжение Шмидта. А через некоторое время капитан Бочек передал Шмидту следующую телеграмму:
«Приветствую распоряжение… Куйбышева. Для себя считаю честью быть в вашем распоряжении. Прошу вашего срочного согласия на немедленный вывод «Литке» из льдов. В течение нескольких часов с большими усилиями «Литке» пробирается на ост в надежде встретить открытую воду. Быстрое образование молодого льда, его торошение создали угрозу невыхода «Литке» из льдов, что приведет к неминуемой катастрофе. Горячо и искренне стремились помочь «Челюскину». Опасаемся, что сами скоро будем в положении бедствующего судна. Бочек».
Положение Шмидта было сложным. Теперь на нем лежала ответственность за два судна.
В этот же день произошло очередное совещание командного состава.
Капитан, казалось, постарел на несколько лет. Все выглядели также не слишком хорошо. Только Шмидта не покидало его обычное спокойствие и уверенность в благополучном исходе экспедиции. По крайней мере, так всем казалось.
— Что скажет Владимир Иванович? — спросил Шмидт.
Капитан медленно поднял голову. Похоже было, что он не знает, как поступить.
— «Литке» не сообщает даже, сколько у него угля.
Все понимали, что «Литке» через какое-то время окажется втянутым в общеполярный дрейф.
— Что предлагаете?
— И телеграмму Бочек составил по-умному. Если с «Литке» что-нибудь случится, то вина ляжет…
Капитан глубоко задумался.
Иван Копусов, замначальника экспедиции по хозяйственным делам, не выдержал и резко бросил:
— Чего там темнить? «Литке» надо отпустить.
— Конечно, отпустить, — подтвердил Гудин.
— Отпустить, — сказал Бабушкин.
Так был отпущен «Литке».
Теперь все окончательно поняли, что помощи ждать неоткуда. Предстоит тяжелая зимовка. Это в лучшем случае. А в худшем… Впрочем, дальше думать не следовало. Жалобы, тоска и «философствование» на зимовке непозволительны.
Шмидт прошел в свою каюту и заперся.
Он понимал, что судно обречено. Как только прекратится дрейф, начнется сжатие. Сжатие начнется, как только ледяное поле встретит непреодолимое препятствие, например, остров. Продолжая свое движение, поле начнет ломаться, льдины полезут одна на другую, возникнет вал торошения, который сомнет судно, как бумажный кораблик.
Каждую ночь Шмидта преследовал один и тот же сон — зеленое заходящее солнце, голубые с краснотцой торосы, и все это медленно проходит сквозь судно, сверкая гранями. Слышится звон раздавливаемого стекла, скрежет металла, пулеметная дробь вылетающих заклепок. Каждый раз, когда это живое, бездушное и неумолимое поле начинало спокойно крошить всё, что создано разумным человеком, Отто Юльевич просыпался. Звуки разрушения, однако, оказывались реальными — за бортом происходило очередное, пока незначительное, сжатие.