Страница 14 из 52
— Нет! К обсерватории! — потребовал Федор Васильевич.
— Ты не залезешь наверх.
— Это ничего. Мне нужно.
— Через пару минут, — пообещал санитару Иван Леонидович. — А ты беги в корпус.
— Я с вами, — строптиво ответила Наташа.
— Ну, ладно. Поехали. Что за обсерватория — знаешь?
— Понятия не имею.
— У нее имя есть — «Звездное небо». Сперва была народной, туда все лазили смотреть на звезды. Потом ее забрал себе университет, поставили новое оборудование. Это было ровно за год до начала минимума. Поэтому вся наша группа и поселилась в «Сокольниках» — чтобы быть к ней поближе.
То, что Иван Леонидович назвал «минимумом», стряслось двадцать лет назад, и Наташа, учась в школе, вынуждена была в этой беде разобраться — насколько астрономические дела могут быть доступны ребенку. Она вместе с подругой Улей делала сперва плоскую, потом трехмерную виртуальную модель Солнца, на которой проступали и исчезали пятна.
— Вы смотрите на Солнце? — спросила Наташа.
— Да.
Старик молчал. Видимо, собирался с силами.
Обсерватория оказалась совсем близко, просто была скрыта деревьями. Наташа увидела четырехугольные белые башни. На двух были большие купола.
— Вот, — сказал Иван Леонидович, — По лестнице я тебя не потащу. Сам еле пропихиваюсь.
Федор Васильевич высунулся из «Умки», опираясь на дверцу.
— А солнышко-то светит, — сказал он с непонятной радостью, — Светит наше солнышко. Вот туда я и полечу, а ты наблюдай…
— Зачем тебе обсерватория?
— Хотел убедиться, что она жива.
— Убедился? Нет, это же надо додуматься! Ты что, считал, будто мы тебе на мониторы и в голонишу какие-то старые записи вытаскиваем?
— Помолчи, Ванька. Я должен знать, что все в порядке… что оставляю все в порядке…
— Опять ты чушь несешь, Васильич.
— Меня сейчас уложат и будут аккуратненько гасить. Это правильно. Я не должен никого собой обременять. Ни тебя, Ванька, ни Инессу, ни Жана, ни Мишку своего. Я не против, понимаешь? Я только должен знать, что оставляю все в полном порядке и с надеждой на светлое будущее. Поехали в корпус… Воздухом я надышался, воздух отличный, теперь можно и к врачам… Девушка, вы, когда этот проклятый второй минимум пойдет на спад, подумайте обо мне — я услышу…
— Это мистика, Федор Васильевич, — сказала Наташа.
Она знала, что в ближайшем будущем спада не предвидится.
Точнее, когда в школе проходили первый минимум Маун-дера, который длился семьдесят лет и получил название малого ледникового периода, кем-то умным было решено: второй, только что начавшийся, короче не будет. Минимум Шперера, случившийся в Средние века, был длиннее — девяносто лет, но измерений температуры никто не вел — термометров еще не изобрели. А минимум Дальтона, тридцатилетний, стал как бы слабым отголоском маундеровского.
Нынешний ледниковый период был настолько очевиден, что не было нужды давать ему имя ученого, вычислившего его по признакам солнечной активности. Признак был тот же самый, что у маундеровского минимума в семнадцатом веке: после двухсот лет безупречной, с точки зрения астрономов, жизни Солнце вдруг взбунтовалось. Чуть ли не в одночасье количество солнечных пятен снизилось в несколько тысяч раз. И на землю пришел холод.
Двадцать лет при холоде они уже прожили. Оставалось еще полвека.
Можно было, бросив обжитые «Сокольники», перебраться на юг — но кем ты, избалованный комфортом человек, будешь на юге? Лучшие ступеньки социальных лестниц заняты, а ответственная должность сборщика мандаринов в Северной Африке — не для тебя, отладчик программ, не для тебя, ассистент стоматолога…
— Нет. Не мистика, — возразил старик, — Вы меня слушайте, я сейчас в таком состоянии, что очень умные вещи могу сказать… настоящее зрение просыпается… Ванька, тащи меня к эскулапам. Я сделал все, что хотел. Осталось взлететь…
— Слава те Господи, — проворчал Иван Леонидович и погнал снегоход к башенке, в которой были двери четырнадцатого корпуса.
Потом Федора Васильевича на каталке отправили в палату. Иван Леонидович пошел вперед — говорить с врачами, а Наташа, стянув осточертевшую маису, шла вровень с изголовьем носилок. Одежда вдруг сделалась неимоверно тяжелой, и Наташа еле волочила ноги в унтах.
— Бросай ты моего дурака… иди замуж за Ваньку… — вдруг прошептал Федор Васильевич. — Ему всего сорок восемь, сопляк, малолетка…
Помолчал и добавил:
— Его можно любить!.
Раздвинулись двери палаты, пропуская каталку, санитар вошел следом, двери сомкнулись.
Наташа осталась в коридоре и терпеливо ждала Ивана Леонидовича, только сбросила на мягкий пол шубу. Он вышел, очень недовольный, костеря врачей, которые ни в чем не разбираются и ни черта в жизни не понимают.
Потом он подобрал шубу, перекинул через плечо и пошел к бегущей дорожке, Наташа побрела следом. Она молчала — боялась спросить про старика и услышать правду.
У астрономов Ивана Леонидовича ждали с нетерпением. Там уже узнали, что Арамчик получил очень неудачный удар пластиковой пулей — в область сердца.
— Это я виноват. Нужно было послать старого маразматика к лешему! — воскликнул Иван Леонидович, — Вот теперь этот мальчишка — на моей совести! А как ему откажешь? Профессиональный демагог, черти б его драли! Ему бы в торговлю идти, он эскимосу снег по двойной цене продаст!
Коллеги понимающе молчали.
— Арамчик сам вызвался, — наконец сказала женщина, по виду — ровесница Ивана Леонидовича. — Ему это было интересно. И он любит старика…
— Я не должен был отпускать.
Потом Иван Леонидович обвел взглядом своих астрономов.
— Работаем, — тихо сказал он, — Работаем.
Наташа не знала, как быть: оставить теплые вещи и убираться прочь? Этого ей не хотелось. Выйти на связь с Мишкой, чтобы он ее отсюда забрал? Тоже не хотелось.
Один из экранов был свободен — наверное, техника Арамчика, подумала Наташа. Почему бы не сесть к нему, почему бы не посидеть в уголке тихо? Но ведь не пустят…
А если выйти в приемную — то сразу явится охранник и выставит с охраняемой территории.
Наташа высмотрела-таки тихий уголок. До начала дежурства еще было время. Надев очки, она поработала с пультом и нашла астрономическую энциклопедию. Перед глазами образовалось звездное небо. Наташа стала искать британца Маундера с его минимумом.
Когда они с Улей делали свою модель, то, конечно, не смогли поместить на нее нужное количество солнечных пятен: до ледникового периода их было чуть не пятьдесят тысяч, на модели поместилось двенадцать. А после угасания осталось лишь три живых пятна. Вот что они сумели передать — так это изменение скорости вращения Солнца.
Наташа знала: после минимума Солнце восстанавливается очень медленно. Выход из глубокой фазы минимума — по меньшей мере пятнадцать лет. Она поискала последнюю информацию. Узнала, что замеры радиоуглерода в воздухе ничем не отличаются от прошлогодних. То есть его на два с половиной процента больше, чем до начала ледникового периода. А будет ли понижение добрым знаком — профессора не могли договориться.
Нужно было уходить, нужно было уходить… а не получалось…
В поисках новостей Наташа набрела на виртуальную гостиную «Звездочет». Разобраться, о чем спорили в разных ее ветвях, она не сумела, но дискуссия о подземных комплексах вокруг Москвы была более или менее понятна.
«Это была вынужденная мера, — писал некто Ульдемир. — Чтобы вообще не бросать Москву, как бросили Ярославль и Вологду. Когда Солнце активизируется — будет кому все восстанавливать».
«И все равно получается, что бросили, — возражал некто Минотавр, — Смотри сам — когда минимум кончится и понемногу начнет теплеть, люди что, так сразу полезут наверх?! Подземная Москва выгоднее. Во-первых, она уже есть, все отработано, все действует. Во-вторых, тепло! Верхняя Москва стране будет не по карману — при наших ценах на газ».
«Вы забыли про батареи Клейнера, — напомнил некто Пор-фирий, — Их же можно расконсервировать. Солнечная энергия вообще бесплатная».