Аропс

"Может, мне лучше идентифицироваться с Чарачичи? - вконец расстроился Аропс. - И убежать в лес, чтобы никого не смущать?"

"Об этом не может быть и речи... А что за имя ты себе придумал?"

"Я не виноват. Я старался объяснить своей матери, что я - космическая спора, миллионы лет плававшая в Космосе. СПОРА. Она почти поняла меня, только почему-то наоборот, и назвала АРОПС".

"Ничего удивительного. Ведь ты для них есть, и тебя нет. Ты всего лишь отражение космической сущности, одна половинка уравнения. Но людей это не касается. Ты не имеешь права раскодироваться и ставить под угрозу всю информсистему".

"Что же мне теперь делать?"

"Строго следовать Программе. В первую очередь принять человеческий облик. Но меняться надо постепенно, чтобы их это не испугало. Запомнил?! Подражать только людям! Все! До следующего контакта. У меня еще три тысячи семьсот пятьдесят два вызова..."

Аропс спустился по водосточной трубе, влез в окно и юркнул в свою коляску - кроватки у него еще не было...

Мать с радостным трепетом разглядывала своего дитятю, всякий раз обнаруживая все новые и новые чудесные превращения. Уши его уже не казались ей такими оттопыренными и нелепыми. На них все четче проступали характерные завитки и бороздки, в складочках которых однажды она с восторгом обнаружила ушные отверстия. Глаза становились менее выпуклыми и круглыми. Появились белки и радужка со зрачком. А перепонки между пальцами исчезли в одну ночь. Кожа заметно порозовела.

И когда соседка, самая въедливая и зловредная, в очередной раз пристала к свекрови с одним и тем же настырным вопросом: почему, мол, они ребеночка своего от людей прячут, уж не сглазу ли боятся, та со спокойной улыбкой возразила:

- Чего нам, милая, бояться?.. А-аро-опсик! Поди-ка сюда, детка.

И на бабушкин зов спрыгнул с крылечка мальчик в вязаных рейтузиках и полосатой кофточке, с аккуратно расчесанными на пробор темными волосиками.

- Я здесь, бабуля, - сказал мальчик, аппетитно хрустя морковкой.

- О господи! - опешила соседка. - Кто это?

- Внучек мой. Аропсик, - с гордостью ответила свекровь.

- Тот самый, что родился три месяца назад?!

- Тот самый.

- Не может быть. Ему ж не меньше двух годочков будет.

- Может, он у нас вторым Давидом Сасунским народился. Новым героем эпоса станет... А теперь уходи. А то и правда сглазишь!

Аропс старательно притворялся человеческим детенышем, считая, однако, что занятие это довольно скучное и неинтересное. Он больше не гудел, не летал под потолком самолетиком, не вертелся кофемолкой, не подражал земноводным, Чарачичи, не глотал домашних пчел и не делал из них брикетиков. Он даже есть начал, как все, и не вертел при этом в животе жерновами, а солидно оглаживал себя после сытного обеда и икал, как папа.

Мама немножко тосковала по прежнему Аропсику с его неожиданными и смешными выходками. Но зато теперь ей можно было не стыдиться за него перед соседями и не ловить на себе косые, подозрительные взгляды свекрови. Она так и не узнала тайну появления в ее семье "сына" Аропса, муж решил навсегда скрыть от нее это.

А время бежало быстро. Аропс не захотел стать вторым Давидом Сасунским - силачом, богатырем и непобедимым воином, наделенным всевозможными чудесными свойствами. Хотя ему это не составило бы труда. Ведь Давид Сасунский, как и он сам, был занесен на Землю космическими ветрами и тоже не мог смириться с жесткими и тесными рамками человеческих возможностей. Аропс честно решил держать слово, данное Прибывшему на Зов. Он добросовестно делал вид, будто учится вместе с земными детьми в обыкновенной сельской школе, усиленно думает над примитивной задачкой и очень боится получить двойку. И ему верили и ученики, и учителя. Что-что, а подражать он умел!

За семнадцать прожитых на Земле лет Аропс ни разу не нарушил заданной установки. И скорее всего, остался бы верен ей до конца Программы, исправно изображая из себя "Человека мыслящего", "Человека трудящегося", как поступали и поступают сотни, тысячи, миллионы космических гастролеров, нашедших временное пристанище на этой красивой и радушной планете. Но беда Аропса, как ни парадоксально, заключалась как раз в его страсти к подражанию. Увлекшись, он настолько отождествил себя с человеком, что отважился влюбиться, да не понарошку, а всерьез, как самый заурядный абориген. И, подобно аборигену, он потерял от любви, что называется, голову.

Объектом своей любви он избрал крупную крепконогую девицу с круглым лицом, круглыми глазами и короткой стрижкой. Его избранница работала в городе, на кондитерской фабрике. В жизни она ненавидела три вещи: шоколадные конфеты, потому что объелась ими у себя на работе; автобусы потому что в них всегда полно народу и ей там вечно отдавливали ноги; и хулиганов, которые постоянно задирали ее на улице и для которых у нее всегда были кулаки наготове.

Аропс, приехавший на выходной день в город, увидел свой идеал в автобусе, битком набитом усталыми и злющими пассажирами. Он начал с того, что наступил ей на ногу. Девица, разумеется, окрысилась. Пошарив в кармане, он нашел там замусоленную шоколадную конфету и во искупление своей вины протянул ее девице. Она так неподражаемо злилась, что он сразу же забыл обо всем на свете. Протиснувшись к выходу, Аропс пошел за нею следом, уговаривая незнакомку прокатиться с ним на "чертовом колесе".

Вконец рассвирепев, девица не выдержала и двинула его кулаком в скулу. Аропс замер от восторга. Вот это экземпляр! Увидев его расплывшееся в глупой улыбке лицо, девица испытала подобие раскаяния и ворчливо буркнула:

- Ладно уж. Где твое "чертово колесо"?

Голос у нее оказался низкий и сильный, как армейская труба, и Аропс окончательно решил, что пошел бы за ней на край Космоса.

Они самозабвенно катались на "чертовом колесе" в Детском городском саду, и на раскрашенных гипсовых верблюдах, и даже - на водяной карусели. А вечером в цирке затаив дыхание следили за трюками воздушных акробатов. И Аропс впервые пожалел, что он не Давид Сасунский, а то он бы им всем (а главное - ей!) показал и не такое. К концу представления Аропс окончательно решил, что не может жить без нее на Земле.

Он проводил ее до дому и назначил свидание на следующее воскресенье.

- Ладно, - сказала девица трубным голосом. - Приду, если твой синяк заживет. А то на тебя глядеть умора одна.

Аропс думал о ней всю бесконечно долгую неделю. Десять раз на день он бегал к маленькому зеркальцу над умывальником посмотреть на меняющий цвета синяк, чтобы лишний раз убедиться, что девица - явь. Аропс мог, конечно, избавиться от синяка в одну секунду, но он был дорог ему как память. Увы, беда Аропса, нарушившая все Программы, заключалась в том, что он не имитировал, как положено, влюбленность, но попался в эту ловушку столь же слепо и безрассудно, как это постоянно случается со всеми людьми на Земле. А влюбленные, как известно, самая ненадежная часть земного человечества.

И когда в следующий выходной они встретились в Оперном садике у Лебединого озера, на котором никогда не было лебедей, он был полон решимости любой ценой доказать ей искренность и неподдельность своей любви. Девица равнодушно вышагивала рядом с ним, налитая и упругая, как обтянутый тугой кожицей сочный плод. День стоял жаркий, и она потребовала мороженого. А потом долго, с упоением грызла заиндевевший брикетик, пока мороженое, уступая зною, не начало потихоньку ускользать от нее, оставляя на асфальте молочные цветы.

Аропс исподтишка любовался ее крупными, белыми зубами, розовым язычком, старательно слизывающим мороженое, ее похожими на еловые иголки ресницами. А она так была поглощена своим занятием, что, казалось, совсем забыла о нем.

"Как же, как заставить обратить на себя ее внимание?!" - в отчаянии размышлял Аропс, не спуская с нее восхищенных глаз.

Он знал, что влюбленные земляне готовы на любые безрассудства ради своих любимых. Правда, больше на словах. А он... ведь он может не на словах - на деле доказать ей свою любовь! У него в запасе столько неиспользованных возможностей!.. И он забыл об осторожности, о запретах. Им руководило одно-единственное желание во что бы то ни стало понравиться этой девушке, завоевать ее сердце.