Змея

- Почему вы ее так зовете? - возмутилась я.

- Да глаза-то у ей точь-точь как у одной моей амуры, которая в прошлом году чахоткой померла...

Я не помню, как я вскочила из-за столика, выскочила из кафе и летела по улицам домой. Возмущению моему не было границ.

В этот вечер Валя пришла очень поздно, но я не спала, и мы с ней проговорили до утра. Валя поклялась мне, что выходит за него замуж и что скоро будет их пышная помолвка.

- Ты сошла с ума! - вскликнула я. - у тебя будет такой муж?!

- Да, будет! - твердо ответила она. - я разочаровалась в любви, и меня спасти могут только деньги, меня успокоит только роскошь! Но пока я с ним не обвенчаюсь, наши мамы не должны ничего знать, а вот на тебя он в обиде, и даже очень большой. Ты так ушла...

И от Валиных слов мне стало стыдно. Моя несчастная сестренка! Кто виноват в том, что так все нескладно у нее сложилось! Хочу ее бранить, а в душе люблю ее и жалею. Что ж делать, если она уж так решила, то дай Бог им счастья - но все-таки это ужасно...

Е. Д. Юдина - Е. П. Мещерской

Вы не можете себе представить, дорогая Екатерина Прокофьевна, какое впечатление осталось у меня от нашего, хотя и мимолетного, свидания. Боже, сколько перемен! Дай вам Бог вынести все посланные на вашу долю испытания!.. Конечно, я много счастливее вас: хотя мы и лишились всего, но со мной остались мой муж и оба сына. Правда, Володя все время в музыкальных бригадах, на фронтах гражданской войны. Ждем его со дня на день домой... А давно ли он вместе с вашим сыном занимался на скрипке у одного и того же профессора... Мечтаю зайти к вам и лично посмотреть, какая стала Китти.

Уважающая вас Елизавета Дмитриевна Юдина.

Дневник Китти

Могу ли я радоваться тому, что произошла Октябрьская революция? Конечно, нет, потому что у меня из живых родных осталась только одна мама, но что касается моей судьбы, я бесконечно рада революции! Если б было старое время, быть бы мне женой хорошего, но недалекого и абсолютно чуждого мне по душе Мишотика Оболенского. Теперь же я сама себе голова, и хотя маму я и слушаюсь, но уж замуж ей меня не спровадить! Нет! Вот счастье-то!

Это совсем не означает, что я не люблю мужчин. Наоборот, я их очень люблю, они самые лучшие товарищи, и дружить с ними одно удовольствие.

Мне кажется, что чаще всего сами женщины бывают виноваты в своих несчастьях. Они всегда ищут себе поклонников, верят в свою неотразимость, отчего часто даже самые хорошенькие из них бывают несчастны.

Я, например, знаю, что я некрасива, и поэтому в мужчинах я буду всегда искать только дружбу; наверное, поэтому их так у меня много. Все окружающие меня мужчины - мои друзья, и каждый из них имеет для меня свою особую прелесть.

На Виталия, например, я люблю просто смотреть, так он прекрасен. Он похож на Байрона (исключая байроновскую хромоту), и у него большое дарование - его стихи прекрасны. Мы часто ходим с ним на Поварскую, в бывший дом графов Соллогубов. Теперь это дом поэтов. Виталий - член литературного общества, которое называется "Африфэкс", что в переводе означает "мастера слова". Ах, как я люблю литературные вечера в этом старом особняке!.. Потом, в поздний час, мы возвращаемся по пустынной, затихшей улице. Он провожает меня и часто читает мне по дороге стихи Бодлера или Альфреда Мюссе на французском, которым прекрасно владеет. Я слушаю стихи, смотрю в его по-настоящему синие глаза, на его вьющиеся, откинутые назад волны каштановых волос, на нежный, по-девичьи очерченный рот и наслаждаюсь красотой, которая, встречаясь на пути человека, не может не радовать, не волновать его, красотой безотносительной, самой по себе, несущей в себе отблеск вечного и совершенного...

Или, например, мой друг - молодой профессор философии Т. С ним я иногда целые вечера просиживаю в просторных залах Румянцевской библиотеки, в мягком, зеленоватом, спокойном свете настольных ламп. Он выбирает мне книги одну замечательнее другой - например, "Речь о венце" Демосфена или "Аякс" (трагедия) Аристотеля, интереснейшие книги об эстетике и искусстве.

Высокий, худощавый, бледный, немного болезненный, он, с большими, светлыми, лихорадочно блестящими глазами, почему-то часто представляется мне в моей фантазии в черной, шуршащей шелковой сутане иезуита средних веков. В нем есть что-то от фанатика, есть и какой-то аскетизм. Может быть, он мне кажется таким потому, что умеет блестяще развить какую-нибудь теорию и тут же сам разбить ее в пух и прах. Он заставляет меня читать и учить "Психологию" Челпанова, спрашивает и проверяет, поняла ли я что-нибудь из прочитанного, и любит меня поддразнить. Его едкий, тонкий и блестящий ум часто играет, сверкает и пьянит, как самое лучшее, изысканное вино...

Какой противоположностью всем этим людям является мой другой друг, некто N. Об этом человеке стоит рассказать. Это бывший офицер, который в 1917 году эмигрировал за границу. Там он быстро разочаровался во всех, кто выступил против Советской России, и смело перешагнул обратно границу, рискуя быть расстрелянным на месте. Очутившись на родине, он немедленно отдал себя в руки советского правосудия. Претерпев все то, что ему надлежало при таких обстоятельствах, он, хотя и носит красноармейскую шинель без всяких нашивок, слывет первым стрелком, на всех состязаниях берет первые призы, преподает стрельбу красноармейцам. Его портрет неоднократно появлялся в журнале "Советский спорт". Он ворвался в нашу квартиру (вернее, в наши две комнатки) бурный, шумный, с переборами гитары, с жестокими цыганскими старинными романсами, со сворой своих чудесных собак, так как он вдобавок ко всему еще и ярый охотник. Мои друзья сейчас же окрестили его Ричард Львиное сердце, но, конечно, его появление никому особенно не понравилось. Что касается меня, то если б не мой внутренний иммунитет, спасающий меня от любви, то я, наверное, погибла бы от коварного Ричарда. Он повел на меня самую головокружительную атаку, и несмотря на то, что я сначала отшучивалась, а потом серьезно призналась ему в том, что высказанные им мне чувства могут только испортить наши отношения, он не переставал разыгрывать всяческие страсти, даже не скрывал своей ревности, пока, наконец, его не увидела у нас одна дама из "бывшего света".