Шестая плоскость

Баром не мигая смотрел на своего горе-благодетеля.

- А про старый уговор ты позабыл? Ты должен был вывезти нас из страны. И, думается мне, четыре миллиона толкачетов, что были в наших сумках на момент ареста, ты уже присвоил.

- Присвоил, а как же. В виде обещанной компенсации за неудобства. Ты сорвал дело, помнишь?

- Полагаю, теперь мы в расчете.

Нокот добродушно развел руками:

- Поэтому я и здесь! И предлагаю тебе соглашение. Я выступлю свидетелем по вашему делу и вытащу тебя на свободу. Ты даже сохранишь свое предприятие. Не целиком, разумеется. Процентов сорок...

- И почему я должен отдать тебе шестьдесят процентов своего бизнеса?

- Это цена моей защиты. И моих показаний. Сделаем так, что обвинения в проведении операций лягут на ту девку. О, не смотри на меня так, Баром. Она красива, я не спорю. Но подумай, хочешь ли ты провести остаток жизни в виде овоща из-за пары сисек?

Баром сплюнул на пол:

- Нужен другой способ.

- Он есть! - с наигранным энтузиазмом заверил его Ольфи. - Ты можешь взять всю вину на себя, изобразить на допросе, будто ты похитил ее и удалил контроллер насильно и все это время держал в подвале... и отправиться в Оранжерею. Там тебя стерилизуют, почистят лишние нейронные связи в мозгу. Может, это и не плохо, забыть все и начать с чистого листа, как считаешь? Ты сможешь стоять у станка, но вот думать и воспринимать - вряд ли! - глава администрации рисовал эту картину с театральной мечтательностью.

- И тогда она будет свободна? - хмуро уточнил Баром.

- В некотором смысле - да. Ей снова пришьют контроллер, настроят его на подавление некоторой группы воспоминаний. Отправят на исправительные работы на круг-другой. Если ты хочешь, я даже подтвержу твои показания. Забавы ради.

Баром не находил такой расклад сколько-нибудь забавным.

- Я смогу переписать на нее свое предприятие?

- Сомневаюсь. С большей вероятностью оно отойдет в собственность государства, - с фальшивым трагизмом произнес Ольфи.

- Или?

- Или ты можешь спасти себя и свой бизнес. Кто знает, возможно, я даже смогу избавить тебя от повторной операции...

Баром по привычке потянулся к нейрокулону, напоминавшему о его главной слабости, и в который раз осознал, что его больше нет. Игрушку сорвали при обыске. Ольфи истолковал это движение по-своему:

- Что, за сердце хватаешься? А кто мне втирал про то, что слушает лишь глас разума, м?

Баром проигнорировал этот выпад:

- Как я могу доверять тебе после всего? Как могу знать, что ты сдержишь слово, даже если я соглашусь?

- Никак, - пожал плечами Ольфи, глядя на Барома словно на малое дитя, - Но я до сих пор тебя ни разу не подвел, дружище.

Когда Нокот ушел, Баром долго стоял у иллюминатора. Глядел на мизерный квадратик неба, доступный обзору из его камеры. Он вспоминал, как впервые увидел Атви перед взрывом в заведении. Как она залезла к нему под одеяло после эпизода у карты Дымского Краса. Как они гоняли по ночам на чозере, крича в темноту всякую чушь и распевая песни. Как мотались в Антрацитовую на просмотры домов и в итоге купили тот, что приглянулся ей - невзрачный, зато у самой воды. Как уснули в корзине воздушного шара на излете третьих суток празднования дня ее воплощения. Дату которого он тоже отлично помнил. Детально и тщательно - привык так подходить к каждому делу - он вспоминал ее любимые словечки и ужимки. Потому что знал - очень скоро ему предстоит навсегда отсечь эти воспоминания.

***

Люди в белой униформе стояли у потоковой ленты и соединяли детали. Десятки рабочих синхронно повторяли вкручивающее движение правой рукой. Раз за разом, час за часом. Они выполняли работу молча и сосредоточенно. Что за исполинский конструктор они предполагали собрать из сонма этих деталей? Атви не знала.

Теперь в ее камере круглосуточно демонстрировали этот беззвучный фильм. Время от времени в кадре появлялся человек в сером рабочем костюме - он прохаживался по рядам, контролировал процесс. И выглядел единственным разумным воспринимающим существом среди биороботов. Говорил по агатону, иногда держал руки в карманах.

Два раза в день люди как по команде выстраивались в шеренгу и стройной колонной покидали цех. Лента останавливалась, и Атви наблюдала пустое заводское помещение. Они возвращались ровно через час и продолжали выполнять сборку. Иногда одна группа оставляла рабочие места, чтобы их тут же заняла другая.

В такие моменты из углов ее камеры начинал сочиться сладковатый пар. Он восхитительно пах свежескошенной травой. Успокаивал ум и приносил видения. Она видела отца, сидящим напротив. За его спиной зеленели поля Старостопольской. Жалела, что так и не поговорила с ним, боясь подставить под удар. Или все же поговорила? Мысли путались. Ей все чаще мерещилось собственное лицо среди рабочих у ленты.

Атви расковыряла отросшими ногтями место, где прежде сидела скрепка, чтобы убедиться - ее там нет. Кровь заляпала будку и вскоре засохла на руках и полу коричневыми пятнами. Она решила, слова агрегаторов о том, что контроллер на месте, были провокацией. Они ожидали признания в удалении. Но зачем им было ее признание?

В голове ее засела навязчивая мысль: 'А вдруг он там, глубоко внутри, вдруг Баром действительно только поменял настройки? Вдруг мир такой, каким он виделся мне в коммуне, и не было никакой катастрофы?'

Но затем она вспоминала Юмму и Кута, Йорна и остальных. Кажется, они говорили об экологическом коллапсе и его последствиях. Не могли же они быть частью лживого спектакля? Или все же могли?

Атви понимала, что репортаж из Оранжереи был призван сломить ее. Старалась поменьше глядеть на экран. Но за отсутствием иных раздражителей в коробке, внимание неизбежно возвращалось к людям в белой униформе. Тело постепенно срасталось с одеждой и пускало корни в пол. С каждым днем отделить реальность от галлюцинаций становилось все сложнее.

Когда ее снова вызвали на допрос в комнату с черным стеклом, она уже с трудом осознавала себя. Разум будто подернулся плесенью и источал вонь безумия.

- Атавия Холо, вам предъявлены новые обвинения, - пробасил динамик, - у нас есть показания свидетеля, неоспоримо указывающие на то, что вы лично проводили операции по извлечению скрин-контроллеров.

Ценой нечеловеческого напряжения Атви заставила речевой аппарат работать:

- Это ложь.

- Назовите имя того, кто проводил манипуляции с вашим аппаратом, и комитет рассмотрит вопрос о вашем освобождении с условием повторного вживления.