Остановите печать!

Старик обладал своеобразным шоферским темпераментом. И сейчас был заметно раздражен. Если бы пассажир продемонстрировал хотя бы малейший интерес к пейзажам, он бы списал его в разряд безвредных городских чудаков. Но ему не нравилось возить людей, которые сами не знают, чего хотят.

Почувствовав это, Буссеншут поспешно объяснил:

– Мне доктор прописал побольше ездить в автомобилях. Давайте вернемся в Пигг, если вам не трудно.

Как он только что узнал, миссис Бердвайр однажды удалось проникнуть в святая святых Востока – в гарем султана, переодевшись евнухом.

Старый шофер неохотно описал круг по центральной площади Литтл-Лимбера и взял курс назад в сторону Пигга.

Прошел сильный дождь, отчего воздух пропитался густыми испарениями земли. Небо, прихотливо менявшее оттенки от чуть зеленоватого до белесого и голубого, то и дело прочерчивали стайки зябликов. Но Буссеншут продолжал читать со своей обычной скоростью, равнявшейся ста восьмидесяти страницам в час. Он узнал, что верблюды неизменно испытывали к миссис Бердвайр повышенную симпатию. Они тыкались в нее носами. Буссеншут мстительно припомнил, что подобная манера неизменно приписывалась в финалах книг собакам автора. Он заглянул в конец. Собаки в эпилоге лишь радостно виляли хвостами.

– Пигг, сэр.

Буссеншут снова прервал чтение.

– Возвращение в Пигг, – произнес он, весело пародируя название знаменитой поэмы. – Теперь можно отправляться в аббатство, мой друг, но пусть наш маршрут проляжет через Снаг.

Водитель к этому моменту просто кипел от возмущения. Он уже принял решение взять с пассажира повышенный тариф – на три пенса за милю больше обычного. Развернув автомобиль, он снова вынужден был проехать через Литтл-Лимбер, за которым свернул на извилистый проселок.

– Остановитесь! – неожиданно воскликнул Буссеншут. – Кому принадлежит та странная лошадь на склоне холма?

– Ее хозяйка миссис Бердвайр, сэр.

– Неужели та самая миссис Бердвайр? Какое необычайное совпадение! – Буссеншута ничуть не смущало, что его слова звучали откровенно фальшиво. – А эта дорога ведет мимо ее дома?

– Да, сэр.

Буссеншут посмотрел на часы и сказал:

– Моему приятелю в аббатстве придется немного подождать. Мы с миссис Бердвайр чуть ли не весь земной шар объехали вместе, и я просто обязан нанести ей визит.

Он захлопнул томик под названием «Я и мои минареты» и выкинул его в окно через окаймлявшую дорогу живую изгородь.

– Не медлите же. Скорее в путь!

Оказавшись в столовой в самом конце трапезы, Уинтер испытал чувство, будто это происходит с ним не впервые. Точно так же он однажды входил в подобную комнату, где за столом шел оживленный разговор, гости поглощали пирожные с заварным кремом, фруктовый пудинг, еще какие-то сладости и никому больше ситуация не представлялась странной. Хотя воспоминание даже ему самому виделось смутно, как нечто, происшедшее очень давно.

Каждый из нас переживает порой нечто подобное, и первая наша реакция – проверить детальное совпадение нынешней и прошлой ситуаций. Уинтер посмотрел влево от себя и увидел сладкий омлет, точно вписывавшийся в общую картину. Прямо перед ним стояла тарелка с супом, столь же отдаленно знакомая, как и все прочее. Но вот справа высилась горка безе, и она-то разрушила иллюзию. Он, должно быть, действительно смертельно устал, подумал Уинтер, ведь именно переутомление так обманывает органы чувств. Наше ощущение реальности на мгновение незаметно отступает на задний план, освобождая место воспоминаниям, но проходит секунда-другая, и все возвращается на свои места. Это, по всей вероятности, один из самых необычных, хотя и не столь уж редких трюков нашего сознания. Доктор Герберт Чоун, чей широко разрекламированный лик он разглядел по одну из сторон стола, определил бы явление как парамнезию[24], ложные воспоминания…

Впрочем, Уинтера это почти не встревожило. Ему тут же пришел на память сон, приснившийся позапрошлой ночью. В том сне его окружала непрерывная болтовня, шум разговоров, непрестанных и раздражающе монотонных. Как и сейчас. Разница заключалась в том, что во сне разговоры вели ученые, то есть люди мало-мальски деликатные. А здесь стоял гвалт голосов намного более высоких и громких. И даже вилками, ложками, ножами и бокалами гости ухитрялись шуметь гораздо громче, чем принято в нормальном обществе. Кроме того, праздничный обед, накрытый в доме мистера Элиота в честь сомнительной годовщины, живо напоминал другие сны: настоящие кошмары, когда мнится, что ты снова вернулся за школьную парту. В школьной столовой даже стол был примерно такой же длины, да и степень духовной зрелости собравшихся здесь, скорее всего, не намного превышала ученическую. Но вот суп… Судя по запаху, как с удовольствием отметил Уинтер, суп мог просто прибыть с другой планеты.

Вариации на тему этих мыслей он решил использовать, чтобы внести свой вклад во всеобщий тарарам, царивший вокруг, и заговорил, обращаясь к блюду с безе.

– Как у большинства людей, так до конца и не выросших, – сказал он мрачно, – осталось подспудное ощущение, что меня не следовало выпускать из школы, а отсюда рождается страх оказаться там однажды снова. Вы случайно не читали роман Сторера Клаурстона «Блудный отец»? Там рассказывается о респектабельном адвокате из Эдинбурга, который начинает молодеть, вместо того чтобы стариться. Совершенно жуткая идея. Быть Питером Пэном и так и не повзрослеть – вполне заурядная ситуация, с которой мы сталкиваемся повсеместно. Но медленно и безнадежно расти обратно, чтобы снова постыдно сосать палец в колыбельке… Такой сюжет сделал бы честь создателю ада из «Божественной комедии». Вы согласны?

Приблизившись к блюду с безе и закончив свое обращение, Уинтер обнаружил сидевшую рядом с ним седовласую леди в шляпе, похожей на птичье гнездо, и кружевном воротнике, прикрепленном несколькими миниатюрными костяными заколками. Старушка энергично закивала. Так энергично, что Уинтер испугался, как бы из гнезда не выпорхнули птички. Но ничего не произошло, только щеки старушки слегка порозовели. Несколько мгновений представлялось, что она просто ищет подходящего словесного продолжения для выраженного кивком согласия. Впечатление оказалось ложным. Она промолчала и стала набивать рот очередным пирожным. Выяснилось, что это не такие, как она, наполняют комнату нескончаемым шумом голосов, и Уинтер обратил взор в сторону десертного омлета. На этот раз он решил запустить нечто совсем простенькое и сказал:

– Очень многолюдный прием.

Он помнил, что во сне люди разговаривали с единственной целью: избежать необходимости прямо и решительно подойти к решению стоявшей перед ними проблемы. И, осмотревшись вокруг, пришел к убеждению, что и толпа гостей в Раст-Холле, как и сама обстановка в доме, не способствовали вдумчивому подходу к разгадке мистерии.

– Боюсь, – добавил он, – я здесь вообще никого не знаю.

– Это сообщество людей, – отозвался мужчина, поедавший кусок омлета, – в своем роде уникально. Они представляют собой сливки великой современной издательской индустрии.

Мужчина был крупного сложения в плохо сидевшем на нем твидовом костюме. Со странным лукавством поглядывая на собеседника, он, тем не менее, вещал велеречиво и даже помпезно.

– Возьмем, к примеру, – продолжил он, и Уинтер понял, что на этот раз точно попал на одного из говорунов, – любые двадцать книг, продающихся в Англии. И, как ни прискорбно это признавать, почти наверняка шесть из них окажутся совершенно никуда негодными. Еще шесть будут не то чтобы совсем плохи, но невыносимо скучны. Лишь восемь оставшихся доставят читателю удовольствие, и две из них, – мужчина театральным жестом указал в сторону главы стола, – выйдут из-под пера нашего сегодняшнего хозяина.

Уинтер сказал, что это поистине выдающееся достижение.

– Вот именно – выдающееся! – подхватил здоровяк. – Особенно если учесть, как долго уже этот товар присутствует на литературном рынке. – Разговаривая, он отдувался, что придавало ему сходство с лягушкой, усиливавшееся зеленым оттенком твида. – Это достойный труд, и я счастлив, что имею к нему непосредственное отношение.

24

Странно, что автор не характеризует подобное явление как дежавю – термин, широко распространенный к моменту написания романа.