Белая ворона

Да и два брата-полицейских не понравились Звоницкому чрезвычайно. То, как они вели себя, ясно показывало – в этом городишке с соблюдением законности все обстоит еще хуже, чем в целом по России-матушке.

Звоницкому, в отличие от Коли Волгина, лавры комиссара Каттани на себя примерять не хотелось. Насколько Глеб Аркадьевич помнил древний сериал про итальянскую мафию, отважный комиссар дорого заплатил за свои разоблачения. Помнится, он лишился жены, дочки и любовницы… У Звоницкого не было ни жены, ни дочки, ни любовницы, но рисковать ему все равно не хотелось. Глебу Аркадьевичу было что терять.

К тому же он давно уже не имел отношения к правоохранительным органам. Он отправлен на пенсию по состоянию здоровья, верно? У него новая жизнь, новая работа, новые друзья… В общем, прочь отсюда, и как можно скорее.

– Яна, подождите меня здесь, – попросил Глеб Аркадьевич. – Я быстро в дом за вещами и тут же вернусь. Надо хотя бы попрощаться с хозяевами, а то неудобно…

– Потерпи, злодей. Сейчас домой поедем, – пообещал Звоницкий Грязному Гарри. Тот в ответ вывалил длинный язык в пыль и умильно завилял кривым хвостом.

Ветеринар передал ассистентке поводок с извивающимся псом и вошел в дом. Комната, которую отвели Глебу Аркадьевичу, находилась на третьем этаже. По пути туда Звоницкий проходил мимо библиотеки, из-за полуоткрытой двери слышался голос Сергея Петровича Караулова. Очевидно, это был фрагмент телефонного разговора:

– Ты понимаешь, что это абсурд? Как вы посмели тронуть моего сына? Вы что, не соображаете, с кем имеете дело?

Хозяин дома говорил жестко, властно. Видимо, и в своем банке он точно так же держит подчиненных в ежовых рукавицах.

– В общем, так. Я надеюсь, что это недоразумение и что оно в ближайшее время разрешится. В противном случае… Ну, вы представляете, что я могу сделать. Надеюсь, вы прислушаетесь к голосу рассудка – ради собственной шкуры, кстати…

Звоницкий как мог неслышно проскользнул в свою комнату и прислонился к закрытой двери. Сердце у него колотилось. Ох, что-то затевается в этом доме, таком буржуазно-благополучном с виду… И в тот момент, когда это «что-то» начнется, Звоницкому лучше оказаться как можно дальше отсюда.

Глеб Аркадьевич быстро собрал сумку, и в этот момент в дверь его комнаты постучали. Пришлось открыть. На пороге стоял Сергей Петрович и пристально смотрел на гостя.

Звоницкому пришлось посторониться, пропуская хозяина в комнату. Караулов вошел и закрыл за собой дверь.

– Уважаемый Глеб Аркадьевич, – начал пожилой мужчина, – мне безумно неловко перед вами. Вы мой гость, и вдруг такое неприятное, трагическое происшествие…

Звоницкий вежливо кивнул, ожидая, ради чего хозяин дома затеял этот разговор. Ведь Глеб уже пообещал Василию, что все увиденное здесь не станет известно третьим лицам. Чего же Карауловым еще надо?

– Я понимаю, то обстоятельство, что именно вы нашли… э-э, тело, – просто трагическая случайность. Именно я послал вас к озеру, я попросил вас осмотреть моих птиц… Вы в этой истории человек посторонний.

Звоницкий терпеливо ждал. Ну, давай же, не тяни, говори, чего ты хочешь…

Караулов подошел к окну и остановился там.

– Знаете, Глеб Аркадьевич, я не хочу, чтобы вы плохо о нас думали.

– Сергей Петрович, мы слишком мало знакомы, – мягко произнес Звоницкий. – Позвольте, я уеду. Обещаю – от меня никто ничего не узнает.

Пожилой мужчина обернулся. Звоницкий выдержал оценивающий взгляд.

– Эта девушка… Та, что в озере. Это невеста моего младшего сына. Ее звали Каролина Азина. Они с Кириллом были помолвлены почти год. А потом внезапно расстались. Расторгли помолвку без объяснения причин.

Звоницкий стиснул зубы. Он совершенно не собирался вникать в это дело. Но пожилой мужчина, похоже, решил посвятить гостя в детали случившегося.

– Мы были уверены, что Каролина уехала. После того как они поссорились, это было логично. А оказалось, она все это время была здесь… совсем рядом… в озере.

Звоницкий искренне сочувствовал Караулову. Но что, если его сын и в самом деле убил свою невесту, как утверждал Коля Волгин? Кирилл вел себя крайне подозрительно. Сначала попытался сбежать, говоря, что «не может больше здесь оставаться – после того, что случилось»… а когда старший брат не позволил ему пуститься в бега, принялся рыдать. Невиновный так себя не ведет. Невиновный удивляется, возмущается, протестует… А Кирилл принял все случившееся как должное. Как будто именно такого он и ожидал…

– Сергей Петрович, я уверен, следствие разберется и установит истину, – пробормотал Звоницкий, презирая самого себя. Вот такими гладкими общими фразами он оперировал, когда работал в прокуратуре. «Торжество закона», восстановление справедливости, «установление истины»… Все это был фасад, за которым скрывалось нечто куда менее презентабельное. Звоницкий прекрасно помнил «лихие девяностые», когда грань между законом и беззаконием размылась настолько, что непонятно было, где начинается организованная преступность, а где те, кто должен с ней по долгу службы бороться. Глеб Аркадьевич неоднократно был свидетелем того, что деньги – по-настоящему большие деньги – способны черное сделать белым, обвиняемого превратить в свидетеля защиты. Закон был оружием, которое искалечило больше судеб невиновных людей, чем противопехотные мины. Глеб старался держаться подальше от явной грязи, но несколько раз ему пришлось принимать участие в таких делах, о которых сейчас он предпочел бы не вспоминать. И что с того, что на него оказывали давление «сверху», что с того, что коррупция пронизывала всю систему с самого верха… Судя по всему, городок Злобино подзадержался в девяностых дольше других, вот и все… Звоницкий не хотел иметь с этим ничего общего.

– Сергей Петрович, меня ждут… Мне жаль, что вашего сына обвиняют в убийстве… но я здесь человек посторонний. Рад был знакомству, но мне правда пора ехать, – решительно произнес Звоницкий.

– Вы не представляете, что творится в этом городе. – Караулов прикрыл глаза, как будто их резал яркий свет. – А как вам наша доблестная полиция?

– Эти парни – они что, братья? – спросил Глеб.

– Братья, – кивнул пожилой мужчина. – Саша и Леша Трусовы. Я их маленькими знал. Они еще тогда проявляли склонность к насилию. Вы заметили, что именно такие люди часто идут в армию и в органы?

Звоницкому меньше всего хотелось обсуждать темы профессиональной психологии. Но уйти вот так было невежливо, и он кивнул:

– Это нормально для нашей страны. В смысле, так часто бывает…

– Такие люди существовали всегда, – вздохнул Караулов. – Молодые мужчины с избыточной агрессией. Считается, что у многих из них дополнительная Х-хромосома… В прошлые века такие парни отправлялись на войну и гибли там. Войны регулировали эту избыточность… а сейчас их притягивает власть и возможность безнаказанно орудовать дубинкой… Этих братьев Трусовых лет в пятнадцать взяли за драку – они покалечили приезжего.

Звоницкий поневоле заинтересовался:

– И что же? Не думаю, что их посадили.

– Верно, – невесело усмехнулся Караулов. – Мальчиков не только не посадили, все следы их шалости были стерты. А парни отправились на учебу в другой город. Им платили стипендию, и несколько лет назад они вернулись.

Да-а… Верные, как овчарки, злобные, как бультерьеры. Кому же они служат, братья Трусовы?

– Мне показалось, к вам они относятся с уважением…

– Да, так и есть. Я не последний человек в этом городе. Но они выполняют не мои приказы…

– А чьи? – невольно спросил ветеринар.

Но тут Сергей Петрович внезапно замкнулся. Видимо, пожилой мужчина осознал, что и без того наговорил лишнего. Очевидно, внезапная откровенность Караулова была вызвана стрессом в связи с арестом сына. А теперь Сергей Петрович осознал, что откровенничает с малознакомым человеком.

– Извините меня, но мне действительно пора ехать, – твердо сказал Глеб, застегивая «молнию» на сумке.

– Да-да… конечно…